Мы выслушали две противоположные версии происходящего на нефтеперегонных заводах: одну — от полиции, другую — от нефтяных компаний. Руководители последних утверждали, что полиция не принимает блокаду всерьез и не делает попыток разогнать пикеты. Полицейское руководство заявляло, что водители бензовозов отказываются покидать территорию нефтеперегонных заводов и поделать с ними ничего нельзя; что на самом деле имеет место забастовка перевозчиков топлива. Нефтяные компании обвиняли полицию, полиция — нефтяные компании. В отчаянии мы собрали глав ведущих нефтяных компаний и представителей полиции в секретариате Кабинета министров и препроводили их в тесный холодный кабинет, оснащенный компьютерами, телефонами и телевизорами. Мы с личным секретарем Тони, Джереми Хейвудом, находились там же; под нашим присмотром «пленники» работали день и ночь, стараясь выманить топливо со складов. Гордон Браун периодически звонил Тони и говорил, что нефтеперегонный завод в Гранджемуте (Шотландия) вот-вот откроется усилиями профсоюза работников транспорта; этого так и не случилось. Наконец, в среду, бензин появился благодаря компаниям «Шелл» и «Эксон», а в четверг полиция сладила-таки с бастующими в Честере. В шесть утра меня разбудил телефонный звонок — сообщали, что блокада прорвана.
Обыватели так и не поняли, насколько близки мы были к катастрофе в период с 13 по 14 сентября 2000 года. «Форд» едва не приостановил все операции в Европе; больницы едва не закрылись из-за отсутствия топлива; в банкоматах почти закончились наличные. Мы уже приготовились пойти на крайние меры, как в 1920 году. Блокада была прорвана как раз вовремя. Когда непосредственная опасность кризиса миновала, мы уговорили компанию «Эксон», а затем и «Коноко» снизить цены, а при составлении очередного бюджетного плана запустили автоматический рост цен на топливо.
Тони все время держался твердых позиций, не сделал ни единой уступки. Тогда я не мог понять, почему электорат от нас отвернулся — потому, что нас постигла «черная среда», или потому, что закончилось действие «эффекта Дианы». Лично я был склонен видеть причину во втором факторе; так и вышло. Однако показателен сам факт, что не больше тысячи протестующих при помощи мобильных телефонов и интернета едва не привели страну к полной блокаде. В таких обстоятельствах мудрый правитель, конечно, не должен уступать ни пяди, пока опасность кризиса не минует. Ведь стоит всего раз откупиться от протестующих, как это характерно для французского правительства (оправдать его действия можно лишь одним: французское общество бурлит анархией, причем в верхних слоях), — и твердую позицию больше не займешь. Кредит доверия будет подорван. Уступки можно делать лишь после кризиса, когда политик возвращается на позицию силы, причем они должны иметь цель продемонстрировать понимание правителем, в чем корень зла, и готовность этот корень выкорчевать.
Несколько месяцев спустя, в начале 2001 года, наша компетентность была подвергнута еще более суровой проверке — эпизоотией ящура. Опять остается только удивляться, сколько времени мы не принимали проблему всерьез. Первые сообщения о заболеваниях животных игнорировали; считали их обычными «вестями с полей». И вот 23 февраля, в пятницу (мы с Тони как раз завтракали в резиденции посла в Вашингтоне), мне позвонил Ник Браун, министр сельского хозяйства, и сообщил, что намерен запретить любые перемещения овец и крупного рогатого скота по стране. Подобные меры показались излишними; на самом деле они были запоздалыми.
Сначала мы спихнули решение проблемы на Министерство сельского хозяйства, рыбоводства и пищевой промышленности и, конечно, на главного ветеринарного врача (он ведь эксперт!), но уже к середине марта Тони в этих специалистах разуверился, и они это поняли. Сбитые с толку, они подозревали, и вполне справедливо, что Даунинг-стрит хочет отнять у них прерогативу в борьбе с ящуром. На заседании 22 марта я осторожно предложил устроить карантин в Камбрии и уничтожить весь скот на прилегающей территории, дабы остановить эпизоотию. Главный ветврач сказал: «Отличная идея. Давайте попробуем»; мне его энтузиазм не понравился. Также ветврач заявил: что касается овец, не исключено, что ящур у них эндемический. Тони начал сравнивать два кризиса — ящурный и топливный. Снова мы давили на все рычаги, снова ни один рычаг не работал. Фокус-группа выяснила, что общественность винит правительство. Надежда таяла.
Спасение явилось в непривычном облике главного научного советника правительства Дэвида Кинга. Кинг разработал математическую модель, наглядно показывающую рост и спад эпизоотии. Получилась практически та же картина, что с ящуром 1967 года. Кинг буквально носился со своей моделью; действительно, рост количества заболевших животных полностью подтверждал его прогнозы. Мы же столкнулись с требованием провести вакцинацию всех коров и овец. За вакцинацию ратовал принц Чарльз, причем еще с начала марта. Однако вакцинация лишила бы фермеров возможности в обозримом будущем как продавать мясо в Соединенном Королевстве, так и экспортировать его. Национальный союз фермеров (НСФ) выступал категорически против вакцинации, вдобавок не было никаких гарантий, что вакцинация остановит эпизоотию. Таким образом, мы оказались меж двух огней — с одной стороны джентльмены, требующие вакцинации, с другой — фермеры, выступающие против. Фермеры выдвинули несправедливое обвинение: лейбористы, мол, настаивают на вакцинации, чтобы выборы не откладывать. В попытках разобраться, что к чему, я пошел на контакт с одним фермером из Камбрии — Тони познакомился с ним во время визита в это графство. Я звонил этому фермеру чуть ли не каждый день — хотел увидеть ситуацию глазами непосредственно заинтересованного человека. Шотландские и североирландские фермеры норовили откреститься от происходящего в Англии. Иан Пейсли даже явился на Даунинг-стрит к Тони и стал доказывать, что Северную Ирландию надо освободить от вакцинации, ведь «коровы-то у нас ирландские, даром что люди — подданные Британии».
К утру 17 апреля Тони дозрел до вакцинации; хорошо, что днем члены Национального союза фермеров Бен Гилл и Ричард Макдональд уговорили его держаться политики умерщвления животных. Гилл и Макдональд упирали на математические выкладки. Дэвид Кинг заверил нас, что в эпизоотии свершился перелом и уже возможно контролировать ситуацию; пожалуй, эпизоотия пошла на спад не столько благодаря нашим усилиям, сколько благодаря улучшению погоды. Если бы мы настояли на вакцинации, пищевая промышленность Британии была бы отброшена в своем развитии на многие годы назад. Мы поняли: наука играет центральную роль в решении проблем до тех пор, пока правитель способен отличить правильный совет от неправильного.
Из-за ящура сильно пострадал туризм, и вот, по настоянию Алистера, Тони провел отпуск в Англии. Мы заслали его на несколько дней в Корнуолл; Тони не чаял оттуда выбраться. Постоянные дожди лишь укрепили его во мнении, что для настоящей релаксации необходимо ездить за границу; там и солнца больше, и вообще. Мы снова прибегли к опросам общественного мнения — и перенесли выборы, ибо правильно расставили приоритеты в выполнении премьером условий виртуального контракта с народом по пункту «управление кризисами».
Во время ящурного кризиса мы очень быстро поняли, насколько слабо на самом деле Министерство сельского хозяйства, рыбоводства и пищевой промышленности. Оно, например, провалило материально-техническое обеспечение массового умерщвления животных. По всей стране грудами лежали коровьи туши, а Министерство не могло ни вывезти их, ни уничтожить. Требовалась культурная революция в миниатюре, и мы произвели слияние Минсельхоза и Министерства окружающей среды. Возник новый орган — Министерство окружающей среды, пищевой промышленности и сельского хозяйства. Как выяснилось, справиться с уничтожением коровьих туш способна только армия. В середине марта мы привлекли военных к решению этой проблемы, и результат не замедлил себя ждать. Вскоре мы прониклись уважением к военным инженерам и логистикам за оперативность, с какой они мобилизуют войска и технику в терпящие бедствие районы, а также поняли, за что их уважают американцы. Армия — одна из немногих организаций, на которые британское правительство может положиться во время серьезного кризиса.
Порой в управлении кризисами происходит перекос в другую сторону. Например, как и большинство стран, мы уделили явно излишнее внимание угрозе сбоя компьютерных систем от «вируса тысячелетия». Маргарет Беккетт, в частности, уйму времени и усилий потратила на подготовку к этой беде, однако в полночь 31 декабря 1999 года ничего не произошло. Аналогичным образом в 2006 году мы сочли, что птичий грипп достигнет масштабов эпизоотии ящура, и заставили нового главного ветврача прервать отпуск. Мы рьяно взялись за разруливание кризисной ситуации, вместо того чтобы выждать и посмотреть, действительно ли она кризисная; мы подняли на повестку дня необходимость вакцинировать всю домашнюю птицу, руководствуясь тем фактом, что голландцы сделали прививки даже попугаям. Птичий грипп оказался очередной ложной тревогой; хорошо, что мы не приняли решение привить каждую британскую курицу, иначе последствия были бы весьма плачевными. Мудрый правитель быстро учится отличать ложную тревогу от настоящего кризиса; хотя в ряде случае лучше перестраховаться, чем недоглядеть.
