В Рим греческий гетеризм проложил себе дорогу также в эллинскую эпоху. Римские гетеры и галантные дамы точно также носили название «подруг» (Теренций, Andria I, 3, 10, где они противопоставляются женам; Цицерон, ad Attic. 10, 10; Катулл, 110; Гораций, Epod. I, 1, 20; Петрон. Sat. 93; arnica vincit uxorem; Марциал XI, 100, 1 и 5) и «элегантных» (delicatae: Sueton. Vespas. 3; pretiosae); но об умственном развитии их, в противоположность греческим гетерам упоминается очень редко. Описание «искусства любить» у Овидия относится сплошь только к выдающимся римским гетерам,[1049] принадлежавшим почти исключительно к сословию вольноотпущенных («Libertinae») или же к подкидышам и приезжим иностранкам. они не отдавались всякому, имевшему возможность заплатить; напротив, они часто бывали очень разборчивы и желали, чтобы их расположение добивались проявлением внимания, тонким обращением и подарками, как это мастерски и детально описывает Овидий. Римский гетеризм первоначально исходил, вероятно, из театральных кругов. Одним из наиболее ранних его покровителей называют знаменитого Суллу (Плутарх, Sulla 2 и 36; Валер. Маке. VI. 9, 6; Саллюст. Jugurth. 95), человека с высшим греческим образованием. Чрезмерно преданный половым наслаждениям, он поддерживал любовные связи главным образом с мужчинами и женщинами из театра и всего лучше себя чувствовал в обществе актрис и музыкантш, играющих на лютне. С ними он кутил и растрачивал на них неимоверные суммы, хотя, с другой стороны, богатая гетера Никополис, его метресса, назначила его своим наследником. Благодаря Сулл е, драматические актрисы и гетеры стали вообще до известной степени salonfahig. Его примеру вскоре последовали другие государственные люди, как Publius Cethegus, поддерживавший любовную связь с гетерой Грецией (Плуги. Lucull. 6); С. W erves, любовник Пиппии и Хелидон, увезший мимистку Терцию от ее мужа, родосского флейтщика, и всецело подчинившийся ей (Cicero in Verrem, II, 1с, 46; II Зс, 33 и 34; II, 5с, 12, 13–16). Противник его, Цицерон, долгое время имел метрессой Волумнию, вольноотпущенницу Волумния Эвтрапелуса, которая под именем «Цитерис» выступала на сцене (Cicero, ad Attic. 10, 10). Она была также возлюбленной Антония, который на носилках всюду возил ее с собой во время своих путешествий, вместе с целым штатом проституток и цитристок (Плут. Anton. 9). Гораций смеется над Марсеем, другом гетеры Орто, которой он подарил унаследованное им состояние (Сат. I, 2, 55), но сам тем не менее тоже был большим другом гетер, что доказывают его отношение с многочисленными, воспетыми им гетерами, как: Пирра (Од. I, 5), Лампа (О. I, 22, II, 5). Лида или Лидия (О, I, 13, I, 25, III, 9, II, 11, Ш, 11 и 28), Глицера (О. I, 19 и 30, III, 19),[1050] Левкония (О. I, 111, Тиндарис (О. I, 17), Хлоя (О. I, 23, III, 7. 9 и 26), Хлорис (О. И, 5), Барина (О. П, 8), Астерия (О. III, 7), Лика (О. III, 10, IV, 13), Необула (О. III, 12), Филлис (О. IV, 11), Мнахия (Epod. XI, 6, XII, 14), Неэра (О. III, 14, Epod. XV).
Эпоху Августа вообще можно считать кульминационным пунктом того рода гетеризма, который воспели Овидий, Горации и Тибулл, между тем как живший ранее их Катулл поэтически изображал не столько гетер (в лице Ипситиллы, Carm. 32, и Ауфилены, Carm. 110), сколько светскую замужнюю женщину, тип которой он воплотил в Лесбии; ниже нам еще придется остановиться на этой последней. Из любовников гетер нам остается еще назвать поэтов Тибулла и Проперция; их стихотворение обессмертили имена Делии (Тибулл, кн. I), Немезис (Тибулл, кн. II) и Цинтии (Проперц., кн. I–III). (См. также список гетер великих римских поэтов у Марциала, VIII, 73). Цинтия представляет, вероятно, наиболее совершенный тип римского гетеризма, в котором, по выражению Poge,[1051] «точно в последнем цветении эллинской культуры, грубая римская природа обвеяна истинно греческой привлекательностью». Она не только была мастерица в пении, танцах и игре на струнных инструментах, но обладала также тонким литературным и эстетическим образованием и была даже сама поэтессой.
Среди гетер второй половины первого столетие после Р. X., которых мы знаем главным образом по описаниям Марциала, такого рода личности уже совершенно отсутствуют. Марциал различает (III, 33) свободную от рождение (ingenua), вольноотпущенную (libertma) и гетеру из рабского сословие (ancilla), и упоминает (III, 70) о весьма распространенном предпочтении, которым пользуются дамы полусвета; среди наиболее любимых он называет Левию, Юстину, Лика с, Лиду и Иду (1, 71), не говоря уже о других галантных дамах, которые встречаются часто в эпиграммах, например, Филенис, Тайс, Хриспииш и др. Как многочисленны были, даже и в позднейшее время, римские дамы полусвета, видно из приведенной нами выше (стр. 110) заметки Аммиака Марцеллия о 3000 римских танцовщиц (в 4-м столетии).
Своеобразное явление – не имевшее себе подобного в Греции – представляла проституция замужних женщин, даже из высших сословий. Такие случаи бывали и в более старые времена (Ливий X, 31), но в эпоху Августа они стали настолько часты, что Гораций изображает их как нечто типичное и между прочим говорит (Ода III, 6, 29–32):
Но на глазах у всех, при муже, наконец,
Она встает, спеша на оклик отозваться,
Коль с корабля пришел испанского купец,
Который о цене не станет торговаться.
Перев. Фета.
То же у Ювенала (1, 55 и 1, 77 и след.):
Если сам муж забирает добролюбодея – коль права
Нет у жены получить – смотреть в потолок уж привычный
И привычный за чашей храпеть не дремлющим носом…
Кто может спать коль сноху подкупает иной соблазнитель,
Гнусные браки свершаются и любодействует мальчик…[1052]
Перев. Фета.
Указав мимоходом на Коринну Овидия (см. в особенности Amor., III, 11 и 12), мы приведем только два наиболее известных примера проституции замужних женщин высшого сословия. Во-первых, сладострастная Клодия, супруга Метелла Делера, которая каждый день меняла своих любовников и под конец «вела образ жизни проститутки» (Cicero pro М. Саеиио 15 и 16), так что получила прозвище «Quadrantaria» (грошовая), потому что однажды любовник сунул ей в руку вместо серебряной монеты квадранс, мелкую медную римскую монету (Плутарх, Cicero 29; Cicero pro Cael. 26; Квинтилиан VIII, 6). Она была известна не только своим корыстолюбием (Cic. р. Саеl. 21), но всем своим существом проститутки, «огненной игрой глаз, нахальством речей» (ibid. 2).
Эта Клодия, как говорят, тождественна с красивой замужней женщиной, которую страстно любил поэт Катулл, которую он воспел под бессмертным именем Лесбич (Апулей Арои., стр. 279) и вместе с тем, изобразил, как вампира в образе женщины и ненасытную проститутку (XI, 17–20):
Средь волокит пусть живя на здоровье
Триста она их за раз обнимает,
Хоть ни один ей не мил и развратом
Всех надрывает.[1053]
Перев. Фета.
Она кончила, как простая уличная проститутка:
Целий, Лезбие наша, Лезбие эта,
Лезбие самая то, что Катулл одну лишь
Больше себя самого любил и больше всех близких,
По перекресткам теперь или переулкам,
Лупит великодушных правнуков Рема.[1054]
Перев. Фета.
Достойную пару к Клодии-Лесбии представляет царственная проститутка, давшая имя всему роду – Валерия Мессалина, супруга царя Клавдия, прототип «прирожденной проститутки» в отношении к самому рафинированному удовлетворению одновременно своей жадности к деньгам и самой развратной нимфомании; «самая похотливая и самая развратная женщина», как выразился о ней Кассии Дио (60, 14). «Остальные животные, – говорит IIлинии (Natur. hist. X, 83), – имеют чувство меры в. совокуплении, человек же почти никакого». Мессалина, супруга царя Клавдия, которая победу в этой сфере считала величественно-царской, вступила в состязание с самой известной в то время продажной проституткой и превзошла ее, так как она «в течение 24 часов имела 25 сношений». Кассий Дио (60, 18 и 31) и Аврелий Виктор сообщают (Caesar 4, Epit. 4), что в особой комнате при дворце, «комнате для наслаждений», Мессалина продавалась сама и продавала других знатных женщин, даже в присутствии их мужей. Постепенно она пришла в состояние дионисьевского опьянения, которое с свойственной ему чудесной манерой описывает Тацит:
«Мессалина между тем пировала, более развратная в своей роскоши, чем когда-либо; так как была уже поздня я осень, в доме подражали сбору винограда. Тиски выжимали, чаны текли, а подле них, опоясанные шкурами, плясали женщины, точно приносящие жертвы или бешеные вакханки. Она сама с развевающимися волосами, размахивая жезлом Вакха, и рядом с ней Силий, в венках, расхаживали на котурнах, откинув назад голову, а вокруг них раздавался веселый хор».[1055]
В тесной связи с таким дионисьевским состоянием опьянение и самозабвение находилась также и развращенная проституция Мессалины, доходившая до посещения публичного дома, достопамятным описанием которого мы обязаны Ювеналу (VI, 116–132):
