у них ничего нет. Те немногие из вещей, что были в доме, уже проданы или заложены.
Все, что им остается, – это просить милостыню, их часто арестовывают как бродяг.
Я уехал из родной деревни, потому что меня часто доводило до слез зрелище маленьких девочек восьми или десяти лет, вынужденных работать по пятнадцать часов в день за ничтожную плату в двадцать сантимов. Молодые женщины восемнадцати – двадцати лет также работают по пятнадцать часов в день за смехотворное вознаграждение. И это происходит не только с крестьянами моей деревни, но и со всеми рабочими, которые целый день проливают пот за кусок хлеба, а их труд в изобилии производит богатство. Рабочие вынуждены жить в самых жалких условиях, их пища состоит из маленького кусочка хлеба, нескольких ложек риса и воды, поэтому к тому времени, когда им исполняется тридцать или сорок лет, они истощаются и отправляются умирать в больницы. Кроме того, вследствие плохого питания и переутомления этих несчастных сотнями пожирает пеллагра – болезнь, которая в моей стране, по словам врачей, поражает тех, кто плохо питается, тяжело трудится и живет в лишениях.
Я заметил, что очень много людей голодает и много детей страдает, а хлеба и одежды в городах предостаточно. Я видел много больших магазинов, полных одежды и шерстяных вещей, а также я видел склады, полные пшеницы и кукурузы, которой можно было бы накормить нуждающихся. А с другой стороны, я видел тысячи людей, которые не работают, ничего не производят и живут чужим трудом, тратят каждый день тысячи франков на развлечения, развращают дочерей рабочих, владеют жилищами по сорок или пятьдесят комнат, двадцатью или тридцатью лошадьми, множеством слуг – словом, всеми радостями жизни.
Я верил в Бога, но, когда увидел такое огромное неравенство между людьми, я понял, что не Бог создал человека, а человек – Бога. И понял, что те, кто хочет сохранить собственность, заинтересованы в пропаганде рая и ада и в том, чтобы народ продолжал коснеть в невежестве.
Недавно Вайян бросил бомбу в зале Национального собрания Франции, протестуя против существующей социальной системы. Он никого не убил, только ранил несколько человек. Но буржуазное правосудие приговорило его к смерти. Не удовлетворившись осуждением виновного, буржуа принялись преследовать анархистов и арестовывать не только тех, кто знал Вайяна, но даже тех, кто присутствовал на любой анархистской лекции.
Правительство не заботилось об их женах и детях и не подумало о том, что страдают не только заключенные в тюрьму, но и их семьи, в которых маленькие дети просили хлеба. Буржуазная юстиция не считала нужным позаботиться об этих невинных созданиях, которые еще не знают, что такое общество. Не их вина, что их отцов посадили в тюрьму, они просто хотят хлеба.
Правительство продолжало обыскивать частные дома, вскрывать личные письма, запрещать лекции и митинги и вообще начало против нас самые ужасные репрессии. Даже сегодня сотни анархистов находятся под арестом за газетную статью или публичное высказывание своих взглядов.
Господа присяжные! Вы – представители буржуазного общества, и, если вы хотите моей головы, берите ее, но не воображайте, что этим вы остановите анархическую пропаганду. Берегитесь, ибо люди пожинают то, что они сеют».
В 1896 году во время религиозной процессии в Барселоне была брошена бомба. Тотчас арестовали 300 мужчин и женщин. Некоторые из них были анархисты, но большинство члены профессиональных союзов и социалисты. Всех их бросили в ужасную тюрьму Монжуик и подвергли самым невероятным пыткам. После того как многие из них были убиты или сошли с ума, либеральная пресса Европы подняла шум, и в результате несколько человек освободили.
Главным виновником этого возрождения инквизиции был премьер-министр Испании Кановас дель Кастильо. Это он приказал пытать несчастных – им жгли тела, дробили кости, вырезали языки и т. д. Кановас освоил жестокое ремесло еще в период правления на Кубе и был совершенно глух к просьбам и протестам пробудившегося сознания цивилизованного мира.
В 1897 году Кановаса дель Кастильо убил молодой итальянец Анджолилло. На родине он был редактором газеты, и его смелые статьи скоро привлекли внимание властей. Начались преследования, и Анджолилло уехал из Италии в Испанию, потом во Францию и Бельгию и, в конце концов, осел в Англии. Устроился на работу наборщиком и сразу подружился со всеми коллегами. Один из них описал Анджолилло так: «Он походил на журналиста, а не на ученика Гуттенберга. Кроме того, нежные руки выдавали, что он не из пролетариев. Он был типичнейший жизнерадостный южанин – красивое открытое лицо, мягкие темные волосы, пронзительный взгляд. Анджолилло говорил по-итальянски, по-испански и по-французски, но не по-английски, а моего скромного французского не хватало для продолжительных бесед. Но постепенно Анджолилло начал немного осваивать английский, учился он быстро, играючи, и вскоре стал очень популярен среди товарищей-наборщиков. Отличными и одновременно скромными манерами и внимательным отношением к коллегам он завоевал симпатии всех парней».
Анджолилло скоро ознакомился с английской прессой. Он прочел о волне всеобщей симпатии к беспомощным жертвам тюрьмы Монжуик. На Трафальгарской площади он своими глазами увидел последствия ужасных пыток, когда несколько испанцев, вырвавшихся из когтей Кановаса дель Кастильо, приехали в Англию искать себе убежища. Здесь на большом митинге они расстегнули рубашки и показали ужасные шрамы от ожогов. Впечатление Анджолилло от увиденного превзошло всякие теории, – оно было сильнее слов, сильнее аргументов, сильнее его самого.
Синьор Антонио Кановас дель Кастильо, премьер-министр Испании, жил в Санта-Агеда. Как принято в таких случаях, до его высокой особы не допускали ни одного иностранца. Тем не менее для элегантного, с иголочки одетого итальянца, представителя, как полагали, одной важной газеты, сделали исключение. Этим элегантным господином был Анджолилло.
Сеньор Кановас, собираясь уходить из дома, вышел на веранду. Неожиданно перед ним появился Анджолилло. Грянул выстрел, и Кановас упал замертво.
На помощь прибежала жена премьер-министра. «Убийца, убийца!» – закричала она, указывая на Анджолилло. Тот поклонился и сказал: «Простите, мадам. Я уважаю вас как женщину, но мне жаль, что вы были женой этого человека».
Анджолилло спокойно встретил смерть – ужасную смерть для человека, чья душа оставалась душой ребенка.
Он был удавлен гарротой – специальным железным ошейником. Его тело лежало под лучами солнца до наступления вечера. Приходили люди, в страхе и ужасе тыкали на него пальцем и говорили: «Посмотрите, беспощадный убийца».
Как глупо и жестоко невежество! Оно никогда не понимает и вечно осуждает.
Замечательную параллель делу Анджолилло мы находим в акте Гаэтано Бреши, чье покушение на итальянского короля Умберто прославило американский город Патерсон.
Бреши приехал в эту страну,
