Функционированию модели неэквивалентного обмена способствуют подконтрольные англосаксам международные государственные финансовые институты, такие как МВФ и Всемирный банк, которые через политику Вашингтонского консенсуса практически запретили развивающимся странам следовать экономической политике богатых стран.
Подчеркнём, что современное глобальное лидерство было обеспечено вследствие первоначального установления Англией жёсткого контроля над своей финансовой системой. Процесс этот длился на протяжении более трех столетий. Исторически финансовое могущество Англии было предопределено тем, что на ранней стадии развития капитализма этой стране удалось осуществить централизацию системы государственных финансов, чего не смогли в полной мере достичь конкурирующие с ней Франция, Испания и Голландия. Рассмотрим этот вопрос более подробно.
В средневековой Европе проблема денежного обращения была связана с существованием огромного количества лиц, обладающих правом чеканки монет, что вызывало путаницу в средствах обращения, поскольку на рынке обращались монеты самого разнообразного сорта, качества и достоинства. Так, во Франции до XIII в. существовало 300 монетных дворов, которые выпускали низкопробную и все более ухудшающуюся монету. В Германии в Средние века было около 600 монетных дворов. В Англии дело обстояло лучше. Здесь первоначально было много монетных дворов, но чекан был однообразный – повсюду чеканилась королевская монета. К концу XIII в. число монетных дворов в Англии сократилось до 12[153].
Упорядочивание денежного обращения способствовало тому, что Англия первой в Европе перешла к бумажным деньгам, которые первоначально существовали в форме билетов золотых дел мастеров (ювелиров), завоевавших широкое доверие публики. Доверие населения к банкнотам усилилось после того как Банк Англии получил монополию на их эмиссию. В дополнение к этому в XVIII в. Англия осуществила «финансовую революцию» в сфере политики государственных займов, которая завершилась преобразованием государственного кредита. Подобная реформа стала возможной лишь благодаря глубокой предварительной реорганизации английских финансов. В целом в середине XVII в. английские финансы по своей структуре были довольно схожими с финансами Франции того же времени: они были децентрализованными и зависели не только от государства. В то время сбором налогов занимались частные лица (откупщики), которые одновременно выступали признанными заимодавцами короля. В свою очередь финансисты Лондонского Сити занимались своими собственными делами, а чиновники не зависели от государства, поскольку покупали свои должности. Английская реформа, целью которой было избавиться от посредников, паразитировавших на государстве, совершалась незаметно и последовательно. Сначала в ведение государства были переданы таможни (1671 г.) и взимание акцизного сбора (1683 г.), затем налог на потребление, введенный по образцу Голландии. Создание в 1714 г. должности лорда-казначея (Lord Treasury) повлекло за собой учреждение ведомства Казначейства (Board of Treasury) – Совета финансов, в обязанности которого входил надзор за поступлением доходов в государственную казну (Exchequer). Таким образом, происходила постепенная национализация финансов, которая включала в себя установление к середине XVIII в. контроля над Банком Англии, а также (с 1660 г.) получение решающего голоса в парламенте в вотировании кредитов и новых налогов[154].
Промышленная революция и колониальная политика сделали Великобританию чрезвычайно богатой страной в XIX в. Однако в результате разрушительных последствий Первой и Второй мировых войн и распада колониальной империи стабильность и безопасность в британском обществе были нарушены, благосостояние населения значительно снизилось, фунт стерлингов утратил функцию ключевой резервной валюты, а Лондон – присущий ему на протяжении веков статус мирового банкира. Осталась ли Великобритания верной своим либеральным принципам при таких обстоятельствах? Нет. Напротив, Великобритания перешла к политике построения глубоко структурированного социального государства, которая сопровождалась национализацией значительной части британской промышленности и введением чрезвычайных налоговых ставок. До тэтчеровской приватизации в государственной собственности находились такие английские компании как Jaguar, Rolls-Royce, British Petroleum, British Telecom, British Oil, British Steel, British Aerospace, British Gas. Национализированный в 1946 году, Банк Англии до сих пор принадлежит государству. Еще в 1979 г. максимальная ставка налога с доходов в Британии (который взимался с богатых лиц) достигала 98 %, из которых 83 % составлял налог на зарплату, а еще 15 % дополнительно взимались с так называемого нетрудового дохода (unearned income) в виде начисленных процентов и дивидендов[155].
Как и следовало ожидать, длительное послевоенное государственное регулирование экономики снизило эффективность процессов хозяйствования в стране, испокон веков ориентированной на свободу предпринимательства. Последующие либеральные реформы М.Тэтчер послужили сильным толчком для восстановления экономической динамики: налоги на богатых были радикально снижены, дерегуляция экономических процессов сопровождалась широкомасштабной приватизацией промышленности и либерализацией финансового сектора. Тем не менее, успех политики тэтчеризма вряд ли мог бы быть гарантированным без предшествующего периода активного государственного вмешательства в регулирование экономических процессов, в результате которого были восстановлены экономическая и политическая стабильность в британском обществе.
Таким образом, благодаря поэтапному сочетанию дирижистских и либеральных методов в осуществлении реформ (а не применению методов «шоковой терапии», уничтожающих ослабленное производство) Британии удалось справиться с трудностями переходного периода, избавиться от клише «больного человека Европы» и восстановить свою конкурентоспособность на международных рынках[156].
Длительное применение «нерыночных» методов в послевоенный период восстановления непосредственно поспособствовало тому, чтобы сегодня, с позиции деятельности бизнеса, Великобритания вновь могла выступить в качестве наиболее привлекательной экономики Европы. Уровень налогов в стране ниже, чем в странах «Большой семерки» и большинстве «старых» членов Евросоюза. По индексу лёгкости ведения бизнеса Британия входит в десятку стран-лидеров. В 2013 г. Великобритания возглавляла международный рейтинг Всемирного банка по доступности кредитных ресурсов[157]. Последнее обусловлено, в частности, тем, что британские кредитные бюро обеспечивают беспрецедентно высокий уровень защиты прав кредиторов благодаря владению исчерпывающей информацией о финансовых возможностях заемщиков (что не совсем согласуется с одним из главных принципов либерализма – права на неприкосновенность частной жизни). Кроме того, малый и средний бизнес во многом опирается на помощь государства, которое стимулирует предпринимательскую инициативу через ряд эффективных механизмов финансово-кредитной поддержки.
Главным достижением взаимодополнения дирижистских и либеральных подходов в осуществлении курса британских реформ стало возрождение Лондона в статусе мирового рантье. По неписаным законам, в периоды кризисов слабые компании уходят с рынка, тогда как более эффективные компании за их счет увеличивают свою финансовую мощь и становятся еще сильнее. Действие этого положения хорошо иллюстрирует Лондон (а точнее лондонский Сити), который, несмотря на финансовый кризис, до 2013 г. возглавлял рейтинг крупнейших финансовых центров мира (в 2014 г. Лондон формально уступил первенство Нью-Йорку, фактически сохранив за собой лидерство на крупнейших международных финансовых рынках, но уже в сентябре 2015 г. снова вернулся на первую строчку в рейтинге). В 2009 г. британские банки Royal Bank of Scotland, Barclays и HSBC вышли, соответственно, на первое, третье и пятое место в мировой банковской иерархии по размеру финансовых активов[158]. И снова восстановлению стабильности способствовало государство, которое путем осуществления частичной или полной национализации крупнейших частных банков страны, а также с помощью беспрецедентной денежной эмиссии для покрытия непомерно растущего дефицита государственного бюджета буквально «за волосы» вытащило из кризиса разбалансированную банковскую систему.
Роль государства в антикризисной поддержке финансового сектора в США была еще более показательной, а вернее сказать, беспрецедентной. Во время кризиса 2008–2009 гг. в США практически были национализированы крупнейшая в мире страховая компания American International Group, крупнейший автомобильный концерн General Motors, а также банки Citigroup и Bank of America. Данный ход событий нобелевский лауреат Дж. Стиглиц прокомментировал так: «Страна, в которой социализм очень часто подвергается анафеме, столкнулась с риском социализации и стала беспрецедентно вмешиваться в деятельность рынков»[159]. С учетом всех предоставленных гарантий и спасательных операций, помощь государства составила около 12 трлн, долл, или почти 80 % ВВП. Дж. Стиглиц пишет: «Уолл-стрит получила деньги в таких количествах, о которых даже самые коррумпированные руководители в развивающихся странах никогда и не думали в самых смелых своих мечтах»[160].
