— Мы, — сказал он далее, — будем помогать вам как сегодня, так и в будущем, посылая к вам людей и предоставляя вам все остальное в больших размерах, чем до сих пор. Практически теперь мы можем больше помогать вам, ведь наш нынешний пятилетний план осуществляется успешно.
Я поблагодарил товарища Сталина за оказанную помощь, как и за помощь, которая будет оказана нам в будущем.
— Поблагодари меня, когда помощь будет доставлена вам, — сказал он мне, улыбаясь, а затем спросил:
— На чем у вас работают поезда, на нефти или на угле?
— В основном на угле, — сказал я ему, — но полученные нами новые типы локомотивов работают на нефти.
— Вы перерабатываете нефть? Как у вас с нефтеперегонным заводом? — спросил он меня дальше.
— Сейчас мы строим новый нефтеперегонный завод с советским оборудованием, — ответил я ему. — В предстоящем году будут установлены машины.
— А уголь у вас есть?
— Есть, — сказал я ему, — причем геологические данные показывают, что наши перспективы в этой отрасли хорошие.
— Вы должны работать над выявлением и добычей как можно больших количеств угля, — посоветовал мне товарищ Сталин. — Он очень нужен для развития промышленности и экономики в целом, так что уделяйте ему внимание, а то без него вам трудно будет.
Как и на всех других встречах, товарищ Сталин проявил особое внимание и интерес к положению нашего крестьянства, к развитию сельского хозяйства, к политике нашей партии в этой важной отрасли. Он спросил меня, как у нас дела с хлебами и какие семена зерновых мы используем.
Я сказал товарищу Сталину, что мы из года в год стараемся увеличивать производство зерна, но пока проблема с продовольствием остается, и нам надо прилагать еще больше усилий к обеспечению народа хлебом.
Товарищ Сталин спросил:
— Климат у вас хороший?
— Хороший, — сказал я ему.
— Да, да, — подтвердил он, — у вас все произрастает. Важно и то, что ты сеешь. Вы, — посоветовал он мне, — должны отбирать хорошие семена; в этом деле обращайтесь к нам за помощью. В дальнейшем вы должны подготавливать много агрономов, потому что Албания страна аграрная, а сельское хозяйство развивается трудом и на основе глубоких научных знаний. Пошлите к нам, — добавил он, — и агронома для отбора семян.
Затем он спросил:
— Как у вас с хлопком? Заинтересован ли крестьянин в выращивании его?
Я сказал товарищу Сталину, что относительно этой технической культуры от прошлого мы не унаследовали никаких традиций, а теперь мы из года в год увеличиваем площадь под хлопком. Это необходимо потому, что, помимо всего другого, строящийся у нас текстильный комбинат будет работать на нашем хлопке.
— Вы должны поощрять крестьянина выращивать его, — посоветовал мне товарищ Сталин, — закупая у него хлопок по более высокой цене. Крестьянин, пока в его сознании еще не укоренена социалистическая идеология, не дает тебе свой продукт так легко, не зная заранее, какова польза ему от этого.
В продолжение беседы он спросил меня:
— Имеются ли у вас целинные, необработанные земли?
— Имеются, — ответил я, — как на холмах и в горах, так и в равнинных местностях. Особенно болота и трясины — тяжелая язва как для сельского хозяйства, так и для здоровья народа.
Я добавил, что в годы Народной власти мы проделываем огромную работу по осушению болот и трясин, что мы добились ряда успехов, однако наши планы в этом секторе большие, и мы будем осуществлять их шаг за шагом.
— Крестьянство, — сказал мне товарищ Сталин, — не должно оставлять невозделанной ни одной пяди земли. Крестьянина надо убедить в необходимости увеличивать площадь обрабатываемых земель. — Для предотвращения дурных последствий болот, для борьбы с малярией, — посоветовал он мне, — сажайте эвкалипты. Это очень полезное дерево, которое растет у нас во многих зонах. Комары сторонятся этого дерева, которое растет быстро и поглощает воды трясин…
При этом Сталин лично дал указание принести для меня семена эвкалипта и несколько мешочков грузинской кукурузы на семена.
На этой встрече товарищ Сталин, как обычно, говорил тихо, спокойно, расспрашивал и очень внимательно слушал нас, высказывал свое мнение, советовал нам, но всегда в глубоко товарищеском духе.
— Нет рецептов на то, как надо поступать в том или ином случае, как надо решать то или иное дело, — часто повторял он в зависимости от выдвигаемых вопросов.
В ходе беседы я указал Сталину на поведение духовенства в Албании, особенно католического, на наше отношение к нему и спросил его, как он находил эту позицию.
— Ватикан, — сказал в частности товарищ Сталин, — это центр реакции, орудие на службе капиталу и мировой реакции, которые поддерживают эту диверсионную и шпионскую международную организацию. Это факт, что многие католические священники и миссионеры Ватикана являются заядлыми шпионами мирового масштаба. Через них империализм старался и старается осуществить свои цели.
Затем он рассказал мне, что однажды в Ялте, беседуя о проблемах антигитлеровской войны, Рузвельт, Черчилль и другие сказали ему: «Давайте не будем больше бороться с римским папой. За что вы обрушиваетесь на него?!»
«У меня нет никаких отношений с ним», — ответил им Сталин.
«Тогда сделаем папу союзником, — сказали они, — включим его в коалицию великих союзников».
«Согласен, — ответил им Сталин, — но антифашистский союз — это союз для ликвидации фашизма и нацизма. Как вам известно, господа, война эта ведется солдатами, пушками, пулеметами, танками, самолетами. Пусть нам папа скажет, или скажите вы, какой армией, пушками, пулеметами, танками и т. д. располагает папа для войны, и мы сделаем его союзником. Союзников для разговоров и ладана нам не надо».
После этого они больше не упомянули о папе и Ватикане.
— Имелись ли в Албании такие католические священники, которые изменили народу? — спросил затем товарищ Сталин.
— Да, — ответил я ему, — причем главари католической церкви с самого начала присоединились к фашистским захватчикам, полностью стали на службу им, из кожи вон лезли для подрыва нашей Национально-освободительной борьбы и увековечения чужеземного господства.
— Что вы сделали с ними?
— После победы, — сказал я, — мы схватили, отдали под суд и заслуженно наказали их.
— Правильно сделали, — сказал он мне.
— Имелись ли у вас другие, которые хорошо вели себя? — спросил он.
— Да, — сказал я ему, — особенно духовники православного и мусульманского вероисповеданий.
— А что вы сделали с ними? — спросил он.
— Еще в своей Первой резолюции наша партия призвала все массы и духовников ради великого национального дела объединиться на великую борьбу за свободу и независимость. Многие из них присоединились к нам, включились в борьбу и внесли ценный вклад в дело освобождения Родины. После освобождения они восприняли политику нашей партии, включились в дело восстановления страны. Мы всегда ценили и уважали таких духовников; имеются среди них и такие, которые избраны депутатами Народного Собрания, которым присвоены офицерские звания. К тому же кое-кто из духовников так тесно связался с Национально-освободительным движением и с партией, что в ходе борьбы осознал никчемность религиозной догмы, отрекся от религии, принял коммунистическую идеологию и мы, учитывая борьбу, деятельность и убеждения таких духовников, приняли их в партию.
— Прекрасно сделали, — отметил Сталин и добавил: — Борьбу против духовников, занимающихся шпионской и диверсионной деятельностью, никогда не рассматривайте сквозь религиозную призму, но всегда рассматривайте сквозь политическую призму. Духовники должны повиноваться законам государства, потому что законы эти выражают волю рабочего класса и трудящегося народа. Хорошо разъясните народу законы и враждебность реакционного духовенства, чтобы и верующая часть населения хорошо видела, что под личиной религии и духовники ведут враждебную Родине и самому народу деятельность. Поэтому, убежденный фактами и аргументами, народ должен вместе с правительством бороться с духовниками-врагами. Но наказывайте и устраняйте лишь тех духовников, которые не слушаются правительства и совершают тяжкие преступления против государства. Подчеркиваю, народ должен убедиться в злодеяниях этих духовников, убедиться также в никчемности и вредности религиозной идеологии».
Встреча со Сталиным длилась ровно 5 часов. Пошли мы к нему в 9 часов вечера и ушли от него в 2 часа пополуночи. Когда мы вставали из-за стола, Сталин сказал мне:
— Пойди, надень пальто.
Мы вышли вместе с двумя генералами, и я ждал, чтобы опять вернуться в приемную, поблагодарить его за радушный прием и проститься с ним. Мы подождали немножко, заглянули в комнату, но там его не было.
