Риббентроп тоже совершил «челночные» рейды в рейхсканцелярию… Гитлер, по его словам, к предложению Сталина посмотреть на русское оружие отнесся несколько скептически, но согласился…
В остальном все шло достаточно благополучно… Договорились также, что в Москву срочно вылетит Шелленберг из ведомства Гиммлера с группой экспертов для обсуждения вопросов безопасности с московскими чекистами…
Хлопоты закончились лишь под вечер, и в 21 час по берлинскому времени Молотов поехал прощаться с Риббентропом.
Немец как засиял лицом с самого утра, так и сиял уже под почти ночным небом… Он был рад и оживлен. Молотов же по обыкновению эмоциями не отличался, но глаза его тоже поблескивали — то ли огоньком задора, то ли — просто за счет бликов на пенсне. Коба в Москве решился, но он-то, Молотов, здесь, в Берлине. И он понимает, как все будет непросто…
Время было уже для воздушной тревоги, и Риббентроп предложил «просто посидеть», как вчера, «внизу» — без протокола и без деловых обсуждений… Отъезд был назначен наутро 15-го, времени хватало, и Молотов согласился.
Но от обсуждений, конечно, было не уйти…
— Герр Молотов, когда мы увидимся в следующий раз, расслабиться вряд ли удастся — у нас будет много работы…
— Да, за эту неделю вам и мне надо серьезно подготовиться, — согласился Молотов, — но основные вопросы, на мой взгляд, уже сформулированы…
— В том смысле, что мы говорили о концепциях, а вы — о деталях, да, — не стал дипломатничать Риббентроп, уже подогретый немного отличным французским коньяком из богатого буфета «бомбоубежища»…
— Мы в России говорим: «Гладко было на бумаге, да забыли про овраги, а по ним — ходить», — ответствовал Молотов, тоже уже коньяком взбодренный…
Риббентроп рассмеялся:
— Едко! Но спорить с этим сложно, герр Молотов…
Он полюбовался игрой света в золотистой от коньяка рюмке и предложил:
— Герр Молотов! Мы действительно обозначили проблемы так, как они нам видятся сейчас, — это «сейчас» немец выделил, — и еще раз говорить об уже сказанном стоит вряд ли…
Молотов согласно кивнул…
— Так вот, я хотел бы совместить общие проблемы и детали и информировать вас кое о чем дополнительно…
— Буду благодарен…
— У Германии непростое положение, вы это понимаете. Но — выигрышное… Однако и в шахматах, и в политике, а уж тем более в войне важен темп, время…
— Согласен…
Риббентроп опять начал любоваться коньяком, и, не отрывая глаз от желтоватых искорок в рюмке, продолжал:
— Германия сегодня ведет выигрышную партию, но в условиях цейтнота, потому что Англия не желает признать очевидное — свой разгром. Почему?
— Но может, она не так уж и приперта к стенке? — прямо спросил Молотов.
— Приперта, приперта, но все еще надеется…
— На что?
— Не на «что», а на «кого»…
— Так на кого же?
— Во-первых, на Америку.
— Согласен…
— А во-вторых… — Риббентроп оторвал взгляд от искр в коньяке и прямо посмотрел на собеседника, — во-вторых, она надеется на вас…
— Мы не даем ей оснований для таких надежд, — мрачновато покачал головой Молотов…
— Такие основания дает им сам факт вашего нейтралитета… Нет, я не имею в виду, что вам надо присоединиться к военным действиям против Острова… Фюрер сказал же вам, что в этом нет необходимости…
— Так что же?
— Вам надо сделать широкий открытый политический шаг, герр Молотов!
— Вы имеете в виду ваше предложение по «Пакту трех»? — Да…
— Тут надо думать…
— Хорошо, думайте… Но я вам сообщу кое-что конкретное, чтобы вы лучше понимали, что мы действительно хотим нового мирового порядка, исключающего атлантический диктат, и, скорее всего, найдем в том поддержку все большего числа народов.
— Например?
— Например, есть надежда на соглашение с Бельгией о присоединении ее к германской центральной Европе. С Голландией мы намерены обращаться осторожно из-за ее колоний… И это — не все…
— А Балканы?
— На Балканах мы сильны экономически, и нам ни к чему самостоятельно, — тут Риббентроп опять выделил слово, — умножать там политические проблемы…
Беседа текла, тек в рюмки — умеренно— коньяк, незаметно утекало и время…
Наутро Молотов уехал в Москву…
ПРОШЛА оговоренная неделя… Молотов в литерном поезде Сталина ехал по Белоруссии… Позади остались Смоленск, Минск, год назад возвращенные Барановичи… Поезд подъезжал к Жабинке, а там уже и до Бреста рукой подать…
Молотов стоял у окна, смотрел на серый по поздней осени пейзаж, думал… В своих мягких сапогах неслышно подошел Сталин, встал рядом, тоже начал смотреть в окно…
Проехали Жабинку…
— А ты знаешь, Вячеслав, что километров двадцать западнее Жабинки — Кобрин…
— Не знаю… Погоди: Кобрин… Кобрин…
— Имение Суворова!
— Ах, да… Вспомнил! Когда отмечали столетие со дня его смерти, я мальчишкой был, но помню…
— А мне тогда уже двадцать было, — вздохнул Сталин… Помолчали…
Подошел Власик — начальник охраны, сообщил:
— Скоро Брест…
Брест, старое славянское Берестье (от «берест» — вяз) в Волынском княжестве, долгое время находился в составе Польши. Вначале в 1319 году он был захвачен великим князем литовским Гедимином и назван Брест-Литовском. Затем по Люблинской унии 1569 года Литва объединилась с Речью Посполитой, и Брест стал польским. В 1596 году созванный здесь поместный собор кончился расколол украинцев на по-прежнему православных и сторонников союза — унии — с католическим Римом… И Брестская уния положила начало униатской церкви на Украине… Факт в истории этого городка не самый приглядный…
Не очень красила его и история с Брестским миром, который в марте 1918 года пришлось заключить новой Советской Россией с германским блоком: Германия, Австро-Венгрия, Болгария и Турция…
Это был первый международный договор РСФСР, и суть его лучше всех охарактеризовал тот, кто на нем больше всех настаивал— Ленин.
Ленин сказал тогда: «Похабный мир», но заключать его надо было. Его и заключили — после долгих и неумных проволочек. Тогда сильно подгадил делу Троцкий с его формулой «ни войны, ни мира» и готовностью сдать немцам не только Питер, но даже Москву.
Ленин тогда чуть не вышел из ЦК — его поддержало незначительное большинство, и в том числе — Сталин.
Когда Молотов вернулся, он сразу спросил Сталина:
— Коба, а ты не боишься, что выбор Бреста даст пищу толкам… Один раз русские и немцы уже вели в Бресте переговоры, и добром это для русских не кончилось.
— Я выбрал Брест прежде всего как место на почти прямой линии между Москвой и Берлином. А толков мы не боимся, — отрезал Сталин в ответ.
Однако ассоциации разного рода возникали сами собой… У городка с населением к 1940 году в 30 с небольшим тысяч была богатая, но не очень-то славная для русских история.
Брест вновь вошел в состав России в 1796 году после третьего раздела Польши. В 1833 году, в начале царствования Николая I, тут выстроили могучую крепость — как главный редюит всей укрепленной системы тогдашнего Царства Польского. В крепости, занявшей на трех укрепленных островах всю обширную «стрелку» Буга и впадающего в него Мухавца, имелась Цитадель — на Центральном острове, форты, казармы, церковь, каналы, укрепления — одно из которых называлось Кобринским.
Городок же Брест-Литовск, стоящий на правом берегу Западного Буга, стал важным стратегическим узлом дорог на Варшаву, Вильно, Москву — вначале шоссейных, а потом — и железных.
Вплоть до Первой мировой войны Брестская крепость оставалась одним из главных устоев русского западного фронта, являясь крепостью первого класса. Однако пушки здесь не гремели — при общем отступлении русских армий в 1915 году немцы ее просто обошли, и Брест был оставлен без боя. Уходя, мы взорвали почти во всех фортах капониры, казематы и пороховые погреба…
По Рижскому миру эти западнобелорусские земли отошли вновь к Польше. Поляки хотели восстановить те форты, которые смотрели в сторону России, но денег на это так и не хватило… На переименование, впрочем, сил достало, и теперь городок назывался Brzesc-nad-Bugiem — Брест-над-Бугом…
В 39-м году к Бресту первыми вышли немцы. Поляки обороняли крепость два дня, потом она была взята. И почти сразу же она отошла к нам — по условиям демаркации.
И вот теперь в истории Бреста должна была начаться новая полоса.
Светлая ли?
СТАЛИН все об истории Бреста знал прекрасно — он заранее наводил справки, а о Брестском мире мог сам говорить как эксперт…
С 39-го года в Бресте стоял довольно сильный гарнизон — пограничники, пехотные части, зенитчики, и это обеспечивало дополнительную безопасность. А кроме того, Сталин решил, что неоднозначная история крепости сама по себе многозначительна и символична… А то, что здесь происходило раньше, можно было толковать по-разному…
