Еще одна сложная проблема — выхаживание оперированного больного. Бывают случаи, когда легче прооперировать ребенка, нежели выходить его. Яркий пример — проведение трахеотомии (вставление трубочки в дыхательное горло через небольшой разрез) у младенца, когда его судьба непосредственно зависит от правильности и тщательности последующего лечения.
Моральное право на операцию хирург получает не только потому, что он в деталях изучил ее ход или обладает ловкими пальцами. Все зависит от того, как он сумеет подготовить больного, определить показания к операции в конкретной обстановке (специализированная клиническая или общехирургическая районная больница), хорошо ассистировать, а главное — благополучно довести ребенка до выписки. В это понятие входит знание всех послеоперационных осложнений, способность их предупредить и рано диагностировать, оказать экстренную помощь. Сведения эти самым скрупулезным образом передают дежурным палатным сестрам, что непосредственно входит в обязанности лечащего врача. Трагические ситуации совершенно стандартно возникали в случаях, когда лечащий врач пренебрегал своими обязанностями, сам литературу не изучал, персонал не инструктировал, а ведущему хирургу, по естественным причинам, ничего не говорил.
Как-то ребенку после операции было назначено постепенное, на протяжении суток, вливание жидкости. Лечащий врач аккуратно записал в историю болезни дозу раствора, но не указал темпа вливания. Молодая сестра не была осведомлена об опасности, и уже к середине дня ребенок получил полностью всю порцию. Состояние его ухудшилось. Хорошо, что во время вечернего обхода опытный хирург быстро во всем разобрался и принял соответствующие меры. Лечащий врач был строго наказан.
Иногда мы забываем о необходимости вызывать в больных или их родителях чувство уважения к себе. Прекрасно написано у Гиппократа о внешнем облике врача, который должен быть спокоен и приветлив, скромно и хорошо одет и пр. Ведь пациент испытывает сомнение, видя чрезмерно молчаливого или чрезмерно болтливого доктора, одетого ультрамодно или безвкусно и небрежно. У меня создается впечатление, что, несмотря на прогресс науки и новые мощные лекарственные средства (антибиотики, гормональные препараты и др.), современные медики порой помогают больному меньше, чем наши предшественники лет 30–50 назад. Внимание к человеку, индивидуальная забота, неторопливость — все это внушало доверие к советам врача и мобилизовывало внутренние ресурсы больного, его волю, силы, а поэтому зачастую приводило к значительному успеху.
Это одна сторона вопроса. А другая — отношение к молодому ординатору в коллективе. Если он добросовестно и четко выполняет свои обязанности, все, начиная с младшего персонала, думают одинаково: «Ему можно верить». Значит, все будет им сделано хорошо. О неясном или непонятном он спросит. Запишет аккуратно и именно то, что было на самом деле. И многое другое. К сожалению, бывает и наоборот. Есть врачи, которым не верят или, в лучшем случае, не доверяют. Почему-то прямо о таких людях говорить не принято. А зря!
Странно, но мысль о доверии или недоверии из подсознательного отношения к человеку в практической работе часто перерастает в отчетливую и жесткую характеристику, которую коллектив дает врачу, особенно когда речь идет об ответственных процедурах: «Нет, Сидорову не нужно этого поручать, не потянет». И дело не в том, что Сидоров недостаточно умен или безграмотен. Имеется в виду именно такой склад характера человека, при котором на него нельзя положиться.
На фронте в нашем госпитале работал доктор — высокий, полный, красивый блондин. Он соглашался выполнить любое распоряжение, сопровождая согласие чем-то наподобие современного «будьсделано». Забыв, напутав или допустив ошибку, он смотрел вам прямо в глаза, огорченно говорил: «Виноват». У меня было такое впечатление, что в детстве его очень любила и баловала добрая тетя. Хотя, возможно, никакой тети и не существовало.
Я убежден, что «психологию троечника» в работе можно и нужно ломать. Один-два раза показать такому человеку, что все без исключения видят и знают его безответственность, в медицине совершенно недопустимую. И, главное, высказать уверенность, что при некотором желании и старании он в основном в состоянии выполнить свое дело добросовестно. Постоянный контроль и наблюдение, а иногда и подчеркнутое доверие могут способствовать изменению его характера. Понятно, если такое доверие не угрожает здоровью пациента.
Хочу еще раз подчеркнуть, что под врачеванием понимается привлечение всех возможностей, чтобы подчинить их одной цели — излечиванию больного. Оно требует от специалиста отдачи всего себя без остатка, и если он не способен на это, то лучше уж ему заняться препаратами, приборами или чем-то еще.
ХОРОШИЙ ВРАЧ
Почему-то у нас принято благодарности и прочие виды поощрения приурочивать к праздникам. В общем-то ничего плохого здесь нет, да и праздничное настроение повышается. Однако во время войны поощрения и награды у нас в медицинской службе зачастую были результатом конкретных заслуг или подвигов. И в этом есть известная логика. Вспомнил я об этом вот по какому случаю. Из недавнего мирного прошлого.
Мальчик лет шести качался в своем дворе на полутонной бетонной плите и, потеряв равновесие, упал. Его партнер испугался и спрыгнул. Плита придавила мальчика. По счастью, неподалеку был его дедушка, сильный и энергичный человек. Он взял ребенка на руки и быстро доставил в ведомственную больницу, к которой был прикреплен. Прошло совсем немного времени, когда меня привезли в хирургическое отделение. Мальчик был плох. Пульс едва улавливался. Шок. Внутреннее кровотечение. Служба анестезиологии и реанимации была там поставлена наилучшим образом, но опыта в работе с детьми у них не было. Я решил пригласить нашего старшего анестезиолога Валерия Б., тем более что мальчик страдал бронхиальной астмой и можно было ожидать осложнений.
Не буду пересказывать деталей. Отмечу лишь, что у мальчика оказалась редкая травма: отрыв брыжейки от кишечных петель в трех местах. Операция прошла благополучно. Кровопотеря была восполнена. А наш анестезиолог остался ночевать у ребенка в ожидании неприятностей, которые не преминули возникнуть.
Пришлось привезти «парилки», создающие высокую концентрацию пара во вдыхаемом воздухе, ввести почасовое наблюдение, менять лекарства. Трижды в день мы собирались на консилиумы. А Валерий трое суток прожил в одной палате с ребенком, коррегируя с товарищами назначения и процедуры.
Когда мальчик выписывался здоровым домой я попросил по-хорошему отметить работу анестезиолога. Приказ министра здравоохранения был сформулирован так: «Благодарность за самоотверженное выполнение врачебного долга». Что в общем-то и правильно. Добавим к этому: при высоком профессиональном уровне работы…
В понятие «золотые руки» нередко вкладывают некое врожденное свойство, ниспосланное как неожиданный и щедрый дар природы. Действительно, есть хирурги, которые хорошо оперируют, не очень задумываясь над тем, как они этого достигают. Точно так же есть люди, которые поют, как птицы, свободно, легко и красиво. Но я твердо убежден, что если в пении врожденный анатомический субстрат может иметь решающее значение, то в хирургии искусство оперирования рождается столь своеобразными и сложными путями, что стать хорошим хирургом могут многие, любящие свое дело и обдуманно работающие над совершенствованием технического мастерства.
Развитие ловкости и гибкости пальцев или, как мы говорим, пальцевой техники необходимо в выполнении узловых деталей операции: рассечение тканей, остановка кровотечения, наложение швов, вязание узлов и др. Некоторые молодые хирурги считают, что всему этому можно учиться или «доучиваться» во время операции, на больном, что и безнравственно, и порочно.
Примечателен пример знаменитого французского хирурга Тьери де Мартеля, который дал слово сделать первую операцию у человека, когда он овладеет хирургической техникой не хуже, чем его квалифицированные коллеги. Слово свое он сдержал. Далось это ему ценой упорной работы в морге, виварии, упражнений с инструментами и т. п. Небезынтересно вспомнить, что де Мартель был патриотом, беззаветно любившим свою родину. В 1940 году, в день, когда немцы входили в Париж, он покончил жизнь самоубийством, будучи не в силах примириться с этим.
Ошибочно думать, что хороший хирург и хороший техник — разнозначные понятия. Но если второе возможно без первого, то первое невозможно без второго: настоящий хирург не может быть плохим техником. В детской хирургии овладение оперативной техникой приобретает особое значение. К этому я еще вернусь.
