Ирина Галинская - Дж. С. Сэлинджер и М. Булгаков в современных толкованиях

Говоря о переводе на русский язык романа Сэлинджера Р. Я. Райт-Ковалевой, Петренко прежде всего отмечает, что текст романа передан на нормативном русском языке. Американский текст перегружен ругательствами, и переводчица стала искать «русские слова» на замену (17, с. 50). Так, для вульгарнейшего американского выражения, означающего совокупление, Райт-Ковалева отыскала русское просторечное слово «похабщина». Английское выражение «to give someone the time», связанное с представлениями о половом акте, Р. Райт-Ковалева переводит словом «спутаться», которое, согласно «Словарю русского языка», только в четвертом словарном значении содержит намек на интимную связь (17, с. 51).

В русской интерпретации Холден Колфилд «обладает нравственной чистотой, проявляющейся в том, что в описании тем, касающихся отношений между полами и отклонений в сексуальном поведении, он уходит от подробностей, способных смутить читателя» (17, с. 53).

К. И. Чуковский писал, определяя творческий метод переводчицы Р. Райт-Ковалевой, что точности перевода она добивается не путем воспроизведения слов, а посредством воспроизведения «психологической сущности каждой фразы» (цит. по: 17, с. 177).

В главе 15 Холден Колфилд говорит о своей подруге Салли, что она хорошо начитанна, что много знает о театре, пьесах, литературе и «all that stuff», т. е. дряни, чепухе. Р. Райт-Ковалевой эту часть предложения не переводит. Фраза звучит: «Она ужасно много знала про театры, про пьесы, вообще про всякую литературу» (21, с. 101). Петренко замечает, что слово «всякий» обычно имеет в русском языке нейтральный характер. Лишь только в выражении «ходят тут всякие» оно приобретает неодобрительный смысл. А слово «всякий» как местоимение не может быть использовано с «окраской неодобрения» (17, с. 177).

В главе 18 Холден говорит о романе Хемингуэя «Прощай, оружие!», что это «a phony book», т. е. «фальшивая книга». Но в переводе Райт-Ковалевой Холден говорит не о книге Хемингуэя, а о герое книги лейтенанте Генри. При этом ценность произведения «Прощай, оружие!» в целом сомнению не подвергается.

По мнению Петренко, переводчица весьма часто сокращает сниженную лексику, редуцирует её, пересказывает. Так в главе 19 репетитор-старшеклассник Холдена задает неприличный вопрос, Райт-Ковалева не переводит его, а просто говорит: «трепался бог знает о чем» (17, с. 181).

В тексте перевода есть много преобразований и добавлений. Петренко также приводит главные из этих добавлений, прежде всего речь идет о слове «пропасть», которое определило название романа «Над пропастью во ржи». Петренко полагает: «Давая роману такое название, повторяя слово «пропасть» в тексте перевода, Р. Я. Райт-Ковалева углубляет трагизм романа, подчеркивает романтические черты героя» (17, с. 182).

Петренко называет ряд преобразований в переводе Райт-Ковалевой: пропуск лексемы, использование эвфемизмов, замена сниженных лексем словами более широкой семантики (хоть и сниженного стиля), замена сниженной лексемы нейтральной, замена разговорной формы грамматически правильной, редукция предложения или части предложения, изменения в системе диалога и др.

В романе сказано «goddam hint», в переводе Райт-Ковалевой остается только слово «намек». Во фразе «David Copperfield kind of “crap”» «crap» значит «дерьмо», а в переводе стоит слово «муть». Глагол «puke», имеющий значение «рвать, тошнить», также переводится более изысканно – «мутить».

Вульгарные слова переводчица, как правило, заменяет эвфемизмами, стилистически сниженное выражение «get your lousy knees off my chest» («убери свои мерзкие колени с моей груди») переводится всего лишь как «Пусти, дурак». Словосочетание «a lousy vocabulary» («мерзкая лексика») заменяется аккуратным «не хватает слов». Ругательство «my ass» получает вид «тоже сравнили». А предмет «jock strap», представляющий собой мешочек для защиты мужских гениталий при занятиях спортом, в переводе оказывается «шнурками от ботинок».

Разговорные выражения переводятся литературно. Например, «Ya like it» – «Нравится?». Часто выбрасывается, т. е. редуцируется либо целое предложение, либо часть сложного синтаксического целого. Так в главе 10 Холден рассказывает, что оркестр Бадди Сингера исполнял песню, и добавляет: «It’s a swell song» («Это шикарная песня»), а в переводе это предложение опущено. (17, с. 183–192).

Оценивая перевод Райт-Ковалевой романа Сэлинджера, Петренко приходит к выводу о том, что переводчица преобразовывала текст, дабы гармонизировать его, что она «трансформировала языковой статус текста романа сообразно со своими языковыми предпочтениями, а также под влиянием цензуры, царившей в СССР в тот период» (17, с. 215).

По мнению Петренко С. А. Махов, у которого роман «Ловец во ржи» получил название «Обрыв на краю ржаного поля детства», широко использовал жаргон российских подростков, поэтому его текст перегружен ненормативной лексикой, дисгармоничен. В предисловии к своему переводу Махов сообщает, что он работал над ним почти десять лет. В процессе перевода Махов «постоянно спорит и состязается с Райт-Ковалевой» (17, с. 199). В тексте его перевода Петренко находит целые предложения, заимствованные из перевода Райт-Ковалевой, а также отдельные словосочетания. Но все личные имена и названия у Махова иные. Это не только «Салинджер», но и «Акли» вместо «Экли», «Страдлейтер» вместо «Стрэдлейтер», «Пенси» вместо «Пэнси» и проч.

В основе перевода Махова лежит «риторическая операция добавления» (17, с. 201). Это и избыточное применение ненормативной лексики (даже если ее нет в оригинале), а также синтаксические расширения фразы и ненужный пересказ оригинала. Петренко приводит целый ряд примеров. Так, используется жаргон московских подростков посттоталитарной России или то, что Махов считал таковым. Это «халдей», «сударь», «чудо-юдо», «бабки», «рыдван», «кореш», «разборки», «предки», «тачка», «рваный» (т. е. рубль) и т. д. Сленг, или сниженная лексика, как бы расширяет внутреннюю структуру текста. Если у Сэлинджера «you fall half in love with them», то Махов пишет «ты уже почти втюрился»; «girls» именуются «мочалками»; «let’s get out» звучит как «давай-ка сваливать», а «pick up» – это «хапнуть». Когда Холден забыл в метро экипировку команды фехтовальщиков, «equipment», Махов переводит, что он забыл «барахло». Выражения «kept telling» и «kept saying» (т. е. «повторял») обретают вид «талдычил» и «долдонил», а «it was cold» – «холодрыга».

Расширение фразы Петренко находит в эпизоде, когда Холден Колфилд говорит о своем брате Д.Б., что он проституирует в Голливуде. У Махова это – «продается, как девка, всяким жучилам» (22, с. 11). Выражение «it got on your nerves», т. е. «действовало на нервы», переводится как «охренительно давит на мозги», а «that’s a professional secret» становится оборотом «не твое собачье дело». Подобных примеров Петренко приводит много.

«Перевод С. А. Махова, – пишет Петренко, – демонстрирует приемы, как правило, противоположные тем, которые использовала Р. Я. Райт-Ковалева. «Обрыв на краю ржаного поля детства» можно рассматривать как эксперимент с текстом романа Дж. Д. Сэлинджера «The Catcher in the Rye» и переводом Р. Я. Райт-Ковалевой. В результате названных операций текст перевода Махова стал перегруженным, трудным для чтения. Он отображает новый постмодернистский подход к переводу, когда в одном тексте существуют различные типы текстов» (17, с. 213).

Новый перевод Максима Немцова «Ловец на хлебном поле» (2008) вызвал рецензии в средствах массовой информации, споры в Интернете, а также противоречивые высказывания читателей на сайтах книжных магазинов (23). Борисенко, например, указывает, что большинство авторов этих отзывов вовсе не читали перевода М. Немцова. Они обсуждали другую проблему: «Можно или нельзя переводить Сэлинджера после того, как это уже сделала великая переводчица Рита Райт-Ковалева» (3, с. 1). Многие склонялись к тому, что от М. Немцова ничего хорошего ждать не приходится, но были и такие, которые говорили: «Давно пора!».

А. Борисенко вспоминает, что в советское время зачастую имелось несколько переводов одного и того же произведения. Так, насчитывается более 20 русских переводов «Алисы в Стране Чудес» Льюиса Кэрролла. Существует также множество переводов пьес У. Шекспира, но только два перевода «Гамлета», сделанных М. Лозинским и Б. Пастернаком, считаются каноническими, классическими.

А. Борисенко также пишет, что в свое время М. Гаспаров (1935–2005) утверждал, что разные эпохи и разные читатели требуют разных переводов. Да и в Европе такая практика вполне естественна. Так, существует более дюжины переводов на английский язык романа Л. Н. Толстого «Война и мир», причем только за последние несколько лет вышло три новых перевода.

На вопрос «Появился ли настоящий русский Сэлинджер?» Борисенко отвечает отрицательно. Она пишет: «Нет. Настоящий Сэлинджер по-прежнему написан по-английски. У старика невозможно выиграть. Как с наперсточником: и шансов нет, и уйти нельзя» (3, с. 13).

В 2008 г. в издательстве «Эксмо» вышло «Собрание сочинений» американского писателя, содержащее роман, повести о Глассах и рассказы в переводах Максима Немцова. В. Топоров написал статью, в которой четко определил свою позицию: «При полном отсутствии языкового чутья Немцов перепереводит классический перевод Риты Райт» (24, с. 1). Топоров подчеркивал, что перепереводы убивают литературную классику.