проведение линии партии. Среди директоров 53 металлургических, 160 машиностроительных и 167 прочих заводов и 115 заведующих
шахтами - всего 495 чел., 358 (72,4%) до 1917 г. были рабочими, 52 (10,9%) - учащимися, 2 - профессиональными революционерами. В
1918-1921 гг. 235 из них (47,5%) служили в армии, 84 (17%) были рабочими и 124 (25%) находились на руководящей работе. Из
главных инженеров и техноруков в возрасте 40 лет и старше на руководящей работе до 1917 г. были 40%, а в 1918-1921 гг. - 70%. Что
касается учреждений и ведомств, то в их аппарате рабочие по-прежнему составляли меньшинство. Даже в высшей руководящей
категории их было в среднем меньше 20%, а среди основных категорий специалистов - в среднем менее 15%. Здесь выходцы из
старого образованного слоя продолжали играть ведущую роль, составляя не менее 60-70%, причем в некоторых ведомствах - до 70-
80%, а кое-где в высшем руководстве - почти до 100%. Так что к этому времени (хотя советские авторы с удовлетворением замечали,
что "за это пятилетие улучшился социальный состав интеллигенции") (293) большевикам еще не удалось полностью достичь
поставленной цели, но в ходе репрессий 1936-1938 гг. они значительно продвинулись в избранном направлении.
Положение с составом научных работников, в отношении которого тоже проводились специальные исследования и переписи,
обстояло для большевиков наименее удачно. Все научные работники, утвержденные экспертной комиссией Цекубу и Секцией
научных работников к 15.10.1928 г., были разбиты на три группы: А - выдающиеся и заслуженные, Б - имеющие самостоятельные
работы, В - начинающие и готовящиеся, причем последние составляли свыше 60% (см. табл. 122) (294). В целом половина научных
работников начала работать в советское время. (295) Но среди настоящих ученых картина была совершенно иная, с абсолютным
преобладанием старых кадров: по группе А - 99,8%, по группе Б - 80% (см. табл. 123) (296).
Другое фундаментальное обследование научных работников было проведено в 1929 г. Оно охватило 1227 НИИ (более 90%) и 151 вуз
(около 100%) - 30448 научных работников (что на 5 тыс. больше данных комиссии АН) и имело целью выявить степень лояльности
ученых, для чего они были разбиты на 5 "кругов": I - с дореволюционным научным стажем, II - с послереволюционым стажем, III -
окончившие к тому же советский вуз, IV - рабочие и крестьяне по социальному положению и происхождению, V - коммунисты. При
этом лиц I круга оказалось 43,6% (в 1927 г.- 49%), причем среди руководителей НИИ - 57,4%, лиц II круга - 18,2%. Среди лиц III круга
(38,2%) часть училась еще до революции и окончила вуз в самые первые годы советской власти. IV круг был ничтожен: к рабочим
относилось 4,5%, к крестьянам - 17,5 (тогда как к служащим - 59,3 и "прочим" 18,7%). V круг составлял 10%, в т.ч. 8,9 в НИИ и 10,7 в
вузах. По материалам общей переписи 1929 г. среди научных работников и специалистов во всех ведомствах удельный вес старого
культурного слоя составлял более 80%, причем в большинстве ведомств 90-100%, а в НИИ и вузах даже в целом 86,6% (к тому же
здесь оказался наивысший процент лиц, служивших в старом государственном аппарате - 19,5%, а по абсолютной численности таких
лиц (9887 чел.) эти заведения занимали первое место. Соответствующим был и возрастной состав (см. табл. 124) (297).
"Чистка" 1929 г. затронула и эту сферу, и немало нежелательных для властей лиц было уволено и из научных учреждений. Для
всеобщего сведения с торжеством объявлялось, например, кого уволила комиссия, работавшая в АН СССР, - среди них были: "бывший
камергер Б.Н.Молос, его дочь - зав. типографией АН, чиновник особых поручений Путилов, личный секретарь императрицы Марии
Федоровны гр.Ростовцев, дочь министра внутренних дел Дурново, Архангельский губернатор Шидловский, прокурор Нищенко,
сенатор и тов.прокурора бар.Граве, отец и сын бароны Штакельберги, белый офицер Кнырко, директор общего департамента МВД
Шишкевич, чиновник особых поручений при кабинете Его Величества Суходольский, камергер Шольц и другие лица" (298). Изменить
состав научных работников большевики пытались и путем расширения приема в аспирантуру рабочих и крестьян, в чем за годы
пятилетки вполне преуспели, сократив долю выходцев из образованного слоя среди аспирантов вузов за годы 1-й пятилетки с 54 до
примерно 30% (см. табл. 125) (299). Но надо учесть, что в вузах тогда обучались не все аспиранты (в 1933 г. из 14800 аспирантов на
вузы приходилось 8400), а в НИИ удельный вес выходцев из низов был несколько меньше, и, главное, в целом само число аспирантов
было в те годы относительно невелико, и наука в основном пополнялась не за счет них; наконец, столь жесткий отбор просуществовал
с 1933 до 1936-1937 гг.
Поэтому в целом на составе научно-преподавательских кадров мало сказались даже радикальные меры периода 1-й пятилетки. Даже в
индустриальных вузах, где преподавательский состав традиционно отличался несколько меньшей элитарностью, между 1929 и 1933
гг. доля старого культурного слоя составляла по РСФСР 83,6, а по УССР 87% (см. табл. 126) (300). Результаты переписи 1933 г.
свидетельствуют, что в НИИ и вузах разных ведомств рабочие составляли всего 8,2% (см. табл. 120), причем среди некоторых
категорий научных работников - 3-4%. В АН СССР, считая и обслуживающий персонал, рабочих было только 6,1%, и даже в вузах ЦК
ВКП(б) - 16,1%. В науке к тому же относительно в большей мере приходилось считаться с желанием самих ученых передать эстафету
достойным людям. Не случайно газеты 20-30-х годов были полны возмущенными репликами о том, что старые профессора
"зажимают" "выдвиженцев", проталкивая своих учеников.
Данные о социальном составе интеллектуального слоя в середине и конце 30-х годов отсутствуют, но в свете изложенного
утверждения о том, что в 1936 г. 80-90% интеллигенции происходило из рабочих и крестьян, представляются сомнительными (301).
Более вероятно мнение о 20% старой интеллигенции к самому концу 30-х годов (т.е. получившей образование до революции), но не
всех выходцев из старого культурного слоя, доля которых могла простираться до 25%, учитывая, что контингенты выпускников 20-х
годов, среди которых дети интеллигенции составляли значительный процент, несопоставимы с выпуском 30-х, где они были в
абсолютном меньшинстве.
Относительно социального состава интеллигенции в 40-50-х годах надежных данных нет, так как в статистике он никогда не
отражался и исследований на эту тему в то время не проводилось. Встречалось утверждение, что к концу 50-х гг. интеллигенции на
75-80% состояла из бывших рабочих и крестьян или родившихся в их семьях, но чисто декларативное (302). К этому времени
абсолютное большинство даже специалистов высшей квалификации окончили вуз после революции. К 1947 г. только 11,1%
профессорско-преподавательских кадров получили высшее образование до 1918 г., 5,2% - в 1918-1923 гг., а 73,7 - после 1924 г. (10% -
не установлено). После революции окончили вузы 77% докторов физико-математических наук, 68,81 - медицинских и 57,5 -
технических (303). Однако среди получивших образование сразу после революции (до конца 20-х годов) было достаточно выходцев из
старого культурного слоя, и к этому времени в составе интеллектуального слоя уже находилось и некоторое количество советской
интеллигенции второго поколения.
В 60-е гг. вопросы социального состава интеллигенции стали предметом исследований, и в печати появились некоторые данные,
полученные в ходе частных обследований (табл. 128, 129, 130, 131, 132, 133, 134, 135, 136, 137) (304). Они принципиально друг от
друга не отличаются, хотя носят выборочный и случайный характер: получены, в частности, по разным группам интеллигенции Урала,
по творческой интеллигенции Белоруссии (табл. 134) (305)и аппарату одного из исполкомов райсовета Ленинграда (табл. 127) (306).
Обычно доля выходцев из служащих и специалистов составляет примерно треть (307) (среди лиц с высшим образованием - около
половины), достигая среди лиц творческих профессий 70-80%. Состав специалистов по происхождению сильно зависит от степени
квалификации (чем он выше - тем больше выходцев из интеллигенции), возраста (четко прослеживается закономерность: больше всего
выходцев из образованного слоя среди лиц моложе 30 лет, затем - старше 40 и меньше всего в группе 30-40 лет, т.е. поступавших в вуз
в конце 20-х - 30-х годах), а также от национальной принадлежности и региона (в Москве, Ленинграде и в целом РСФСР доля
выходцев из интеллигенции выше, в Средней Азии и на Кавказе - ниже).
За 70-е годы имеются данные регионального исследования, которые относятся, однако, только к молодым специалистам. Ссылаясь на
них, советские авторы писали, что "примерно половина отрядов интеллигенции, сформировавшихся к 70-м годам - дети рабочих и
крестьян" (308). При всех недостатках, эти данные хорошо показывают по меньшей мере две тенденции: 1) выходцы из образованного
