Поэтому, как говорил премьер-министр Швеции Улоф Пальме, если доля нуждающихся велика, для государства дешевле применять не адресную, а уравнительную систему помощи — например, через цены или через дотации отрасли вроде теплоснабжения. Но другая мысль Пальме гораздо более важна — сама процедура оформления субсидии превращается в символический акт стигматизации: на человека ставится клеймо бедного. Это узаконенное признание слабости (и отверженности) человека, которое само по себе становится фактором консервации бедности и углубляет раскол общества.
Социолог пишет о формировании в России социально-исключенных групп (андекласса): «Именно социальное исключение является механизмом формирования постоянной и глубокой бедности. Исключение проявляется на институциональном и поведенческом уровнях. На институциональном уровне происходит формирование института изоляции несостоятельных граждан: экономическая политика государства определяет нестратегические места работы, исключая из состоятельных тех, кто там работает, а органы социальной защиты исключают тех, кто не входит в число достойных помощи бедных. На уровне поведения происходит выбор неэффективной стратегии жизнеобеспечения, выпадающей из принятого (распространенного) хозяйственного уклада, исключение из которого закрепляет бедность. Апогеем исключения становится атомизация индивидов — потеря связи с домашней экономикой (выпадение из семьи) и сетевой экономики (родственного обмена)…
“Новые бедные” в стратификации современного российского общества представляют собой статусную группу, которая выделяется не только стилем жизни и стандартами потребления, но и закрепленным правовым статусом. По существу, механизм формирования этой реальной группы включает три стадии: властную номинацию, идентификацию (стигматизацию окружающими в качестве бедных) и самоидентификацию: осознание себя бедным и представление о социальном минимуме, отсутствие которого является основанием для подобной самоидентификации)» [78].
Важной особенностью российской бедности является и тот факт, что она, будучи создана посредством нанесения по обществу ряда молниеносных ударов (типа либерализации цен в январе 1992 года и конфискации сбережений граждан), в дальнейшем стала воспроизводиться и углубляться в результате ряда массивных, очень инерционных, но начавших идти с ускорением процессов.
Это прежде всего ликвидация или деградация рабочих мест вследствие длительного паралича промышленного и сельскохозяйственного производства, распродажи, а также физического и морального износа всей производственной базы страны. Следствием этого процесса и стало резкое обеднение не только массы безработных или полубезработных, но и тех, кто продолжает занимать рабочие места в состоянии их качественного регресса. По масштабам своего влияния на благосостояние населения этот процесс просто несоизмерим с «социальной помощью».
Вот, например, читаем о сельской бедности: «социально-экономическая трансформация является обстоятельством непреодолимой силы, зачастую превосходящим возможности выживания отдельной сельской семьи… Более трех четвертей трудоспособного сельского населения России составляли работники колхозов и совхозов. Советские сельхозпредприятия не только предоставляли рабочие места, но и обеспечивали своих членов жильем со всеми необходимыми для жизни условиями и поддерживали практически весь комплекс социальных услуг… Малоимущими являются около половины селян… Из общего числа сельских бедных треть является крайне бедными, т. е. ресурсы, которыми они располагают, ниже прожиточного минимума в два раза и более» [89].
То оживление промышленности, которое началось после 1998 года, не излечивает, а локализует и усугубляет бедность в целом ряде развитых в прошлом промышленных районов России. Причина этого в том, что на этом этапе «оживления» уже проявились черты нового типа российской экономики как периферийной. Она складывается в виде небольшого числа анклавов промышленного производства, ориентированного на внешний рынок и не интегрированного в народное хозяйство страны. Вне этих анклавов идет процесс деградации и даже архаизации производства и быта. Возникают целые регионы с застойной бедностью, в которой не возникает рабочих мест для квалифицированных и образованных людей, тем более молодежи. Люди отсюда уезжают на заработки, многие спиваются, семьи разрушаются, происходит криминализация жизненных укладов.
Второй массивный процесс — деградация и даже разрушение жилищного фонда страны и инфраструктуры ЖКХ. Дело не только в том, что оставленная без надлежащего ухода и ремонта система требует все больших и больших затрат на ее содержание, которые перекладываются на плечи жильцов. Само проживание в домах, которые на глазах превращаются в трущобы, создает в сознании людей синдром бедности, который сталкивает людей в бедность реальную.
Под разговоры о «доступном жилье» власть сбросила с себя заботу о ЖКХ, которое за двадцать лет сама и поставила на грань краха. Вот суждение В.В. Путина (в сокращении): «Новый Жилищный кодекс возложил полную ответственность за содержание жилых домов на собственников. Однако эта нагрузка для подавляющего большинства граждан оказалась абсолютно неподъемной. Из 3 млрд кв. метров жилищного фонда России более половины нуждается в ремонте. Сегодня объем аварийного жилья — более 11 млн кв. метров. Вопрос, который вообще не терпит никакого отлагательства — расселение аварийного жилья. Невнимание государства к этим проблемам считаю аморальным. Правительство в 2007 году запланировало на расселение ветхого и аварийного жилья всего 1 млрд рублей».
Отказ власти соблюдать нормы рациональности тоже аномия! Президент подписывает закон о новом Жилищном кодексе и тут же объявляет, что «подавляющее большинство граждан» абсолютно не могут его выполнять. Зачем же принимать такой закон?
Президент обращается с упреком в аморальности — к государству, главой которого он является. Как это понять? И почему вопрос переводится в сферу морали, если проживание людей в ветхом и аварийном жилье запрещено законом? Государство по закону обязано расселить этих граждан, а угрызения совести — лирика.
Но главное в том, что в качестве доводов Президент приводит величины, которые несоизмеримы между собой. Из этого видно, что государство отказывается решать проблему в ее реальных измерениях. Структурируем процитированное рассуждение.
— Государство обязано расселить людей из аварийных домов (забудем о ветхих).
— Для этого требуется построить 11 млн кв. метров жилья.
— Денег, выделенных государством для этой цели на 2007 год, достаточно, чтобы построить примерно 20 тыс. кв. метров.
— Это составляет 0,2% от требуемой для расселения площади.
Вывод: если бы старение жилищного фонда с 2007 года чудесным образом прекратилось, граждане из аварийных жилищ были бы расселены, при сохранении нынешних темпов расселения, за 500 лет.
То же и с тарифами. Первой сферой, в которой власти ввели «адресные» субсидии вместо субсидирования отрасли, как раз и был ЖКХ. В конце 2002 года был принят Закон “Об основах федеральной жилищной политики”. Упор был сделан на регулярном повышении тарифов по оплате жилья и коммунальных услуг. ЖКХ из сферы, ответственность за содержание которой несет государство, перевели в ведение местных властей, которые должны продавать жильцам коммунальные услуги по законам рынка. По расчетам Госстроя, число граждан, имевших в 2003 году право на субсидии, составило 47 млн человек. В бюджете на льготы и субсидии было выделено 20,5 млрд руб., т. е. на каждого по 37 руб. 96 коп. в месяц.
Уже 8 лет бедным обещается «социальное жилье». Что это такое, сколько его реально строится, какие государство дает «гарантии» его предоставления? Ничего определенного. Президенты много говорят об ипотеке, но о механизме обеспечения жильем бедных — ни слова. И можно понять, почему. Объемы строительства такого жилья ничтожны и вряд ли сильно возрастут.
В 2004 году в интервью председателя Союза потребителей России, депутата Госдумы П. Шелища спросили: «Разработчики нового жилищного кодекса предполагают, что богатые и бедные будут жить в разных кварталах. Это неизбежно?» Он важно ответил: «Да, это неизбежно. Наступает естественное расслоение бедных и богатых… К тому же если у человека не хватает денег на хлеб и лекарства, зато от советской власти осталась дорогая квартира, почему не поменять ее на другую, чуть проще, меньше и дальше?» [90].
Третий массивный процесс — ухудшение физического и духовного здоровья обедневших людей. Это вызывается целым комплексом причин, так что возникает порочный круг, из которого очень трудно вырваться. Причины ухудшения здоровья, резко снижающего трудовые возможности человека, достаточно полно освещаются в регулярных государственных докладах о состояния здоровья населения РФ. Главные из них — плохое питание, резко ухудшившиеся жилищно-бытовые условия и постоянный тяжелый стресс, разрушающий иммунную систему.
