К середине февраля немцы практически завершили подготовку к оккупации Белоруссии и Украины. Как докладывал кайзеру главнокомандующий Людендорф, целью операции было нанесение серьезного удара по большевикам, укрепление внутриполитического положения в Германии и высвобождение войск для достижения победы на Западе.
Нависшая германская угроза сблизила в некоторой степени взгляды руководителей ВЧК и военной контрразведки на необходимость усиления борьбы с немецкой агентурой.
К этому их призывал и декрет СНК, озаглавленный «Социалистическое отечество в опасности», где прямо говорилось об активизации германских шпионов, которых предлагалось расстреливать на месте преступления.
Но прежде чем расстреливать шпионов, их надо было выявить. Одного революционного порыва здесь явно было недостаточно. Мало того, что у ВЧК не было собственного контрразведывательного подразделения, но и следствие по делам о преступлениях против новой власти (контрреволюционных) велось на самом что ни на есть низком уровне, так что установить «германский след» удавалось крайне редко. Мы можем это утверждать на основе изучения более чем двухсот следственных дел ВЧК за первые месяцы 1918 года.
Опытных кадров — вот, прежде всего, чего не доставало ВЧК. И Дзержинский продолжал их настойчиво искать.
В Финляндию, почти одновременно с секретными сотрудниками КРБ Шевары, Дзержинский направляет своего агента Алексея Фроловича Филиппова, который в свое время издавал газеты «Ревельские известия», «Русское слово», «Кубань» и «Черноморское побережье» и слыл скандальным газетчиком. В журнальных кругах за ним закрепилась кличка Банкир, поскольку он обладал обширными связями среди финансовых воротил в России и за границей.
Наряду с выяснением общеполитической ситуации, выявлением контрабандных каналов вывоза из России стратегических материалов и оружия, ему ставится задача — обследовать состояние российской морской контрразведки в Гельсингфорсе. Филиппов по возвращении представил председателю ВЧК неутешительный доклад.
Агент, в частности, отметил, что вокруг толковых руководителей собралась масса тунеядцев и бездарностей, тратящих огромные деньги впустую. Результатов работы никаких. На этом основании Филиппов предлагал Дзержинскому ликвидировать контрразведывательные отделения в Гельсингфорсе и Ревеле. Одновременно в донесении отмечалась полезная и умелая работа, проводимая лично начальниками указанных отделений Бибиковым и Калакуцким.
Однако весьма лестные характеристики не привлекли внимание Дзержинского — ведь оба контрразведчика были кадровыми офицерами и, следовательно, не могли находиться на штатной работе в ВЧК. Тем более что в Комиссии как раз в это время расследовалось дело помощника начальника контрразведки Всероссийского главного штаба Каменского, заподозренного в связях с противниками Советской власти.
Тем временем, уже не бывшему агенту царской спецслужбы, а членам президиума ВЧК большевику Евсееву и левому эсеру Александровичу поручается организовать новый орган контрразведки взамен упраздненного Бюро. Надо полагать, что именно Александрович предложил в конце марта 1918 года выделить 26 тысяч рублей на неизвестно откуда появившееся контрразведывательное отделение при штабе Красно-Советского Финляндского отряда, а проще говоря, отряда Попова, того самого, что активно действовал против самой ВЧК в ходе июльского столкновения большевиков и эсеров. Президиум Комиссии, проявив революционную бережливость, денег для новоявленной контрразведки не дал и постановил выяснить качественный состав ее сотрудников. В отдельном пункте своего решения члены президиума сформулировали принципиально важное положение: «признать необходимым, чтобы борьба со шпионажем и контрразведка находились под наблюдением ВЧК».
Таким образом, коллеги Дзержинского в руководстве ВЧК приняли его идею объединить под эгидой Комиссии контрразведывательную работу, осуществляемую различными военными ведомствами. До полной реализации этой идеи пройдет еще почти год, но с взятого тогда курса чекисты уже не свернут.
Необходимость усиления борьбы со шпионажем диктовалась общим ходом событий весны 1918 года. Развертывалось одно из последних мощных наступлений германских войск на Западном фронте. С выходом революционной России из войны душившая Германию экономическая блокада, казалось, была прорвана. Хлеб и минеральное сырье Украины должны были открыть «второе дыхание» странам Тройственного союза. Между тем на оккупированных восточных территориях разворачивалось вооруженное сопротивление германским частям. Советское правительство негласно оказывало материально-техническое содействие украинским партизанам и подпольщикам. Представители военных миссий Антанты активно поддерживали левых эсеров и большевиков в их боевой работе. Так, при Оперативном отделе Наркомвоена был создан конспиративный партизанский центр, об «учебных» мероприятиях которого докладывалось лично Ленину. Предпринимаемые закулисные действия, явно не вписывающиеся в статьи Брестского договора, должны были быть надежно защищены от германской агентуры.
В начале апреля 1918 года президиум ВЧК поручает чекистам Чернову и Алгасову совместно с представителями от отделов реализовать предыдущее решение и довести до конца проверку личного состава самозванной поповской контрразведки, одновременно проработать все организационные вопросы. Также предусматривалось образовать «специальные курсы и лекции при Комиссии для разведчиков и комиссаров, при участии опытных руководителей, но при обязательном условии недопущения в качестве лекторов на них бывших охранников и жандармов».
Через несколько дней, а именно 9 апреля, в преддверии приезда в Москву германского посольства, член коллегии ВЧК Иван Полукаров представил на заседании президиума специальный доклад об усилении деятельности немецкой разведки, и в частности, в прифронтовой полосе. Поддержанный Дзержинским и другими присутствующими, Полукаров настаивал на необходимости по согласованию с Львом Троцким взять в ведение Комиссии все существующие контрразведывательные аппараты и создать единый орган под руководством самостоятельного заведующего.
Тщательное изучение материалов секретного делопроизводства ВЧК за 1918 год показывает, что объединения контрразведки не произошло (несомненно, из-за позиции Троцкого, опиравшегося на мнение военных специалистов), и собственное подразделение «по борьбе с германским шпионажем» ВЧК так и не организовала до конца мая.
В те же апрельские дни, когда чекисты еще обживали на Лубянке свое новое здание, ранее принадлежавшее страховому обществу «Якорь», и рассматривали оргвопросы о своей контрразведке, в Петрограде, в громадном кабинете бывшего министра внутренних дел империи уже работал человек — Болеслав Орлинский, — непосредственно приступивший к организации нештатного контрразведывательного пункта ВЧК.
Помимо версии самого Владимира Орлова, существует еще несколько описаний его первой послереволюционной встречи с Феликсом Дзержинским. Они расходятся лишь в незначительных деталях, поэтому мы можем с уверенностью говорить, что произошло это следующим образом.
В начале мая 1918 года Орлов допрашивал в здании революционного суда одного заподозренного в совершении уголовного преступления матроса. В это время в помещение зашли трое мужчин в шинелях, и один из них поинтересовался, как идет расследование. Орлов готов уже был бурно прореагировать на столь беспардонное вторжение посторонних лиц в следственный кабинет, но сдержался, поскольку узнал польского революционера, с которым в свое время в течение восьми месяцев он вел длинные допросы-беседы. Хотя борода, усы и очки сильно изменили внешность Орлова, голос его Феликс Дзержинский моментально узнал. И понял — судьба вновь свела его с умным, жестким, но объективным бывшим следователем Варшавской судебной палаты. «В какой-то момент, — вспоминал Орлов, — я понял, что игра моя проиграна. Я в руках самого Дзержинского». Однако ничего страшного не случилось. Дзержинский лишь уточнил, не ошибся ли он и действительно ли перед ним его варшавский знакомый. Орлов подтвердил, и далее состоялся разговор, вышедший на тему германского шпионажа и участия Орлова в борьбе с ним при царском режиме.
Возможно, в этот раз или при их следующей встрече состоялась договоренность о совместной работе.
Многие дальнейшие действия нового хозяина бывшего министерского кабинета остались неизвестными главному чекисту Союза Северных Коммун Моисею Урицкому. Истины ради отметим, что и Дзержинский находился в неведении, по крайней мере до конца сентября, относительно «двойного дна» своего протеже, не предполагая, что дал санкцию на работу руководителю тайной белогвардейской организации, тесно связанной с резидентурами англо-французских спецслужб.
