Александр Романов - Первая Вечерняя Звезда

– Но тебя всё равно нельзя пускать первой, – возразил Бук, уже вскарабкавшийся до первого сучка. – Твоей тяжести вершина никогда не выдержит. И ты понапрасну испортишь дерево, а заодно можешь, когда покатишься вниз, сшибить и нас. Представляешь, как будет хорошо, если ты, вместе со сломанной вершиной, плюхнешься на меня и на Бориску. Не забывай, что ты не шишка, а медвежья дочь.

– В твоих словах есть правда, – согласилась Машенька. – А как мне хотелось бы увидеть своими глазами садящееся солнце… Но – ничего не поделаешь…

– Ох-хо-хо! – вздохнула берёза, когда Бориска, а за ним и Машенька полезли по стволу. – Вы, прямо скажем, не птицы. – Осторожнее хватайтесь за эту ветку! Она может сломаться! – предупредила берёза.

– Спасибо… Мы будем осторожны, а как только солнце ляжет спать – спустимся на землю, – пообещал Бориска.

– Лохматая туча перестала гнаться за солнцем, – сообщила Сорока. – Она повернула в нашу сторону.

– А солнце уже плывёт в лодке на другой берег? – спросил Бориска, обхватывая ствол ногами и рукавом курточки вытирая со лба пот. Ему оставалось подняться ещё на несколько сучков до того места, откуда всё можно видеть.

– Туча, наверное, заметила нас, – сказала Машенька. – Она понимает, что поймать сидящих на дереве гораздо легче, чем того, кто убегает. Надо спускаться…

– Эх ты! – сказал Бук. – Трусиха.

– В этой туче, оказывается, есть молния и гром! – крикнула сверху Сорока. – Слышите?

– Мы даже видим молнию, – сказал Бук. – Ну и что? Посверкает себе и перестанет. Подумаешь!

– Во время грозы на дереве сидеть нельзя, – предупредил Бориска. – Нельзя даже стоять рядом с ним. Молнии всегда стараются бить по деревьям.

– Машеньке действительно лучше слезть, – сказал Бук. – Она такая большая, что молнии будет легко попасть в Машеньку. А я – маленький, молния промахнётся.

– Не оставляйте меня в такое время, – попросила берёза. – Одной во время грозы жутко.

– Не оставим, – пообещал Бориска. – Мы не боимся грозы, а просто вспоминаем, как привыкли вести себя молнии. Сейчас я поднимусь еще на несколько сучков и останусь там сидеть, пока не увижу, куда ляжет солнце.

– Осторожнее, – стрекотнула Сорока, – на нас налетает сильный ветер!

– Пусть налетает, – сказал Бук, прижимаясь к стволу.

– Пусть прилетает, – сказал Бориска.

– Как налетит, так и отлетит, – сказала Машенька, обхватив ствол всеми четырьмя лапами.

– Он может унести меня далеко-предалеко, – сказала Сорока. – А если не унесет, то вырвет все мои самые роскошные перья. Это уж ветер сделает обязательно!

– Полезай ко мне за пазуху, – пригласил Бориска.

Она вовремя спряталась. Налетел такой ураган, что останься Сорока без надёжной защиты – лететь бы ей, не зная куда, долго-долго.

– Тебе удобно? – спросил Бориска, заглядывая за пазуху, откуда торчал только клюв.

– Я сижу, как в гнезде. Ни с одной стороны не дует.

– А я сижу будто на вершине лысой горы, – сказал Бук. – Ветер так взъерошил мою шерсть, что она, словно надутый парус, старается сдернуть меня с места.

– Иди к Сороке.

– А втроём не будет тесно?

– Нет, станет ещё веселее.

– Я тоже хотела бы поближе к Бориске, – сказала Машенька.

– Мы и так рядом – друг над другом.

– Да, конечно, – сказала Машенька. – Но мне хотелось бы оказаться ещё ближе.

– Посади её в карман, – сказал Бук. – Раз Машенька этого хочет.

– Да, – сказала Сорока. Она развеселилась в безопасности и была расположена шутить, – Машенька вполне может поместиться в кармане. Только вылезти ей оттуда будет трудно.

«Ррраз!» – сверкнула молния так близко, что всем показалось, будто она уже попала в берёзу.

«Та-ра-рах!» – взорвался гром.

– Ой! – сказали Сорока и Бук, прижимаясь к Бориске и друг к другу.

– Мама! – сказала Машенька и зажмурилась, чтобы не видеть, как её убьёт.

А Бориска ничего не сказал, только съёжился, ожидая новой молнии.

– Может быть, мы всё-таки слезем, пока не поздно? – спросила Машенька, не открывая глаз.

– Уже поздно, – ответил Бориска. – Гроза стоит над нами, а молния ещё точнее попадает в того, кто вздумает шевелиться. Попробуем петь песню. Тогда станет не так страшно.

– Какую? – спросила Машенька, не открывая глаз. – Мне так не по себе, что я забыла все песни, даже то стихотворение, которое мы сочинили около недорытой ямы.

– Сейчас придумаем, – сказал Бориска.

– Мы да не сможем! – сказали Сорока и Бук, осторожно выглядывая из-за пазухи.

И друзья очень быстро сложили и стали распевать такую песню:

– А у меня нет никакого кармана, – сказала Машенька, открывая глаза.

– Зато у Бориски есть, – сказала Сорока. – В его карман мы и запрячем молнию, когда поймаем.

«Рр-раз!» – опять сверкнула молния, но уже не так ослепительно и подальше.

«Та-ра-рах!» – гораздо слабее громыхнул гром.

– Они испугались, – заметил Бук. – Давайте громче петь! Тогда им вовсе не захочется связываться с нами!

– Давайте! – согласилась Сорока и, вылетев из Борискиной пазухи, уселась на самой макушке берёзы.

Бук тоже выпрыгнул на ветку.

Машенька, правда, никуда не прыгнула, но зато она стала помахивать в такт песне правой передней лапой.

Дождь лил и лил. Друзья пели до тех пор, пока молния не ушла так далеко, что последний раз вроде бы даже и не сверкнула, а легонько, по-дружески, попыталась подмигнуть друзьям. А гром только начал своё «тар…» – и заглох.

– Ура! – крикнула Сорока. – Сейчас уймется и дождь!

– Мы прогнали лохматую тучу, – сказала Машенька. – И спасли солнце. Туча решила, что нас, сидящих на дереве, ей легче будет поймать, и перестала гнаться за солнцем. Теперь солнце спокойно переходит на ту сторону реки.

– Наверное, там не было хороших лодок, были одни безмоторные, в них быстро не уедешь! – сказал Бориска. – Поэтому солнце и пошло своим ходом. Теперь ясно, что спать оно ляжет сразу же за домиком бакенщика. Завтра мы с папой переедем на тот берег, и я смогу увидеть спящее солнце.

– Не пора ли нам слезать на землю? – спросила Машенька. – У меня совсем устали лапы. Если мы не поторопимся, то они скоро перестанут держаться, и я всё равно окажусь внизу.

– Слезай, – сказал Бук. – Мы давно бы слезли, если бы ты не загораживала дорогу.

– Значит, я виновата в том, что мы продолжаем сидеть на дереве?

– Ни в чём ты не виновата. Просто я подсказал – кто должен спускаться первым.

– Ладно… – сказала Машенька и почти моментально оказалась на мокрой траве.

– Сейчас было бы неплохо развести костёр и обсушиться, – подумал вслух Бориска, спустившись вслед за Машенькой.

– Костров в лесу разводить нельзя. От них часто бывают пожары, – сказал Бук.

– Не бойся, у меня нет спичек, – сказал Бориска. – Да и некогда возиться с костром – пора идти домой.

– Мы проводим тебя, – сказала Машенька.

– Сначала пойдём к реке, а там, по берегу, до деревни, – сказал Бук.

Я совсем забыл сказать, что ещё тогда, когда Бук возвратил Бориске кольцо, тот не положил его в карман, откуда оно могло потеряться, а надел на большой палец правой руки. «Так вернее, – подумал Бориска, – кольцо будет всё время на виду».

Оно действительно было всё время на виду – и тогда, когда Бориска сидел в берлоге, и после – когда друзья переходили через ручей. Бориска даже помнил, как надевал его покрепче, выпустив похожего на далёкую звёздочку пескаря.

А вот теперь, когда всего-то оставалось вернуться домой, – кольцо пропало. То ли оно соскользнуло с пальца на пути от ручейка до склона, то ли Бориска потерял его, влезая на дерево.

Последнее казалось более правдоподобным, и Бориска сказал друзьям:

– Пока мы выручали солнце, я потерял кольцо, которое потеряла моя мама и нашёл Бук.

– Какое кольцо? – спросила Машенька.

– Оно сидело у меня вот на этом пальце, – показал Бориска.

– Блестящая железка? – спросила Сорока.

– Да, – сказал Бориска, – Бук нашел его в земляничнике, возле Сухой просеки.

– С кольцом непременно должно было что-то случиться, – сказал Бук, – я так и думал, что оно выкинет какую-нибудь штуку. Хорошо – я не оставил его у себя. Оно потерялось бы всё равно, а Бориска мог подумать, будто мне жалко его отдать.

– Кольцо надо найти, – сказала Сорока.

– Около меня нет ничего лишнего, – сказала берёза, – я вижу каждый листик внизу, под собой, неужели вы мне не верите?