То, что Россия обладает в рамках установленного в 1991 году миропорядка лишь ограниченным суверенитетом, не новость. Не новость и то, что гарантией этой ограниченности являются беловежские границы и принцип их неприкосновенности, на котором Запад настаивает гораздо жестче, чем на любых других границах в мире. А главный хранитель этого миропорядка, так сказать, санитарный кордон – это система «независимых государств», которые рассматривают сильную Россию как угрозу для своего существования.
Кроме того, мы все отлично знаем, что наряду с Вашингтоном и Брюсселем у нас есть свой собственный Ближний Запад – на Рублевке, в креативных офисах и на прокуренных кухнях. Огромное сообщество тех, для кого несуверенность России проблемой не представляется, а вот выгоды от интеграции с Западом абсолютны.
Теперь рядом с Ближним Западом у нас появился Внутренний Донбасс.
На Донбассе воюющем ситуация сейчас критическая, напоминающая положение ливийских повстанцев, когда Каддафи штурмовал Бенгази. Ливийцам тогда полномасштабно помог Запад, а вот Россия, особенно после провокации с Боингом, мнется, мямлит, теряет время, и надежды на ее стратегическую поддержку тают. Хотя люди там продолжают сражаться. В том числе и с мыслью: «Не может же быть, что нас совсем бросили. Так не бывает».
Чем бы ни закончилась эта война, она с очевидностью будет определять нашу внутреннюю политику еще не один год. Следующее поколение граждан России будет существовать в режиме конфронтации между Внутренним Донбассом и Ближним Западом. Причем если нашим невмешательством республики Новороссии будут допущены до поражения, то противостояние на внутреннем фронте будет еще более острым.
Ошибочно думать, что Внутренний Донбасс – это те, кто вернется в случае неудачи с Донбасса воюющего. Нет, это все те, кто последние месяцы жил новостями из Новороссии, переживал, помогал, воевал. Их общим лозунгом станет «Предательство не повторится». Они будут объединены общей целью – исключить из нашей жизни те факторы и силы, которые в решающий момент сковали нашу возможность действовать.
Прежде всего это будет требование серьезной ротации политической элиты. От тех, кто предавал, вредил, клеветал, ставил палки в колеса и тормозил, заботясь о том, как бы не пострадать от санкций, потребуют уйти. Всерьез будет поставлен вопрос о достижении экономической, идейной да и просто бытовой независимости, которая не давала бы возможности выкручивать нам руки.
Здесь, впрочем, есть опасность пойти по линии наименьшего сопротивления, то есть уйти в чистый изоляционизм. Ошибка, которую ни в коем случае нельзя совершить. Погружение в изоляцию означает, как я отметил ранее, падение качества жизни, а это, в свою очередь, ведет либо к системной деградации, либо к росту влияния Ближнего Запада, лозунгом которого станет «к чертям геополитику и химеры русского мира, мы вернем вам айфон».
Обретение независимости – это прежде всего расторжение связей между экономикой и политикой, между использованием техники и зависимостью от западного цивилизационного проекта. Между деньгами и товарами, с одной стороны, и их политической фетишизацией западной дипломатией – с другой. Здесь важны не столько изоляция, хотя отдельные изоляционистские меры безусловно допустимы как инструмент санации, сколько выравнивание зависимостей. Обрубание связей должно быть настолько болезненным для обеих сторон, а не только для России, что использование его для политического шантажа будет исключено.
Реакция Ближнего Запада на требования Внутреннего Донбасса – выход за геополитические флажки, обретение подлинного суверенитета, ротация элит, – пока что довольно примитивна. Это, по большому счету, политическое доносительство. Донбасс объявляется «сборищем экстремистов, психопатов и военных реконструкторов», которое угрожает путинской стабильности и порывает с политическим реализмом.
Сочиняются бредовые теории про то, что «Стрелков угрожает Путину», а потому его и всех его сторонников надо уничтожить.
Но Донбасс дал слишком мощный моральный заряд нашему обществу, слишком серьезно его встряхнул, обеспечил горизонтальную связанность общих эмоций и целей, объединяющую людей от простых ополченцев до некоторых министров.
Опыт последних лет доказал, что угрозу стабильности представляет прежде всего как раз Ближний Запад. Именно оттуда России гвоздили в спину все дни боингового кризиса. Именно он родит поэтов, строчащих стихи о «вине» русских в авиакатастрофе даже раньше, чем об этом начала галдеть британская пресса. Апелляции к Путину со стороны тех, кто негласно разделяет выраженное намерение западных элит его уничтожить, – довольно комичны. Наши западники придерживались ровно той же стратегии, что и США, и Украина: возложить вину на ополченцев и Путина и под этим предлогом добиться безоговорочной капитуляции.
Причина, по которой наш Ближний Запад так бравирует своим мнимым лоялизмом, совершенно прозрачна. Хоть мытьем, хоть катанием остановить ротацию элиты, которая хотя бы в силу логики государственного строительства выталкивает наверх людей с более патриотическими и менее зацикленными на западничестве убеждениями, чем морально устаревшая волна элитариев, вознесенных ельцинизмом.
Представить новых людей «карбонариями», а себя «без лести преданными слугами» – и в самом деле единственная стратегия выживания западничества, апробированная еще в XIX веке, когда казенные либералы старались дискредитировать в глазах императоров порывистых славянофилов, указывая на то, что у тех слишком много вольных идей. Однако вот загвоздка: любая ротация элит происходит именно за счет адаптации «экстремистов», а не за счет бесконечного клонирования молчалиных.
У эволюции государств есть своя логика. Идеи и люди Внутреннего Донбасса вызревали десятилетиями. Если сегодня дошло до возвращения Крыма, до Донбасского восстания, до того, что мы месяцами спорим до хрипоты, оправдана ли поддержка восставших и нужно ли прямое вмешательство, значит, нежелание и дальше сидеть в углу «беловежско-вашингтонского миропорядка» в любом случае встало на повестку дня.
24 июля 2014
Владимир Путин в ответ на начатую Западом торговую войну подписал указ о запрете продовольственного и сырьевого импорта из стран, присоединившихся к антироссийским санкциям. Рукопожатная общественность уже скачет в истерике, размахивая антизюгановскими плакатами образца 1996 года «Купи еды в последний раз». Телеканал «Дождь» постит фото пустых полок в магазинах, хотя одного взгляда достаточно, чтобы понять, что дело происходит где-то в Эстонии или похожей на нее стране. Убежденные, что куриные окорочка растут на хлебных деревьях в огороде у Обамы, представители креативного класса на полном серьезе начинают рассказывать, что завтра нас ждет голод.
Между тем ни одна категория наших граждан не смотрит на начинающуюся торговую войну России и Запада с такой надеждой, как те, кто занят в нашем многострадальном агропроме: крестьяне и фермеры, комбайнеры и владельцы страусиных ферм, доярки и мясники, кондитеры и виноделы. Казалось бы, обреченное на уничтожение после вступления в ВТО наше сельское хозяйство получило уникальный шанс выжить. Ограничение путем контрсанкций или через механизмы потребнадзора продовольственного импорта – это возможность дать очень болезненный ответ объявившим нам торговую войну странам ЕС и АНЗЮС, не задевая существенно интересы нашей экономики. Уж что-что, а продовольственный импорт наша земля вполне способна возместить.
Первый же удар России оказался чрезвычайно болезненным – запрет на овощи и фрукты из Польши, прежде всего на польские яблоки, выбивает из этой не слишком богатой экономики миллиард долларов. По Польше, чьи наемники сейчас интенсивно воюют в рядах карателей на Донбассе, уже прокатился гневный вопль обиды на Россию: «А нас-то за что?». А ура-патриоты предложили акцию: «Ешь яблоки назло Путину». Акция чрезвычайно глупая – сколько бы яблок ни съел и ни поднадкусывал индивидуальный потребитель, он не сможет тем самым компенсировать потери от прекращения оптовых закупок.
А у российских садоводов этим летом праздник. Наконец-то появились закупщики от российских оптовиков. Покупают много. Недорого, но в противном случае те же яблоки попросту пропали бы. Итак, российскому сельхозпроизводителю от санкций стало жить хоть немного, да веселее.
О том, какое значение имеет для страны продовольственная безопасность, я уж не буду говорить. Здесь достаточно отметить смертельно опасное для страны сокращение уже 25 лет площадей и урожая принципиальной для нас культуры ржи – исторической основы нашего сельхозпроизводства.
Поговорим, однако, не о полезном, а о вкусном. Будучи человеком довольно капризным в еде, я попытался прикинуть, как бы сказались лично на моей жизни масштабные продовольственные контрсанкции России, вплоть до полной блокады западных пищевых продуктов.
