Поговорим, однако, не о полезном, а о вкусном. Будучи человеком довольно капризным в еде, я попытался прикинуть, как бы сказались лично на моей жизни масштабные продовольственные контрсанкции России, вплоть до полной блокады западных пищевых продуктов.
Утро я начинаю с «Актимеля» и фруктового йогурта из Киржача. Йогурт из Киржача гораздо лучше, и если он вытеснит импорт полностью, я внакладе не буду.
Австралийской баранины, запретом на поставки которой почему-то пугает нас их премьер, я не покупаю. Ем обычное мясо с рынка. Наладить нормальное разведение баранины у нас в стране труда не составит. Очень люблю тамбовский окорок, карбонаты – всё от российских производителей. В последнее время всё шире на наш рынок выходят продукты из кабанины, оленины, косули и так далее – удивительно вкусная замена поднадоевшему уже традиционному мясу.
Если я очень захочу побаловать себя фуагра или стейками, то в том, что можно поиметь с гуся, наши фермеры давно разобрались; они даже страуса подковали. А лучшие стейк-хаусы в городе всё равно работают на аргентинской, то есть стратегически дружественной говядине.
Единственное, где меня, пожалуй, можно тут задеть – обожаю делать себе бутерброды с тамбовским окороком и тертым пармезаном. Вот без пармезана будет трудновато. Это единственный по-настоящему незаменимый европейский продукт.
Очень люблю икру. И красную, и – были когда-то и мы богаты – черную. Везти в Россию икру – это в Тулу с самоваром. Если дальневосточные морепродукты будут выведены на весь широкий российский рынок, мы будем жить с вами в настоящем продовольственном раю. Всё, что для этого нужно, – сделать Тихоокеанский регион по-настоящему транспортно доступным.
Фрукты-овощи. Тут вообще Россия может либо обеспечить себя сама, либо наш импорт связан с той частью мира, которая в санкционном шабаше не участвует. Но, вообще говоря, зачем нам чужие апельсины или даже зимняя клубника? 100–150 лет назад в России существовали аграрные технологии, позволявшие питаться свежими фруктами практически круглогодично. Американка Сюзанна Масси, автор книги «Земля Жар-Птицы» – завороженного очерка жизни старой России, описывает Санкт-Петербург как страну свежайших овощей и фруктов. Русские довели тепличное хозяйство до совершенства, и «к середине марта спелая клубника и черешня появлялись в витринах лучших фруктовых магазинов Невского проспекта, правда, в эту раннюю пору столь же дорогие, как жемчуг. В конце марта поспевали бобы и абрикосы, а после того, как сходил лед, суда завозили в российскую столицу инжир и апельсины. Совершенно неясно, почему в Санкт-Петербурге южные фрукты появлялись раньше и были дешевле, чем в немецких городах».
В 1858 году во время прогулок по Невскому проспекту поэт Теофиль Готье проходил мимо фруктовых магазинов, заваленных ананасами и арбузами. «Яблоки продавались на каждом углу, а апельсинами торговали вразнос. Огромное количество фруктов привозили в Петербург издалека: виноград – из Астрахани, горы яблок доставляли из Крыма, где татары выращивали их в огромных садах, развозя затем по всей России в длинных обозах». Не знаю уж, хрустела ли дореволюционная Россия французской булкой, но уж точно над петербургскими теплицами раздавался хруст русского апельсина.
Напитки. Тому, кто законодательно отлучит меня от кока-колы, я поставлю памятник. А вытеснение всей газированной рафинированной гадости квасом пошло бы здоровью нации решительно на благо. Кофе не пью. Пью чай «Гринфильд» – российский бренд, почему-то включенный в список санкций ЕС. Он меня вполне устраивает, и я готов его пить и поддерживать дальше. Вино. Тут, конечно, мое мнение не авторитет, так как алкоголя я пью мало. Без европейских вин я как-нибудь переживу. В той малой степени, в которой я причастен Бахусу, я вполне поддерживаю крымских виноделов.
Меня их продукция, безусловно, радует.
Итого. В мире без польских яблок, голландских помидоров, рижских шпрот, американской колы, австралийской говядины, английского чая я прекрасно проживу. Особенно если результатом будет заменяющая экспансия отечественного агропрома.
В случае если бы Россия начала серьезную и систематическую политику ограничения продовольственного импорта из стран Запада (кроме показавшей себя в высшей степени дружественно Венгрии), то можно ожидать настоящего продовольственного Ренессанса в России.
Наши западники часто пытаются запугивать Россию продовольственным дефицитом советских времен, рассказывая о том, как мы голодали за железным занавесом. Но это откровенная ложь.
Советский дефицит был следствием не отсутствия импорта, а следствием убогой колхозно-плановой экономики, отсутствия нормального внутреннего рынка продовольствия, регулируемого спросом. Следствием политики натурального геноцида «неперспективной» русской деревни. Именно это убило качественное сельскохозяйственное производство в России. Именно в эту-то пустыню и пришел импорт, не дающий теперь российскому агропрому подняться.
Разумеется, эту ошибку, то есть усиление административного регулирования, повторять нельзя. Напротив, единственные типы вмешательства государства, которые допустимы, – это антимонопольное, чтобы крупные супермаркеты с импортной «продукцией» всех не давили, и санитарное регулирование. В остальном в России есть все предпосылки для формирования полностью самообеспечивающегося аграрного сектора. Из сказанного, безусловно, не следует, что к санкциям следует относиться легкомысленно. Существуют целые области, в которых из-за промышленного и научного коллапса нашей страны, длящегося уже третье десятилетие, по нам могут ударить очень больно. Это сложные промышленные технологии, сложная техника, электроника.
Наши «реформаторы» долго и старательно убивали нашу техносферу, так что здесь наша зависимость критична. Но эффект всех санкций в этой сфере – долгий, он почувствуется через несколько месяцев, а то и лет. В то время как Россия может бить контрсанкциями с быстрым эффектом, отказываясь от сотрудничества именно в тех областях, где свобода торговли, от которой внезапно отрекся Запад, бьет по нашему производителю.
Потери от этих санкций будут настолько чувствительны, что вполне могут заставить западные страны одуматься и перестать подчинять торговые связи политической озлобленности.
6 августа 2014
Над креативной Москвой стоит плач и стон. Хоронят хамон. Солонина, некогда поддерживавшая испанских моряков и конкистадоров, внезапно стала символом расслабленного «европейского» образа жизни наряду с итальянским пармезаном.
Точка зрения наших западников вполне логична. Поглощая хамон и пармезан, они приобщались к европейскому образу жизни. Лишив этих деликатесов, их – отлучили и от Европы. Возражение на это тоже логично. Сводить Европу к жратве – признак животного. Европа – это симфонии Бетховена, романы Диккенса, поэзия Гете, картины Рубенса, идеи Гегеля. Отлучить от Моцарта, а не от конфет «Моцарт», нас никто не может. Да и не пытается.
При всей верности этого противопоставления плоти и духа в него нужно внести некоторые уточнения. Западники правы в том, что Европа – это не только набор шедевров, но и определенный уровень комфорта, стандарт жизненного уровня, выработанный в течение европейской истории, в которой были Абеляр и Франциск Ассизский, Жан-Жак Руссо и Эдмунд Берк, Маркс и Ротшильд, Дуче и Дучке.
Вопрос об отношении русских к Европе довольно прост. Либо мы способны сами производить образ жизни в соответствии с этим стандартом, как оказались способны при Петре производить европейскую армию, при Чайковском и Толстом – европейские балеты и романы, а при Сталине – европейские трактора и образовательные стандарты, либо мы вечно живем на импорте.
Другими словами, мы либо европейцы, либо нет. Европеец способен воспроизвести у себя европейский образ жизни. Для импорта остаются только «специалитеты» вроде того же пармезана – регионального продукта со сложной технологией изготовления, которую воспроизвести в другом месте, конечно, возможно, но это будет «не то». Превратить такие «специалитеты» в символ европейской жизни, конечно, умно. И в самом деле, «жить не могу без пармезана» – звучит гордо, а вот «жить не могу без датской ветчины в банках» – как-то не очень.
У нас таких чисто русских «специалитетов» тоже немало. К примеру, тамбовский окорок или белевская пастила, не говоря уж о квасе и тульском прянике. Попробуйте в ЕС, где нет даже кефира, найти тульский пряник. Попробуйте прожить без тульского пряника.
Продовольственное эмбарго ставит перед нами вопрос: являемся ли мы европейской страной, способной воспроизводить определенный образ жизни полностью, отказавшись от импорта? Или мы даже не азиаты, а африканцы из зоны лихорадки Эбола? Та самая Верхняя Вольта всё еще с ракетами.
