«общества потребления», не учитывая места рабочих в системе капиталистического производства. Недооценивалась не только степень эксплуатации рабочего класса, но и потенциальные возможности его революционности. Реакционная политика профсоюзных лидеров часто отождествлялась с убеждениями рядовых рабочих. Соответственно устаревшей казалась «новым левым» на первых порах и марксистская теория, провозглашающая историческую роль рабочего класса как могильщика капитализма. Говоря об этом периоде развития «нового левого», один из создателей СДО, Боб Росс, совершенно справедливо отмечал:
«В начале 60-х годов, начав движение, мы пытались отвергать все учения и теорию «старого левого» и начать все заново. Но вскоре мы обнаружили, что, выливая воду из ванны, вместе с водой чуть не выплеснули и ребенка».
Однако в одиночку опрокинуть государство монополий леворадикальным студентам оказалось не под силу. Надежды на союзников вне рабочего класса, в первую очередь на наиболее обездоленную часть населения США, не подтвердились.
Несколько лет напряженной работы по осуществлению «Проекта экономических исследований и действий», проводившегося в населенных беднотой районах, убеждали «новых левых» в том, что бедные, даже проявляя стремление к организации, оказывались, как правило, не подготовленными к радикальным действиям за изменение условий своего существования. Их идеология не была революционной, хотя они охотно принимали помощь студентов и представителей интеллигенции, стоявших на радикальных позициях. Происходит отход «новых левых» от взглядов, существо которых находило выражение в лозунге «Бедные сами решат свою судьбу». Более верным им представляется марксистское положение о том, что в целом беднейшая часть населения, люмпены находятся за пределами политической экономии, а потому менее способны оказывать воздействие на основополагающие процессы общественного развития. Марксизм исходит из ведущей революционно-преобразующей роли рабочего класса. «Новым левым» антирабочие настроения мешали сразу полностью признать эту роль рабочего класса, который рисовался в их представлении сплошь реакционной массой. Мешало и отрицательное отношение к марксизму как революционному учению, многолетние безуспешные попытки выработать свою собственную революционную идеологию. Именно здесь проходит временная идеологическая стыковка «нового левого» с Г. Маркузе, выдвигавшим концепцию «нового рабочего класса». В соответствии с этой концепцией повышение удельного веса служащих, так называемых «белых воротничков», приведет к тому, что рабочий класс постепенно сольется с ними, пожертвовав своими боевыми традициями. Но, принимая терминологию Г. Маркузе, они отбрасывали его выводы, практически отрицавшие возможность коренных общественных преобразований. В этом смысле они шли дальше и своего «духовного отца» Р. Миллса, который в книге «Белые воротнички», вышедшей в 1951 году, рассматривал профессионально-технических, научных, административных и общественных работников, которых он называл «новый средний класс», как объект массового общества, как разделенную на атомы лоскутную и бессильную часть рабочих, неспособную сопротивляться идеологическому воздействию правящей элиты.
Напротив, идеологи «новых левых» считали, что «новые рабочие» могут организоваться и оказать влияние на те институты, в которых они заняты, и на политическую жизнь в целом. Такая возможность обосновывалась возрастанием их экономической роли даже в основных, традиционных отраслях промышленности, не говоря уже об их ведущей роли в наиболее важных научно-технических и общественных процессах. Они не могут не быть подвержены радикализации и с субъективной точки зрения, поскольку живут в то время, когда миф о демократическом устройстве общества был чрезвычайно сильно поколеблен в сознании интеллигенции и профессионально-технических работников реальностью бюрократического и корпоративного контроля.
Как отмечалось в документе «К теории общественных изменений в Америке», подготовленном группой членов отделения СДО в Нью-Йорке, «основной особенностью нового рабочего класса является то, что он находится в самом сердце производства, понимая при этом роль и характер общественной организации производства, но не имея еще возможности контролировать его. Они могут быть непосредственно заинтересованы в радикальных общественных преобразованиях». Высокий уровень образования позволяет им заметить и понять противоречия американского общества. Авторы документа верно усматривали возможность развития классового сознания этой группы трудящихся, проистекающего из понимания действительного соотношения сил, из условий, определяющих характер их работы, роли и места в производстве и обществе, их неудовлетворенности «американским образом жизни». Вместе с тем они наивно надеялись, что если СДО достигнет 100-тысячного членства [9], то ежегодно она будет поставлять в «новый рабочий класс» около 20 тысяч радикально настроенных организаторов, которые и определят революционное сознание всего рабочего класса. Концепция «нового рабочего класса» сразу же обнаруживала свою узость. Этот «класс», по подсчетам авторов документа, включал в себя только 13 процентов общей рабочей силы, составляя, таким образом, лишь незначительную часть рабочего класса в целом. Силой обстоятельств «новые левые» вынуждены были задумываться о необходимости вовлечения в борьбу и «традиционного» рабочего класса. Не последнюю роль в этом сыграл процесс все большего охвата профсоюзным движением профессионально-технических работников и служащих, заимствующих опыт и методы действий у рабочих организаций. Тем не менее ведущую роль идеологи «нового левого» оставляли на первых порах за «новым рабочим классом», проповедуя тем самым разделение класса на активную и пассивную части. Эта концепция не была свободна и от элементов «студенческого авангардизма», поскольку перспектива революционизирующего воздействия «нового рабочего класса» на весь рабочий класс вокруг лозунгов «отсутствия власти», «контроля» и «участия» увязывалась со студентами, которые после окончания учебы вольются в «новый рабочий класс», привнося с собой опыт политической борьбы. Несмотря на всю ограниченность, концепция «нового рабочего класса» способствовала сдвигу к пониманию «новыми левыми» необходимости расширения социальной базы движения для осуществления радикальных преобразований, приближала их к признанию ведущей революционно-преобразующей роли рабочего класса. Уже в апреле 1967 года «Нэшнл гардиан» писала, что «новый рабочий класс не сможет остановить колеса и токарные станки, но он может тем не менее перевернуть все вверх дном и, возможно, явится искрой, которая приведет в движение рабочий класс». А несколько раньше, в феврале 1967 года, появился документ, в котором рассматривались цели и задачи участия радикалов в деятельности все возрастающего числа профсоюзов «белых воротничков». В документе указывалось на необходимость взаимосвязи в деятельности этих профсоюзов между борьбой за свои специфические интересы и за общие требования всего рабочего класса. «Автоматизация, — отмечалось в документе, — выдвинула перед «белыми воротничками» задачи, которые диктует необходимость объединения в профсоюзы. Чем большее число людей соглашается с мнением, что власти в этом обществе можно добиться через организацию, тем больше возможности для «белых воротничков» увидеть сходство своих, интересов с интересами «синих воротничков». Вполне понятно, что участие «белых воротничков» в общем профсоюзном движении способствовало бы объединению различных отрядов трудящихся, расширило бы рамки и силу антимонополистической коалиции. Так, например, сильный профсоюз учителей, объединяющий преподавателей начальных, средних школ и колледжей был бы более многочисленным, чем профсоюзы рабочих автомобильной и сталелитейной промышленности, вместе взятые, и смог бы оказывать существенное влияние в исполкоме АФТ — КПП [10] и в
