Изо всех государственных и общественных институтов лидерами доверия остаются еле живая армия, почти добитая наведением конституционно-финансового порядка, и не любимые Путиным СМИ.
Институты, созданные под контролем Путина и во имя Путина, проводящие в русскую жизнь его фантомную программу передач, — правительство, Еосдума, Совет Федерации — как не пользовались популярностью, так и не пользуются.
Примечательно, что особый скепсис вызывает у верноподданного населения любимое путино-медведевское детище — предвыборные «национальные проекты». Согласно свежим данным «Левада-Е[ентра» (2008 год), 67 % (!) россиян уверены, что средства, выделенные государством на нацпроекты, потрачены неэффективно или (менее интеллигентно) банально разворованы. Не блестяще обстоят дела и с оценкой конкретных «нацпроектов»:
«Говоря о нацпроекте «Образование», 35 % россиян высказались за то, что его реализация привела к улучшению дел в отрасли, 45 % придерживаются противоположной точки зрения, остальные затруднились с ответом; в поддержку нацпроекта «Здравоохранение» высказался 31 % респондентов; улучшений в отрасли, связанных с реализацией нацпроекта, не видят 54 % опрошенных; всего 18 % (!) граждан РФ видят положительные изменения в части обеспечения населения жильем, в то же время 66 % опрошенных никаких положительных результатов реализации нацпроекта «Доступное жилье» не назвали; наконец, положительные изменения в сельском хозяйстве с реализацией нацпроекта «Развитие АПК» связывают всего 17 % опрошенных, противоположного мнения придерживаются 62 %».
И тем не менее, сам Путин остается премного популярен. Его рейтинг доверия и сейчас приближается к 60 %. И ни галопирующие цены на продовольствие, ни развал социальной сферы, ни беспредел бандитско-ментовских орд практически никак не влияют на популярность Первого Лица.
Итак, мы имеем счастливую возможность убедиться: отношение народа к Путину не зависит от результатов его деятельности на президентском посту. Это и есть, пожалуй, главная тайна Кремля.
Почему так? Потому что одно доброе дело за свои кремлевские годы Владимир Путин все же сделал: он восстановил в России монархический ритуал.
Ритуал этот состоит из 3 основных элементов:
1) исключительность монарха — один царь на троне, как одно Солнце на небе, и прямых соперников, в режиме реального времени публично покушающихся на верховную власть, у монарха быть ни в коем случае не должно;
2) непогрешимость монарха; можно критиковать все что угодно — бюрократию (неизбывных «плохих бояр», которые все всегда и портят, скрывая от царя правду и мешая ему принимать правильные решения), последствия царских решений, отдельные национальные поражения и т. п.; но трогать грязными руками лично монарха не дано и не позволено никому;
3) независимость монарха от общества и закона; только тот в России может называться царем, кто уверенно стоит выше политической и правовой систем и готов принимать любые решения, отбросив ветхие путы формального законодательства; иными словами, нет таких институтов и уложений, которым был бы вправе (а не то что обязан) подчиняться русский царь.
И только тот правитель воспринимается в России как настоящий царь, кто твердо соблюдает монархический ритуал.
С народной точки зрения, такой и только такой властелин занимает трон действительно по праву (грубо говоря, соответствует занимаемой монаршей должности), а потому должен быть любим и прощаем, что бы он в своей практической политике ни сотворил.
А для ответственности всегда есть плохие бояре. Фактически рейтинг Путина отражает его легитимность, построенную на следовании ритуалу. Для верховного правителя России, как бы он ни назывался, «популярность» и «легитимность» — почти синонимы.
Проблемы с легитимностью/популярностью позднего (конец 1980-х) Михаила Горбачева были связаны именно с разрушением заветного ритуала. Когда говорят, что советскую власть погубила программа «Взгляд» — это преувеличение лишь отчасти. Доверие к Горбачеву резко и стремительно рухнуло, когда народ вдруг понял, что Первое Лицо можно невозбранно ругать по Первому каналу государственного телевидения (нарушение п. 2 ритуала). А значит, царь ненастоящий. Потом, с появлением эффектного претендента на престол Бориса Ельцина, Горбачев перестал быть эксклюзивен (нарушение п. 1 ритуала), и, наконец, игры в Союзный договор, подчинявший президента СССР воле республик свободных, добили кремлевского властителя (см. п. 3).
То же — и с Ельциным. Наполовину искреннее и отчасти конъюнктурное стремление к демократии сыграло с «первым всенародно избранным» злую шутку. Легитимным Борис Николаевич бывал редко — в основном, в конце августа 1991-го и начале октября 1993-го. В остальное же время близ ельцинского престола жадно толпились прямые соперники и нетерпеливые наследники, крупнейшие телеканалы регулярно «мочили» президента на чем свет стоит, а подконтрольная коммунистам Дума то и дело принимала законы, не дававшие правителю ни повернуться, ни развернуться. Какой уж тут царь, какая уж тут любовь народная?
В этом смысле у Путина все получилось. Довольно быстро и почти что счастливо. Уже к весне 2000-го он избавился от серьезных конкурентов. Потом все поняли, что Путина в обшенациональном медиаэфире трогать нельзя. И еще, за два своих тяжеломысленных срока экс-президент подтвердил, что закон ему не указ и его скользкое дышло он готов двигать в любом направлении — словно большевистские русла великих сибирских рек.
И народ поверил ему. Мы снова поняли, что царь настоящий.
Здесь нужно предупредить тех, кто все еще верит, что какие-либо процессы в современной России связаны с личными качествами или достоинствами уходящего президента.
Российский властвующий режим — не харизматический и не персоналистский, а традиционный монархический. Легитимность царя привязана к трону, а не к личности, пусть даже преизрядно одаренной. Потому, как только монарх слезает с трона, он становится простым смертным и теряет сакральную ауру невозвратно. Карета превращается в тыкву. Быстро, очень быстро, быстрее, чем многим хотелось бы. Так случится и с нашим В.В. в ближайшей перспективе.
* * *
Конечно, Путин восстановил монархический ритуал не потому, что тонко разобрался в древней логике русской власти. А по другим причинам, гораздо более простым и приземленным.
Во-первых, правящему классу нужна была полная стабильность — для завершения «большой» приватизации и ликвидации советской социальной системы. Стабильность же требовала упразднения демократии.
Во-вторых, сам В.В. панически боялся и боится честной политической конкуренции. Потому что знает, что никаких политталантов у него на самом деле нет и в открытом бою он с высокой вероятностью проиграет. Вспомним самое горькое: выборы в Санкт-Петербурге 1995–1996 гг. (Путин тогда — начальник штаба НДР и Анатолия Собчака); президентские выборы в большой Украине и маленькой гордой Абхазии в 2004 г. (кандидаты, прямо поддержанные Путиным, были унизительно разгромлены). Путинский Кремль был успешен лишь в боях с фиктивными соперниками, и хозяин его это, кажется, всегда понимал. Отсюда, кстати, и навязчиво-вечный отказ от теледебатов, продиктованный отнюдь не только монаршим высокомерием.
Но результат, тем не менее, — налицо. В сегодняшней России восстановлен священный авторитет верховной власти. Который позволяет этой власти проводить реформы и вообще добиваться чего-нибудь предметно осмысленного. При желании, разумеется. Коего Путин в 2000–2008 гг. практически не проявлял.
И вот теперь свежезаваренные ультраоппозиционеры, сгрудившиеся вокруг усталого национального дембеля, пытаются растоптать единственное позитивное достижение путинской эпохи — легитимность президентского поста. Попытки построить некую «диархию», создать «альтернативный центр верховной власти» вне Кремля, раскрутить какого-то «национального лидера», не сидящего на троне, могут привести лишь к делегитимации, а как следствие — резкому падению популярности и параличу власти.
Странно, что эти околопутинские оппозиционеры позволяют себе горячо клеймить «лихие» 1990-е годы и «ельцинский хаос». Ведь они фактически и предлагают вернуться в развитые девяностые и воссоздать систему, при которой первое лицо страны испытывает кричащий дефицит легитимности (т. е. царь ненастоящий, по-простому). И потому связан по рукам и ногам во всех своих действиях.
Так что если есть у нас «партия 1990-х годов», то состоит она именно из восторженных холопов Владимира Путина. Тех, кого я безымянно процитировал в начале статьи.
