А по закону Джонсона от 13 (опять!) апреля 1931 года должники, не внесшие причитающихся с них платежей, лишаются возможности получать какие-либо кредиты в США…
Положение становилось все более интересным…
И тогда Америка «великодушно» согласилась дать англичанам возможность проливать кровь и слезы, не платя Америке за это удовольствие, а почти бесплатно — на принципе ленд-лиза.
Ленд-лиз — это система передачи Соединенными Штатами союзным странам взаймы или в аренду вооружений, а также военных и других необходимых для ведения войны материалов.
Расплачиваться англичанам (и вообще всем, кого янки «осчастливливали» режимом ленд-лиза) предстояло после войны — или вернув полученное взаймы имущество, или возмещая долг товарами, деньгами, а также иной «приемлемой для США» компенсацией типа торговых и прочих уступок.
Вот так…
Закон о ленд-лизе был принят конгрессом 11 марта 1941 года подавляющим большинством голосов. Америка тогда не воевала с Германией и не состояла в союзных отношениях с Англией. Однако закон о ленд-лизе был принят именно для Англии.
Такой «нейтралитет» мир уже наблюдал во время Первой мировой войны, когда на 1 миллион долларов американского кредита немцам приходилось 100 миллионов кредита Антанте…
Теперь история повторялась постольку, поскольку прежними были и схема, и цели, и инициаторы, и исполнители.
Все было цинично и логично: раз Англии, воюющей за дивиденды США, нечем платить за оружие — дадим его «на время», как один сосед дает другому пожарный шланг, чтобы тот потушил пожар.
Именно так пояснил Рузвельт журналистам идею ленд-лиза. Никто при этом почему-то не спросил его— как это можно дать «взаймы» или в аренду боевую технику? Ведь самолеты, случается, сбивают, танки — подбивают, а снаряды — безвозвратно выстреливают из пушек.
Да и банки тушенки солдаты не всегда носят в вещевых мешках как неприкосновенный запас, а порой и вскрывают, чтобы безвозвратно съесть…
Но на эти «мелочи» никто внимания не обращал — разве можно было не восхищаться этаким «благородством» и «рыцарством» Дяди Сэма?
Вначале он втравил Европу в войну, начавшуюся из-за наглости и спеси поощряемой им Польши. А теперь «бескорыстно» давал Европе возможность вести эту войну до победного конца, не заботясь о платежах.
«В конце концов ни одна большая война никогда не была проиграна из-за недостатка денег», — успокоил прессу и весь мир Рузвельт на пресс-конференции 17 декабря 1940 года.
А 29 декабря он же по шпаргалке, составленной его советником Самуилом Розенменом, произнес и еще одну «историческую» фразу: «Мы должны быть великим арсеналом демократий»…
Впрочем, еще до всего этого — 2 сентября 1940 года, янки обменяли свои старые эсминцы на английские базы, что никак не вязалось с доктриной изоляционизма и нейтралитета.
Америка за право аренды на 99 лет баз на Ньюфаундленде, Бермудских и Багамских островах, на Ямайке, Антигуа, Сент-Люсиа, Тринидаде и в Британской Гвиане отдавала Англии полмиллиона винтовок, оставшихся с Первой мировой войны, несколько сот таких же старых орудий и 50 старых же эсминцев…
Постаревший «лев» британской имперской политики Ллойд Джордж проворчал в беседе с Иваном Майским:
— Дядя Сэм остался Дядей Сэмом… Не очень-то расщедрился… За железное старье мы платим важнейшими базами.
Затем «лев» пожал плечами:
— Но что оставалось делать? Другого выхода не было… Ллойд Джордж уже «забыл», как год назад сам же и предлагал другой и разумный выход — рассмотреть любое предложение о мире…
В Германии обо всем этом обмене «шила» на базы, естественно, знали — Черчилль объявил о соглашении в парламенте 5 сентября… Немцы заявили по этому поводу протест, а в годовщину подписания Московского пакта — 23 августа 1940 года генерал Гальдер записал в дневнике: «Америка получает от Англии ряд военно-морских баз в Атлантическом и Тихом океанах в качестве компенсации за 50—90 старых эсминцев, переданных ей Англии. Переговоры об Азорских островах (португальские), которые рассматриваются как возможная база соединенного англо-американского флота. Стремление Америки получить базы в Гренландии и Исландии. Очень заметно намерение Америки „поглотить“ Англию…»
И «Англия» Черчилля все более втягивала страну в войну не только против Гитлера, но и против Англии..
В этой книге уже не раз было сказано о том, что элита Англии состояла из космополитической части — «черчиллевской», и части национальной… И национально ориентированная часть была, пожалуй, готова даже отказаться от враждебности к Советскому Союзу и пойти на союз с Германией, если бы это было платой за резкое ослабление влияния США на ход дел в мире.
10 марта 1939 года министр внутренних дел Самуэль Хор выступил в Лондоне с большой речью и сказал:
— Что, если бы в обстановке возросшего доверия был осуществлен пятилетний план, неизмеримо более великий, чем любой пятилетний план, который в последнее время пыталась реализовать любая отдельная страна?
Уже это было явным и заслуженным комплиментом в адрес СССР, ибо пятилетками жил лишь он. А то, что англичанин Хор называл пятилетку «великим планом», говорило о многом.
Но Хор сказал и больше:
— Что, если бы в течение пяти лет не было ни войн, ни слухов о войнах, если бы народы Европы могли отдохнуть от давящего их кошмара и от сокрушительной тяжести расходов на вооружение? Разве не могли бы они в этом случае использовать все поразительные открытия и изобретения нашего времени для создания золотого века, в котором бедность была бы сведена к крайнему минимуму, а общий уровень жизни поднят до небывалой высоты? Для вождей мира здесь открывается величайшая возможность. Пять человек в Европе, если бы они были связаны единством цели и действия, могли бы в невероятно короткий срок перестроить всю мировую историю…
Пять человек — это Чемберлен, Даладье, Гитлер, Муссолини и Сталин. Рузвельта, как видим, Хор в компанию не брал, обнаруживая весьма глубокое понимание сути проблемы.
«Литвиновский» же кадр — советский полпред Иван Майский, слушая Хора, говорил Черчиллю:
— Трудно представить себе более яркий образчик лицемерия, тупости и полного непонимания того, что действительно творится в мире…
Н-да…
Вернемся немного назад… Как мы помним, в феврале 1940 года Рузвельт направил в Европу заместителя госсекретаря Самнера Уэллеса с официальной целью — попробовать найти пути примирения немцев и англофранцузов.
Маршрут поездки: Рим — Берлин — Париж — Лондон — Рим, без заезда в Москву…
Отсутствие Москвы в маршруте объяснялось тем, что Россия-де обнаружила страшную слабость в войне с финнами, оконфузилась, и ее в расчет можно не брать. Черчилль красочно расписывал нашу слабость в очередной своей речи в январе 40-го года…
Но и его речь, и демонстративное игнорирование Москвы американцами было однозначно провокационным! Немцам пытались внушить две мысли…
Первая… Россия слаба, и рассчитывать на ее помощь немцам, ведущим войну с Западом, не стоит.
Вторая была с более дальним прицелом… Раз Россия слаба, то не лучше ли замириться с Западом и ударить по России — самому или вместе с Западом? Гитлер этой мысли поддакивал, но сам поступил умнее — через три месяца сокрушил на континенте Запад.
Ведь не все в Европе прислушивались к инсинуациям Черчилля — раздавались тогда и трезвые оценки подлинной силы РККА.
Так, 18 марта 1940 года «Таймс» опубликовала статью своего военного корреспондента — английского генерала, который писал:
«Финская война раскрыла больше секретов Красной Армии, чем мы узнали их за все предыдущие 20 лет ее существования. Она имела при первом своем реальном испытании наиболее суровую местность, которую она могла выбрать в Европе, и в качестве первых серьезных противников наилучших индивидуальных стрелков всего мира. Из этого испытания вышла совершенно другая сила… Русские действительно должны обладать замечательной изобретательностью… Стратегия наступления была хорошей… Красная Армия имеет инженеров, достаточно способных, когда они занимаются своим делом….
После трех месяцев Красная Армия сильно отличалась от той, совершающей грубые промахи массы, которая начала свою кровавую карьеру. Вся советская система обучения уже меняется, и в настоящее время Красная Армия имеет опытные войска, из которых можно взять новых офицеров и унтер-офицеров. Имеется крепкое основание для усовершенствований, которое, если на нем правильно строить, окажет глубокое влияние на будущий ход истории».
Что — в Вашингтоне этого не понимали? Понимали! Как понимали это и вообще везде в мире — не исключая и Берлин.
Но в Москву эмиссар Вашингтона не поехал. Ведь у миссии Уэллеса было, как мы знаем, и второе «дно», в котором он вез в Европу не мир, а поощрение войны…
