Еще раз благодарю Вас за присылку текстов.
Крепко жму Вашу руку.
Ваш Г. Адамович
P.S. Прочел на днях Ваш отзыв о Ходасевиче[92]. Что же, Вы правы: книга не плохая. Но уверяю Вас, Белинский со всеми своими промахами и наивностями больше понимал, дальше видел, глубже чувствовал, чем Х<одасевич>, у которого все, в сущности, верно, все умно (или вернее — не глупо) и все непоправимо — мимо. Я этого не люблю говорить в печати, п<отому> что долго с ним спорил, да и не был никогда с ним в подлинно хороших отношениях[93]. Но, прочтя его книгу, снова почувствовал то же самое: ограниченность и надуманную позу какой-то мудрости и всепонимания.
4/ХI-<19>54 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович
На этот раз отвечаю не совсем сразу. Простите.
Я очень рад, что Вам по душе мои стихи. Поверьте, говорю это вполне искренне, и не как редактору, а Вам просто, независимо от «Опытов». У меня к этому стихотворению больше личной привязанности, чем к другим[94].
Теперь об «Опытах».
Хорошо, статью об эмигр<антской> поэзии пришлю к 15 декабря. Но пишу это и тут же соображаю: ведь затем Рождество, значит, все равно — отсрочка. М<ожет> б<ыть>, можно к концу месяца? Впрочем, как скажете, я торгуюсь так, по старой привычке.
Корректуру, конечно, верну через 24 часа. Даже через 2 часа. Наверно.
Статью — если можно — я хотел бы дать страниц на 15. Но если мало места, могу сделать короче. Тема расплывчатая, т. к. это будет не обзор вовсе. Можете и развить, и сжать: все равно не скажешь.
Мелочи о франц<узской> литературе, о фильмах»?[95] Знаете, я как-то здесь отстал от всего, а для «мелочей» надо бы быть именно «в курсе». Если что-нибудь придет в голову — пришлю. У меня есть одна побочная страсть — балет. Но входит ли он в Вашу программу? По существу это вовсе не пустяк и не блажь, но может придать журналу нежелательный салонный оттенок («Мир гибнет, а они заняты pas de deux…»)[96].
Доверительно (как пишете Вы, но ведь и все доверительно — правда?).
Продолжение «Третьего Рима» особым восторгом меня не переполняет[97]. Я не любил и начала его, и боюсь, что это будет стряпня наспех, полу-Иванов, полу-Одоевцева (он ведь едва ли в состоянии писать теперь сам). Что с ними вообще «трудно», я знаю. Но через океан, м<ожет>б<ыть>, и не так уж трудно: только пишите им лестные письма и вообще не вступайте в споры! Да и в самом деле — они оба сотрудники ценные, только лучше бы без «Третьего Рима» из третьих рук. М<ожет> б<ыть>, он (или даже она) дал бы статью, взгляд и нечто?[98]
По одной Вашей фразе об Ульянове[99] я чувствую, что он Вам не очень нравится. Мне тоже. Что-то самоуверенное и дубоватое, хотя и не без блеска. Г.Иванов, наоборот, им восхищен. Все-таки я бы его пригласил в «Опыты»: направление у него верное, если не самый тон. Как Ваши отношения с Терапиано? Спрашиваю, потому что сейчас прочел его статью о «Гранях», догадываюсь, что он — едва ли Вам друг (цитаты о Вас совсем никчемные по содержанию статьи). У него в голове — каша, но возвышенно-метафизическая[100].
Крепко жму руку.
Ваш Г. Адамович
13/ХI-<19>54 г.<Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович.
Наши письма «разминулись».
Я писал Вам о том, нельзя ли статью прислать к Рождеству. Но вижу, что нельзя. Значит, будет она у Вас в срок — 15 декабря, как Вы пишете, срок «сверх-крайний».
Буду ли упоминать о Цветаевой? Не знаю[101]. Упоминать я вообще ни о ком не хотел бы, т. к. думаю написать «вообще», о теме поэзии, а не об отдельных поэтах. Но по пути писания часто все меняется, т<ак> что — не знаю. Я Цветаеву не то что «не люблю», нет. У нее есть строчки, которые я никогда не забуду, их нельзя забыть. Но в ней была институтка, с капризами и наскоками, вот только это меня в ней всегда раздражало. Был в Париже такой ротмистр Посажной, выпустивший смехотворную книжку стихов и афоризмов[102]. Там было «Цветаева — это наша Царь-дура»[103]. Мне очень это понравилось, в том смысле, что в Ц<ветаевой> было нечто царственное, но была и дура, вернее, дурь. У меня были с ней очень странные личные отношения, о кот<орых> долго писать (но многое меня в них очень удивило)[104].
Кантору я писал, что Вы ему напишете. Он человек аккуратный и уже справился: как Ваше имя-отчество? А вот Червинской тоже стоило бы написать, если еще не поздно: думаю, что даже какие-то заметки были бы от нее интересны (38, rue Saint-Lambert, Paris XV)[105].
Я не совсем понял, что Вы пишете о «жисти», «жизни», о том что «прекрасная жизнь» портит всю страницу… О чем это и о ком?
Ну, кончаю — и, как обычно, желаю успеха в Ваших редакторских трудах.
Ваш Г.Адамович
Здесь я до 17 декабря. Потом — месяц в Париже.
23/Х-<19>54 <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович
Отвечаю по пунктам на письмо Ваше от 16 ноября.
1) Статья будет у Вас в срок, если ничего не случится абсолютно непредвиденного. Надеюсь — не случится. Я бы написал ее и раньше, но должен кончить кое-что из пре<д>положен<ной> книги для Чех<овского> Изд<ательст>ва, и хочу кончить в срок, «во избежание недоразумений», которых боюсь по соображениям финансовым[106].
2) Бахрах[107] в Финляндии, но не знаю — надолго ли. Можете ему писать на парижский адрес: 52, Boulevard Murat, Paris XVI (Mr. Bacherac).
3) Проза Одарченко[108]. То, что я знаю, — по-моему, очень хорошо, а не люблю его стихи — вечные анекдоты с рифмами. Но он умный и даровитый человек, бесспорно. (Большой пьяница, да еще что-то вроде морфиниста.) Когда-то — он читал мне отрывки из книги о Гитлере: фантастично, но хорошо, да и рассказы были очень хорошие.
4) Рейс или Райс[109]
Это человек с редким слухом к стихам и притом с полным отсутствием поэтического дара (в том, что я читал). Думаю, что он для Вас годится, но нужен контроль: может неожиданно написать, что Пушкин ничего не стоит, а первый русский поэт Дряхлов или Трубецкой[110]. Впрочем, в мыслях его есть и полет, и прелесть.
5) Цветаева.
Не буду диспута нашего продолжать. Всего не скажешь. Как Гоголь ответил Белинскому: «Вы что-то знаете, чего не знаю я, но и я что-то знаю, чего не знаете Вы»[111].
6) Bowra из Оксфорда[112].
Я о нем слышал, как о «профессоре поэзии», довольно водянистом, но с интересом ко всему русскому. Что он интересуется балетом, не знал. Если чем-нибудь я могу быть ему полезен, «готов служить» — и против того, чтобы Вы ему дали мой адрес, ничего, конечно, не имею.
В Париже буду, вероятно, 18 декабря, на месяц.
Адрес: 7, rue Frederic Bastiat, Paris VIII
До свидания. Крепко жму руку.
Ваш Г.Адамович
15-го /ХII-<19>54 г. <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович,
Вот статья. Опаздываю с отсылкой на 24 час<а> из-за того, что задержалась переписка. Простите.
Послезавтра я еду в Париж (<адрес>). Очень прошу корректуру, как Вы обещали. Верну в тот же день (и корректуру стихов!). Возможно, что в начале января я поеду на 10 дней в Ниццу — тогда Вам сообщу и дам адрес, чтобы в случае чего корректура не ждала меня в Париже!
Крепко жму руку
Ваш Г.Адамович
9 /ХII-<19>54 г. <Манчестер>
Дорогой Юрий Павлович
Спасибо за письмо с мелочами насчет «Опытов». Они все мне интересны.
Статью вышлю, м<ожет> б<ыть>, даже раньше 15-го, но наверно — не позже. Боюсь только, что в ней окажется больше 15-ти страниц. Хотя Вы очень любезно написали, что «это — ничего», я знаю, что, когда все рассчитано, это может оказаться очень «чего». Постараюсь вместить в 15 страниц (на машинке, считая 25–28 строк на странице). Я пишу урывками, т. к. занят сейчас перед каникулами. Хочу сказать, как Розанов: «М<ожет> б<ыть>, я бездарен, да тема-то моя талантлива»[113]. Очень интересная тема, хотя и «для немногих» (это уж не Розанов, а Жуковский!)[114].
Кое-что о том, что Вы сообщили.
С Райсом надо держать «ухо востро». У него каша в голове, но бывает и хорошая. Как когда!
Кантор письмо Ваше получил. Camus ему не по душе[115]. У него есть афоризмы — русский Ларошфуко, — кот<орые> он, кажется, хочет Вам предложить. Не знаю, как Вы к ним отнесетесь[116]. Я бы лично не поместил (какой-то дурак написал в «Н<овом> Р<усском> С<лове>», что «я лично думаю» — форма бессмысленная, п<отому> что не лично думать нельзя. Будто «я думаю» и «я лично думаю» — то же самое!).
