Однако «путь правды» и «главные ориентиры перестройки» уводили Горбачева и Яковлева далеко от поиска объективной истины. Характеризуя позицию Яковлева в своих воспоминаниях, тогдашний председатель КГБ СССР и член Политбюро В.А. Крючков писал: «Видимо, у многих в памяти, как он старался доказать «преступность» соглашения Молотова — Риббентропа — пакта о ненападении между Германией и Советским Союзом, заключенного в 1939 году. Как только он не корил Сталина, а заодно и Советский Союз, за «преступный сговор с фашизмом», за «предательство дела мира», забывая о том, что к тому времени положение Советского Союза было, мягко выражаясь, деликатным. Практически он был изолирован, ни на какие серьезные переговоры с Советским Союзом западные державы не шли. Советский Союз был оставлен один на один с Германией, а последнюю всеми силами натравливали на Советский Союз. В этих условиях Сталин, разумеется, искал выход. Он прекрасно понимал, что страна исторически не готова к войне, неизбежность которой была очевидна для многих, в том числе и для Сталина. Ему нужно было во что бы то ни стало хотя бы на короткое время оттянуть начало войны с тем, чтобы лучше к ней подготовиться… И Сталин поступил правильно, добившись для своей страны какой-то отсрочки во времени… Но… Яковлев изо всех сил старался доказать, что Советский Союз был агрессором в отношении Прибалтики».
Уже упоминавшийся выше бывший сотрудник КГБ СССР Валентин Сидак в беседе с обозревателем «Правды» Виктором Трушковым говорил, что А.Н. Яковлев и его заместители Ю.Н. Афанасьев, В.М. Фалин, Э. Лимаа работали спаянной командой. Им оказывали поддержку и другие комиссии, такие как враг СССР и России В. Ландсбергис, а также В. Коротич, главный редактор журнала «Огонек», который регулярно распространял клеветнические материалы против советского прошлого. По словам В.А. Сидака, «всем несогласным с… выработанной на самом верху политической линией выкрутили руки — и ученым, и привлеченным экспертам. Об этом в июне прошлого года (т. е. 2006 г. — Авт.) поведал ведущий специалист по советско-германским отношениям, президент Ассоциации историков Второй мировой войны О. Ржешевский. Комиссия опрашивала каких-то липовых свидетелей, занималась, по сути, детской самодеятельностью, а серьезная экспертиза так и не была проведена — говорю об этом вполне ответственно. Эксперты КГБ, также привлекавшиеся к работе комиссии, рассказали руководству ведомства немало интересных деталей о царившей там атмосфере».
Правда, в своем выступлении с докладом комиссии на II Съезде народных депутатов СССР А.Н. Яковлев не решился объявить договоры 1939 года незаконными (на чем настаивали в Прибалтике), так как это противоречило общему мнению большинства членов Политбюро, высказанному еще 31 июля. Он заявил: «В конкретных условиях того времени договор был правомерен политически. Политика Германии и Японии, позиция западных демократий не оставляли Советскому Союзу иного выхода. Руководство СССР обязано было принять меры для обеспечения безопасности страны, хотя бы оттянуть начало войны и использовать выигранное время для укрепления экономики и обороны… Сам по себе договор с юридической точки зрения не выходил за рамки принятых в то время соглашений, не нарушал внутреннего законодательства и международных обязательств СССР. Юридически он утратил силу».
Но тут же Яковлев переходил к разбору протоколов к договорам 1939 года. По словам В.А. Сидака, «А.Н. Яковлев вешал народным депутатам СССР лапшу на уши, когда утверждал, что «графологическая, фототехническая и лексическая экспертизы копий, карт и других документов, соответствие последующих событий содержанию протокола подтверждают факт его существования и подписания». Ничего они не подтверждают!»
Как указано выше, 31 июля 1989 года В.А. Медведев обращал внимание на нечто обратное: несоответствие многих последовавших событий содержанию протоколов. В.А. Сидак же вообще сомневается в существовании протоколов. Он указывал: «Любой грамотный юрист, любой эксперт-криминалист тотчас предметно и убедительно докажет, что достоверность документа по копии (тем более по фотокопии!) установить нельзя. Подобные виды экспертных исследований проводятся исключительно по оригиналам документов: только они имеют доказательную силу в суде и иных юридических инстанциях». Сидак добавлял, что, «несмотря на давление председателя комиссии А.Н. Яковлева», специалисты Научно-исследовательского института КГБ отказались «признать достоверность материалов по фотокопиям. Сомневается, кстати, в подлинности секретных протоколов и внук Молотова, известный политолог В. Никонов, ссылаясь как на материалы Ф. Чуева, так и на собственные беседы с дедом».
В духе выступлений «Саюдиса» и Народных фронтов Эстонии и Латвии Яковлев в своем докладе постарался обвинить Сталина в проведении «имперской» политики. Он утверждал, что, заключая договоры с Германией, Сталин отнюдь не заботился об интересах СССР. Он уверял: «Главным его мотивом было не само соглашение, а именно то, что стало предметом секретных протоколов: то есть возможность ввода войск в прибалтийские республики, в Польшу и Бессарабию, даже в перспективе в Финляндию. То есть центральным мотивом договора были имперские амбиции… Секретный дополнительный протокол от 23 августа 1939 года существовал, хотя его оригинал не обнаружен ни в советских, ни в зарубежных архивах… Будучи принят в обход внутренних законов СССР и в нарушение его договорных обязательств перед третьими странами, протокол являлся изначально противоправным документом, представлял собой сговор, выражавший намерения подписавших его физических лиц… Метод выработки протокола и примененные в них категории и понятия… были явным отказом от ленинских принципов советской внешней политики. Встав на путь раздела добычи с хищником, Сталин стал изъясняться языком ультиматумов и угроз с соседними странами… В великодержавной манере осуществили возвращение в состав Союза Бессарабии, восстановление Советской власти в республиках Прибалтики».
В.А. Сидак резюмировал: «Народных депутатов… попросту говоря, надули и провели на мякине — отсюда их голосование по докладу комиссии. Ну что же, свой вклад в подготовку развала СССР они внесли, поэтому сегодня поздно каяться и посыпать голову пеплом». Хотя съезд не объявил договор незаконным, он поддержал обвинения Яковлева и фактически подтверждал правильность обвинений в адрес СССР, которые звучали в речах сепаратистов. Те понимали, что им открыта «зеленая улица».
Широкомасштабное отступление перед национал-сепаратизмом в Прибалтике стало возможным после завершения встречи М.С. Горбачева и Дж. Буша-старшего на Мальте 2–3 декабря 1989 года. Анатолий Громыко назвал эту встречу «политическим и дипломатическим Чернобылем». Одним из важнейших вопросов в ходе переговоров стал вопрос о Прибалтике. По словам A.A. Громыко, оба участника встречи «уединились за плотно закрытыми дверями и провели секретную беседу по Советской Прибалтике».
Судьба Прибалтики, подчеркнул Буш, глубоко волнует США, и с нажимом добавил, что США никогда не признавали ее присоединение к Советскому Союзу. «Если Москва допустит там насилие, то это вызовет негодование в Америке. Нам не хотелось бы создавать для вас большие проблемы», — без обиняков заявил президент. Ан. Громыко писал: «Никто не вспомнил, в первую очередь Михаил Сергеевич, что до 1917 года весь Прибалтийский регион веками входил в состав России и никогда не имел, за исключением спорного вопроса с Литвой, своих государственных образований, что силами всей страны здесь были построены промышленность, современные порты и военные базы, что к началу 90-х годов здесь многие десятилетия проживали сотни тысяч русских и других славян».
Сделка на Мальте между Горбачевым и Бушем предусматривала невмешательство союзного правительства в процессы, развивавшиеся в Прибалтике при активном участии США и других стран Запада. «На Мальте, — указывал Анатолий Громыко, — Горбачев проиграл по всем статьям, однако демонстрировал наигранный оптимизм и считал, что наконец-то может доверять Бушу. Вопреки здравому смыслу Горби считал, что США не будут форсировать объединение Германии и не поставят советско-американские отношения в зависимость от «прибалтийской проблемы». У него укрепилось мнение, что «дядя Сэм» оплатит сдачу советских позиций хорошей финансовой помощью. Горбачев так ее и не дождался… Встреча на Мальте войдет в историю дипломатии как «советский Мюнхен». После него, как любил говаривать Михаил Сергеевич, «процесс пошел». Как Нерон сжег Рим, так и Горби, наслаждаясь властью, ослепленный ею, разваливал свое государство и судьбы миллионов соотечественников… В современной мировой истории нет более печальных и постыдных страниц, чем издевательство над СССР, допущенное после Мальты».
