Флаг, утвержденный нашим последним Государем, был четко описан в указе от 11 сентября 1914 года, в котором предписывалось использовать: «…исключительно бело-сине-красный флаг и не допускать подъема… нового флага, содержащего в своем рисунке Императорский штандарт». Напомним, что за полтора месяца до этого указа Царь разрешил в частном быту использовать бело-сине-красные флаги с нашитым на две первые полосы квадратом желтого цвета с черным двуглавым орлом, т. е. с Императорским штандартом на полосах белого и синего цветов в крыже. Очень важно, что знаменитая ныне мироточивая икона Государя Николая Александровича, написанная в Русском Зарубежье, имеет кант из национальных бело-сине-красных цветов. Так вот, настоящие русские и, главное, византийские традиции стоят за бело-сине-красным флагом. Известна раннесредневековая византийская миниатюра, изображающая коронацию Императора Феофила в 829 году. За троном Императора — два сине-красно-синих флага. Флаги эти состоят из трех полос, прикрепленных к квадратному отрезку красной материи, на которой неясно изображен какой-то символ. Синий и красные цвета императорских византийских флагов не случайны. Именно эти цвета в византийской геральдической традиции при смешении давали пурпурный цвет, усвоенный для одеяний Императора.
Таким образом, наш триколор, совершенно очевидно, может рассматриваться не только как символ русских, но и как наследие, выраженное красным и синим цветом, заставляющее вспомнить о Византийской имперской традиции.
В действительности ничто лучше не может символизировать идею Царской власти и идею России как Третьего Рима, чем наш современный и одновременно очень древний Царский гербовый символ — золотой двуглавый орел на красном щите и бело-сине-красный флаг, отображающий священный идеал нашего национального бытия: Православие, Самодержавие, Народность.
Не настало ли время задуматься, каким образом наша политическая и повседневная жизнь могла бы быть приведена в необходимое соответствие с нашей древней священной символикой Царствия?
Мировоззренческая основа возрождения государственного сознания
Современность наша диктует нам крайнюю необходимость выработки совершенно однозначного политического мировоззрения, которое на современном языке сможет донести до россиян важнейшую истину о том, что у нас нет своей государственности в настоящем значении этого слова. А без истинного государства народ русский, как народ сверхгосударственный, не только по дарованиям, но и по исторической своей судьбе, обречен на гибель. Новое государственное мировоззрение должно объяснить гражданам, какая ценность для каждого из них содержится в том сложном, символико-мифологическом послании из прошлого, которое ныне определяется одним понятием — Традиция. Именно из Традиции вырастает национальная идеология, которая есть определенная сумма идей и норм, привычек жизни, коренящихся в религиозных представлениях народа и организующих нацию в органическое целое. Национальная идеология отличается от национальной религии тем, что является более широким, секуляризованным понятием религиозной этики, включающим в себя религиозные представления и нормы жизни в качестве своего смыслового ядра и дополняющим их идеями и нормами, имеющими политический, социальный, культурный и хозяйственный характер. Национальная идеология является главным смысловым языком нации. Это не язык слов и словесных конструкций, а язык более сложных, символически выраженных понятий, с утратой которых ее члены оказываются неспособными на взаимопонимание и разумную совместную деятельность.
Народ, утративший свою национальную идеологию, обречен на исчезновение из истории, если он не осозна€ет причины своего разрушения и не возродит те идеи и нормы, которые способны заново сплотить его из хаотического атомарного состояния в живой организм нации.
Мы обязаны преодолеть двойственность и антагонизмы современных политических доктрин самого разного толка и представить народу нечто целое, неделимое, которое только и может претендовать на звание истины.
Современная российская власть, имея сводный документ, где заключено ее кредо, в последнее время как-то стыдливо начинает этот документ замалчивать. По крайней мере, давно не слышно, чтобы власть вдохновлялась им, строила концепции развития, опираясь на него. Речь идет о современной Конституции. И такая стыдливость по отношению к «главному закону страны» не случайна. Не только теория, но и практика вопиют против нелепости бытования подобного свода законов в России.
Наша Конституция — это обличительное свидетельство того, что доморощенные либералы не способны учиться у истории, вообще не способны к творческой умственной работе, да и просто не могут делать выводов по причине клинической невменяемости. Кроме всего, наша Конституция сама по себе, вне политической оценки, есть документ, полный самых причудливых нелепостей, что обличает интеллектуальную убогость ее творцов.
В политическом смысле нынешняя Конституция как бы легализует те разрушительные начала, которые погубили историческую Россию и продолжают губить ее коренные народы. Творцы Конституции (серьезно или нет — не известно) полагали, что, копируя западные либеральные ценности, они принесут в Россию долгожданный прогресс. Опыт февральского бедлама 1917 года и последних пятнадцати лет показывает, что надежды эти утопичны. Современная Конституция не просто противоречит вековым основам национального бытия России, она вообще отстала от жизни как таковой, и не только у нас. Она, прежде всего, не отражала и никогда не будет отражать действительных чаяний людей, населявших и населяющих Россию. Наша Конституция совершенно не учитывает и изменений, произошедших в самое последнее время в сознании общества, которое, вопреки всем прогнозам, резко и по-настоящему правеет, становится национальным в подлинном, глубинном смысле. Защитники Конституции мнят ее гарантом единства государственного тела, игнорируя тот факт, что такое единство возможно только в форме национального единения народа в едином национально-государственном теле. Конституция же исходит из того, что крушение исторической России необратимо и гарантирует дальнейшее развоплощение государственности и самой русской идентичности. Она не в силах воспринять тот факт, что глубинные силы вновь просыпаются в народе и оборванные корни истории, пока незримо, срастаются в глубине народного духа.
Парадокс — Конституция современного государства служит государственному развоплощению, выхолащиванию самого понятия — государство. Наш народ долгое время был слишком аполитичным, чтобы понять, что без выработки настоящей и насущно потребной национальной идеологии нам не выжить в XXI веке, тем более, если Конституция наша есть памятник заблуждений веков XVIII и XIX.
Без единых для всех ценностей не может существовать ни одна политическая общность. Этих ценностей у нас нет, кроме пустопорожнего словоблудия про давно никем не соблюдаемые права личности, которую низвели до роли винтика в современных либеральных конструкциях. Без осмысления и восприятия вековых ценностных установок народ не в состоянии выполнять свою историческую миссию и сходит с дистанции истории. Усилия национал-патриотов за последнее десятилетие пробудить национальное сознание народа наталкивались на глухую стену отчуждения. Народ жил «сегодняшним днем», занимался хозяйственными делами и зарабатывал деньги. Людям казалось, что счастье столь близко и достижимо, что стоит только еще заработать деньжат, и…
Современное государство это вполне устраивало. Пока большинство населения страны было занято бесконечной гонкой стяжательства, не чувствуя жизненной пустоты, заполняющей пространство вокруг всех и каждого липкой субстанцией безысходности, государство или корпорация бизнесменов по приватизации бывшего СССР, назвавшаяся государством, работала на самих себя.
Постсоветский социум, лишенный государственной скрепы, вдруг оказался скопищем законченных индивидуалистов и эгоистов, которые не в силах сплотиться даже для решения своих жизненных задач по физическому выживанию. И совсем неудивительно, что это были те же самые люди, что с детства привыкли шагать строем, куда укажет партия и государство.
Долго так продолжаться не могло. Вдруг стало ясно, что собственно государства у нас нет. И в этот самый момент именно те, кто позиционирует себя его главными выразителями, стали лихорадочно имитировать его наличие. Тут и патриотическая риторика, и идеологический салат из Петра Великого, комиссаров в кожанках и гениальных полководцев из сталинского гнездовья, и имитация заботы о народе. Государству потребовалось хоть чем-то заполнить образовавшуюся пустоту между ним и подданными. Ему понадобилось, наконец, идеологически обосновать странную привычку своих подданных видеть в нем авторитет. Весь современный патриотизм постсоветского периода обречен. Он лжив и пуст. Он полон противоречий и недомолвок. Он не открывает народу главного: в чем его, народа, историческая ценность перед лицом вечности. Он не говорит, как ценности высшего порядка, которые априори реализуемы только посредством истинно государственной жизни данного народа, реализуются в плане земного бытия.
