Пушкин читал эту поэму. В проекте предисловия к VIII и IX главам «Онегина», которые должны были появиться отдельно от вышедших ранее, он замечает: «Я ничуть не полагаю для себя обидным, если находят «Евгения Онегина» ниже «Евгения Вельского».
Впоследствии удалось установить, что «Евгений Вельской» принадлежал перу М. Воскресенского — литератора, наторевшего на подражаниях.
Еще одного двойника Онегина звали Вадимом Лельским. Он появился в том же году, что и Вельской, в стихотворной повести Платона Волкова «Признание на тридцатом году жизни». Рассказ велся от лица самого героя, имевшего лишь поверхностное сходство с Онегиным. Сюжет был почти не развит, тем более что вышла лишь первая глава, а продолжения так и не последовало.
Проходит всего лишь год, и у Онегина снова появляется двойник, по фамилии Ленинъ (писалась она через «ять», т. е. была производной от слова «лень»). Автор, Н. Н. Муравьев, назвал свою поэму, выпущенную отдельной книжкой, «Котильон. Глава первая из стихотворного романа «Ленин, или жизнь поэта». В этом подражании форма онегинской строфы не соблюдена. Героя в достаточной мере характеризует его фамилия; по словам автора, он — «как Ленский Пушкина живой». Героиню зовут Нинеттой. В 1830 году в журнале «Галатея» был напечатан за подписью «Неизвестный» отрывок из поэмы «Иван Алексеевич, или Новый Евгений Онегин».
Немало подражаний пушкинской поэме увидело свет в те же годы и на страницах «Невского альманаха», «Календаря муз», «Сына отечества», «Славянина», «Северного Меркурия». Но все это были отрывки, в стихотворном отношении очень слабые, с едва намеченным образом главного героя, мало схожего с героем Пушкина.
Авторы некоторых подражаний пытались продолжить пушкинскую поэму, придумав новый поворот сюжета и развязку. Таково «Продолжение и окончание романа А. Пушкина «Евгений Онегин» А. Разоренова (1890) в 20 главах. В предисловии автор обращался сначала к Пушкину, затем к читателям:
О, тень великого поэта!
Из недр неведомого света
На труд ничтожный мой взгляни
И, если стою, побрани
За то, что к твоему творенью
Я окончанье написал,
Героя там дорисовал.
I
...И ты, читатель мой любезный,
За труд мой слабый, бесполезный
Не будь ко мне уж слишком строг:
Писал его я так, как мог.
Содержание таково: Онегин вновь едет в деревню, посещает могилу Ленского, листает у Лариных альбом Татьяны, и вновь его терзает «тоска безумных сожалений». Измученный ею, он умирает, отпустив своих крестьян на волю и послав Татьяне прощальное письмо.
Много лет спустя она, уже дряхлая старуха, посещает могилы мужа и Онегина...
Качество этого подражания было настолько низким, что оно, говоря словами автора, не стоило того, чтобы его бранить, и не привлекло внимания критики. Разоренов не сумел даже овладеть техникой «онегинской строфы» и получил известность не как автор окончания «Евгения Онегина», а как автор текста популярной песни «Не брани меня, родная...»
Некоторые авторы использовали пушкинский сюжет, чтобы высмеять недостатки современного им общества.
Их подражания часто служили оружием в литературной борьбе. Такую роль сыграла, например, поэма Д. Д. Минаева «Евгений Онегин нашего времени». Впервые она появилась в «Будильнике» (1865), с подзаголовком:
«Сокращенный и исправленный по статьям новейших лжереалистов Темным человеком». Под лжереалистами подразумевались Писарев и Тургенев, против которых в поэме немало выпадов. В первых же строках упоминается об одном из персонажей «Отцов и детей»:
Мой дядя, как Кирсанов Павел,
Когда не в шутку занемог,
Он натирать себя заставил
Духами с головы до ног.
Что касается Онегина, то он характеризуется так:
Онегин, добрый мой приятель,
Был по Базарову скроен.
Как тот, лягушек резал он,
Как тот, искусства порицатель,
Как тот, поэтов не ценил
И с аппетитом ел и пил.
Даже внешностью герой Минаева ничуть не напоминает пушкинского: «Морозной пылью серебрится его густая борода...» Перед нами — типичный нигилист:
И высший свет он презирал,
Хоть в высшем свете не бывал.
Не воспевал он дамских ножек,
Для женщин жизни не терял,
Аналитический свой ножик
Он в чувство каждого вонзал.
Чтение письма Татьяны он сопровождает ироническими замечаниями:
Трудиться, барышня, вам ново,
Труд освежил бы разум ваш.
Статьи читайте Шелгукова
И позабудьте эту блажь!
Дуэли у Минаева нет вовсе, ибо его герой — принципиальный противник решения споров поединком. Вместо этого он становится шафером Ленского на его свадьбе с Ольгой, берет у него «четыре красненьких взаймы» и уезжает путешествовать. Вновь он встречает Татьяну не на балу, а у игорного стола, и замужем она не за генералом, а за подагрическим старичком, который спрашивает Онегина:
...Так что же вас-то
Тут занимает, господа?
— У нас немало есть труда;
Мы отрицаем все, и баста!
В журнале поэма оканчивалась описанием московского общества середины 60-х годов. В третьем издании, выпущенном уже от имени Минаева в 1878 году, добавлены еще одна глава и эпилог, где Татьяну судят... за отравление мужа. Прокурор, обвиняющий ее,— не кто иной, как Онегин, а защитник — Ленский; после его горячей речи присяжные оправдывают Татьяну...
В заключение автор извиняется и перед Пушкиным, и перед читателями:
Конец... Моя поэма спета.
Прошу прощенья у славян
И у славянского поэта,
Что я классический роман
Перекроил по новой мерке,
Подверг цинической проверке
И перешил на новый лад...
Но я ли в этом виноват?
В 1896 году у героя Пушкина появился еще один двойник—«Онегин наших дней». Так назывался «роман-фельетон в стихах», как значилось на обложке небольшой книжки, изящно изданной в Москве от имени Lolo (псевдоним поэта Л. Г. Мунштейна).
В ней девять глав, написанных четкими онегинскими строфами. Главные персонажи на своих местах, но стали куда менее романтичными. Недаром автор предупреждает: «Онегин пушкинской эпохи для нас — седая старина». Герои, как у Минаева, осовременены, но совсем на иной лад. Целью автора было высмеять уже не нигилистов, а другой тип, получивший в последние годы прошлого века широкое распространение — представителей так называемой «золотой молодежи» — жуиров, прожигателей жизни. Сорить деньгами — вот все, что они умели. У минаевского Онегина были хоть какие-то принципы, а у этого — никаких. Отец его — не промотавшийся помещик, а шестидесятник-либерал, человек значительно более передовых взглядов, чем сын. Прокутив отцовское наследство, тот поневоле уединяется в свое имение и скучает там, как и пушкинский Евгений. Встречает Ленского, который совершает прогулки... на велосипеде и распевает арии... из «Онегина» Чайковского. Ленский — модный поэт, «наш Верлен», играющий значительную роль в кружке московских декадентов. А вот Татьяна наших дней: в 14 лет уже «знает все», обожает Мопассана, прочитала «Нана»; в дальнейшем становится посредственной актрисой. Ольга — уже замужем, но, несмотря на это, вовсю кокетничает с Онегиным (до дуэли и тут не доходит). Но тот влюблен в Татьяну и первый обращается к ней: «Я вам пишу...» — а та его высмеивает — словом, они меняются ролями.
После романа с Татьяной Евгений, получив наследство от тетки, уезжает за границу, посещает монакское казино и, все проиграв, берет без зазрения совести деньги у влюбленной в него купчихи. Татьяна, убедившись, что «талант и славу рок унес», кончает счеты с жизнью, влив яд в бокал с вином. Известие об этом Онегин принимает довольно равнодушно; его девиз:
Пусть жизнь пройдет пестро и шумно,
Пусть силы тратятся безумно,
Но пусть трубит о нас молва,
Пускай нас видит вся Москва!
Еще одно подражание появилось в 1899 году под заголовком: «Судьба лучшего человека. Рассказ в стихах, приписываемый А. С. Пушкину». В предисловии некий А. Лякидэ сообщал, что после смерти своей 90-летней тетки он якобы нашел в ее бумагах рукопись, помеченную: «Сочинение Александра Пушкина, 1836 года». Притворяясь, будто критикует эту весьма посредственную подделку, где Онегин продолжал путешествие по России и в конце концов погибал от рук разбойников, Лякидэ тем не менее заявлял в предисловии: «Мы почти склонны думать, что «Судьба лучшего человека» писана самим Пушкиным, правда, писана без претензий, небрежно». Фальсификатор (им был, по всему вероятию, сам Лякидэ) даже не счел нужным или не сумел сохранить строгую стихотворную форму пушкинского романа: вместе с 14-сложной «онегинской строфой» встречаются строфы в 15, 16 и даже 20 строк.
