Отношения Гейне к Тютчеву, разумеется, иного измерения. Тютчев был для него дилетантом, русским дипломатом и политиком, но не сколько-нибудь заметной поэтической величиной. Зато отношения к тютчевскому кружку отразились в его поэзии.
За мюнхенское время Гейне пишет ряд стихотворений для нового сборника "Neuer Fruhling" и «Verschiedene». Сборники Гейне не соответствуют обычному представлению о них. Это были романы, в которых каждое отдельное стихотворение играло роль главы; главы объединялись определенною лирическою темою и даже одною героинею. Так, сборник "Юные страдания" связан с именем Зефхен, "Лирическое интермеццо" — с именем Амалии, а «Возврат» — с именем Терезы Гейне. Подобно этому сборник "Новая весна" связывается с именем графини Ботмер, свояченицы Тютчева. Гейне и в поэзии и в прозе произвел расширение тем, канонизировав как темы личную жизнь, от любви до скандала. Мы легко различим в его искусстве анекдотические подробности, интимные кружковые намеки.
Большая часть стихотворений сборника "Neuer Fruhling" написана по заказу композитора Альберта Метфесселя; из сорока четырех стихотворений только восемнадцать написаны в Мюнхене; из них, по указанию Эльстера, к графине Ботмер относится всего десять стихотворений. [Собственно говоря, если вступать на путь биографических догадок и если это интересно, можно в героини не столько "Neuer Fruhling", сколько мюнхенского периода зачислить не только свояченицу, но и жену Тютчева. В письме к Фарнгагену Гейне говорит о "бесконечной прелести уже не совсем молодой Тютчевой" и "божественной красоте совсем еще юной ее сестры"; у него "с обеими дамами полные красоты отношения"[910]. В «Reisebilder» Гейне вспоминает: "Темное или белокурое солнце снова пробудило весну в моем сердце". Тогда кружковый смысл получил бы один тютчевский перевод из Гейне ("В которую из двух влюбиться…" из цикла "Verschiedene"). Стихотворение Гейне относится к мюнхенскому периоду (датируется 1827 г.); засвидетельствованная первая дата отношений Тютчевых и Гейне — до апреля 1828 г. "Буриданов друг" тютчевского перевода в связи с предыдущим — мог иметь в тютчевском кружке особый смысл[911].]
Сборник "Новая весна" решает прежде всего некоторую формальную задачу, о чем говорит сам Гейне в предисловии к нему. Существуют два рода песен: один, являющийся отзвуком средневековых, — мастер его Уланд, и другой новые песни, обнажающие чувства "правды ради". "И интересно наблюдать, продолжает Гейне, — как один из обоих песенных родов заимствует у другого внешнюю форму".
Оксюморное противоречивое слияние темы и формы — давняя задача Гейне; так, во «Fresco-Sonette» он слил каноническую сонетную форму с пестрыми романтическими темами. "Neuer Fruhling" — новый шаг по пути стилизации народной песни. Приемы этой стилизации значительно изменены по сравнению с прежними сборниками. В расположении глав-стихотворений видна, однако же, та же система, что и в «Интермеццо» и в «Heimkehr», система, преследующая цели наибольшей наглядности конструкции, как сюжетной, так и метрической (Гейне придавал большое значение даже зрительной стороне стихов). Стихотворение, которым начинается сборник, — "Unterm weissen Baume sitzend". (Сидя под белым деревом, поэт слушает свист ветра, следит немые облака. Белые хлопья падают на него с веток, и, огорченный, он думает, что это дерево сыплет на него снег. Но с радостным испугом он замечает, что это вовсе не снег, а весенние цветы. Зима обращается в май, снег — в цветы, а его сердце любит снова.) Под конец сборника стихотворение 31-е[912] построено на обратной сюжетной ситуации: сидя под цветущей липой, поэт мечтает о снежных сугробах. Оба стихотворения написаны в 1830 году.
Анекдотические черты места и времени и кружковые намеки, встречающиеся в стихотворениях, касаются местных интересов, иногда политических споров кружка. Своеобразие этих стихотворений — в совмещении натурсимволики с прозаическими подробностями мюнхенской жизни; стихотворение живет двойной жизнью: в глубине его — кружковая семантика. "Теснит нужда, звонят колокола, а я совсем потерял голову; весна и пара прекрасных глаз вступили в заговор против сердца…"[913]. Быть может, это отголосок занимавших тютчевский кружок дел самого Гейне — тайные подкопы против него иезуитской конгрегации во главе с Дёллингером[914] ("звонят колокола", "заговор"). [I. Friedrich. Ignaz von Dollinger, S. 191–192, 207–215; L. К. Goetz. Ignaz von Dollinger.] Еще прозрачнее стихи: "Наши сердца заключили священный союз, они крепко прижались друг к другу и поняли друг друга вполне. Ах, только молодая роза, бедный член союза, была почти раздавлена"[915]; вне кружковых бесед метафоры этого стихотворения ("священный союз", "член союза") неожиданны, но как отзвук политических бесед у Тютчевых они приобретают иронический смысл.
Отношение к политике вообще отразилось в сборнике, послужило мотивом пролога. Амур, мучая, похищает у поэта копье и меч, вяжет его любовною цепью, и в милых оковах он извивается от радости и страданья, между тем как другие должны сражаться в великой битве века[916]. По-видимому, роль тютчевского кружка в мюнхенских политических настроениях Гейне была довольно значительна. В письме к Мозеру из Флоренции Гейне вынужден был объясниться: напрасно полагают, что он больше не будет выступать против дворянства, потому что живет в средоточии знати и любит милейших аристократок.
Недаром и при последнем свидании Гейне с Тютчевыми (в Вандсбеке, 1830)[917], при изменившемся политическом настроении, Гейне чувствует раздражение против графини Ботмер, только потому, что она аристократка[918].
9
Как же относился Тютчев к роману, разыгрывавшемуся на его глазах, в его доме? Ничего положительного по этому поводу мы не можем сказать, но выскажем одно предположение.
В «Современнике» 1839 года было напечатано стихотворение Тютчева "Не верь, не верь поэту, дева…" Хронология тютчевских стихотворений безнадежно шатка; те стихотворения, где нет случайной даты (а таких большинство), с большим трудом поддаются какому-либо приурочению во времени. Год напечатания дает, конечно, только terminus ad quem и при той хаотичности, в какой появлялись стихи Тютчева в печати, ничего не выясняет; в «Современнике» за 1838 год, например, появилось впервые одно его стихотворение с датой 1827 года (впрочем, спорной)[919], в том же журнале за 1837 год — другое стихотворение, датированное 1830 годом[920]. При незнании хронологии можно говорить лишь очень условно об известном приурочении произведений к действительности.
Уже Тургенев заметил соответствие творчества Тютчева с его жизнью; все его стихи не сочинены, но кажутся написанными на случай, как того хотел Гете[921]. Не воплощение поэтического, а поэтическое переживание составляет основу его творчества, и величайшей заслугой Жуковского он считал, что "душа его возвысилась до строю, он стройно жил, он стройно пел"[922]. Несомненно, в стихах Тютчева — самая надежная поэтическая летопись его интимной жизни.
И стихотворение "Не верь, не верь поэту, дева…", конечно, вовсе не есть ответ на отвлеченную тему о любви и творчестве, а содержит действительное обращение к деве, говорит о реальном поэте. Самая страстность тона (в повторениях первой строки; в антитезе: "пуще пламенного гнева страшись поэтовой любви!") исключает возможность видеть в этом произведении нечто сочиненное, род Conventionellyrik.
Обратим внимание на 4-ю строфу[923]:
Вотще поносит или хвалит
Поэта суетный народ…
Он не змиею сердце жалит,
Но, как пчела, его сосет.
Именно в любви к графине Ботмер у Гейне доминировал момент артистический; любовь как бы давала новый материал его поэтическим переживаниям — вспомним, что большая часть сборника "Новая весна" написана для композиций Метфесселя.
Итак, может быть, не будет слишком большою смелостью предположить, что стихи эти обращены к свояченице Тютчева графине Ботмер и написаны они по поводу ее увлечения Генрихом Гейне; предположение это может быть подкреплено или опровергнуто только прочно установленной хронологией стихотворения.
10
В июле 1828 года Гейне уехал в Италию; в Италии он узнал новые встречи; параллелизм выдержан последовательно до конца: тема итальянского июля ("Путешествие от Мюнхена до Генуи") повторяет ряд мотивов "Новой весны", но в сгущенных, передержанных тонах: лирическая тема весенней любви сменяется темой любви чувственной, летней. Символика цветов также более насыщенна; параллелизм уступает место иллюзорности — в сне о похоронах розы, раздавленной при объятиях (реализация контурного мотива "Новой весны"). Вскоре наступает осень; смерть отца вызывает Гейне из Италии[924] и надолго угнетает; начинаются литературные дрязги, вызванные полемикой с Платеном; Гейне вынужден снова жить в «проклятом» Гамбурге; здесь он старается рассеяться. Весною 1830 года, усталый от невеселого гамбургского веселья, больной, Гейне уединяется в сельскую местность Вандсбек, где снова начинается его оживленная литературная деятельность; в странном, но у Гейне понятном сочетании идут занятия Библией и историей французской революции. "Как есть птицы, которые предчувствуют всякую революцию в природе, как грозу, наводнение и т. д., так есть и люди, у которых при этом душа бывает оглушена, расслаблена и как-то странно цепенеет. Так объясняю я себе свое состояние в этом году, до конца июля. Я чувствовал себя свежим и здоровым, но не мог заниматься ничем другим, как только историей революции, день и ночь <…> И когда пришло известие о Великой неделе, мне казалось, что это понятно само собою, что это лишь продолжение моих занятий". [Н. Heines Briefwechsel, Bd. I, S. 627 (d. 19. November 1830, an Varnhagen von Ense).]
