Никаких альтернатив, проблем с явкой избирателей. 99,9 % избирателей с песнями и танцами являлись на избирательные участки, из них 99,8 % голосовали единодушно за блок коммунистов и беспартийных. […] В тех, советских Верховных Советах: и СССР, и РСФСР, и автономных республик – не было никаких проблем. Все документы: проекты законов, постановлений, указов – готовились Советами министров, получали «добро» партийных органов и единодушно принимались на сессиях Советов. […] Атмосфера деятельности представительных органов страны на всех уровнях наглядно отражала фактическую власть партийных органов, рабское преклонение перед ними и Советов, и правительств, и общественных организаций. В том была своя логика – логика прочно выстроенной вертикали власти [выделено мной. – В.И.]» (Галазов A.X. Пережитое. М., 2009. С. 308–309).
Брутенц пишет, что «в совокупности [выделено здесь и далее Брутенцем. – В.И.] по своему интеллектуальному уровню советское руководство 70-х годов стало заметно отставать от общества, которое возглавляло». Из избранных в марте 1981 г. (после XXVI Съезда партии) 25 членов и кандидатов в члены Политбюро, секретарей ЦК лишь четверо (менее одной пятой) не достигли пенсионного возраста (в то время как 11 было 70 и более лет), напоминает он. Большинство из них занимали свои партийные и государственные посты по 10, 20 и более лет. Их несменяемость «лишала правящую структуру динамизма, вела к старению кадров, консервативно-склеротической деформации. Следствием этого был возникший в руководстве страны генерационный провал: в нем не было представителей целого поколения, а то и двух…
Создавался своего рода заколдованный круг: вместе с руководством дряхлела и система, а вместе с дряхлеющей системой все больше дряхлело и руководство. Потому что появление в нем новых и относительно молодых людей становилось все более сложным делом. Пройти искусственно зауженный коридор могли лишь вполне «удобные» фигуры – те, кто […] не вызывал у генсека и приватизировавшего его «уши» окружения опасений яркостью своей личности, самостоятельностью суждений.
[…]
Главной заботой обосновавшегося на вершине партийно-государственной пирамиды клуба пенсионеров была так называемая «стабильность». Под этим девизом Брежнев занял свой пост, что многим казалось даже привлекательным после «качки» последних хрущевских лет. Но во второй половине 70-х годов стабильность стала вырождаться в неподвижность. На практике это означало лишь […] воздержание от «рискованных» новаций, стагнацию, старческое бессилие. Становилось все яснее, что лишенное динамизма и воображения руководство не только не знало куда и как идти дальше, но просто не хотело никуда идти.
[…]
Безынициативность и политическая вялость центра, общее снижение его потенциала и престижа […] – все это вело к формированию еще одного кризисного фактора, который сказался с особой силой в недалеком будущем. Речь идет о крепнущем самовластии ряда лидеров республик и регионов (Украина, Москва, Казахстан, Узбекистан, Грузия, Азербайджан, Краснодарский край, Молдова и т. д.), превращении их в […] «священных коров» номенклатуры. Это способствовало ослаблению власти и контроля центра над страной, над обществом…» (Брутенц К.Н. Указ. соч. С. 29–31, 36–37).
Первый секретарь Томского Обкома в 1965–1983 гг., Секретарь ЦК в 1983–1990 гг., член Политбюро ЦК в 1985–1990 гг.
Доклад Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева «О перестройке и кадровой политике партии» // Материалы Пленума Центрального Комитета КПСС. 27-
28 января 1987 г. М., 1987. С. 59.
Там же. С. 47.
Там же. С. 31. (См. также: Горбачев М.С. Жизнь и реформы. Кн. 1. М., 1995. С. 431.)
Доклад Генерального секретаря ЦК КПСС М.С. Горбачева «О ходе реализации решений XXVII Съезда КПСС и задачах по углублению перестройки» // Материалы XIX Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза. 28 июня – 1 июля 1988 г. М., 1988. С. 44.
Резолюция XIX Всесоюзной конференции КПСС // Материалы XIX Всесоюзной конференции Коммунистической партии Советского Союза. С. 119.
Там же. С. 120.
Там же.
Он, кстати, пытался добиться, чтобы в печати его именовали «Президентом СССР».
Практику совмещения руководства партией и председательства в Президиуме Верховного Совета завел Брежнев, ее продолжали Андропов и Черненко. Горбачев поначалу пропустил вперед Андрея Громыко – «дуайена» Политбюро и своего временного союзника, тот председательствовал в 1985–1988 гг. Генсек в это время был «рядовым» членом Президиума. Председателем он стал вскоре после XIX Конференции.
Анатолий Черняев, помощник Генерального секретаря (в 1986–1990 гг.) в 1985 г. записал в своем дневнике, что в ЦК ходили слухи о планах совмещений постов Генерального секретаря и Председателя Совета Министров (Черняев A.C. Совместный исход. Дневник двух эпох. 1972–1991 годы. М., 2010. С. 647).
При разработке проекта реформы летом 1988 г. Горбачев высказал желание стать председателем именно Верховного Совета. Вообще же концепция «генсека-президента» прорабатывалась Горбачевым и его окружением как минимум с зимы 1987–1988 гг. (Черняев A.C. Указ. соч. С. 751, 756). Георгий Шахназаров, еще один помощник Генерального секретаря (в 1988–1990 гг.), вспоминал, что в 1988 г. обсуждалась возможность учреждения в СССР собственно президентского поста. Но генсек тогда решил, что он не вписывается в систему Советов, что достаточно ввести «президентскую» должность Председателя Верховного Совета (Шахназаров Г.Х. С вождями и без них. М., 2001. С. 328). Горбачев в мемуарах «раскаивается», дескать, посчитал, что Советы и должность президента не сочетаются, не послушался советников и специалистов, а напрасно (Горбачев М.С. Указ. соч. С. 484).
Черняев упоминает в дневнике, что в весной 1988 г. Горбачев провел три коллективные встречи с первыми секретарями региональных комитетов КПСС, на которых «подводил к тому, что первый секретарь должен быть председателем президиума любого Совета [параметры грядущей реформы государственных органов в то время еще не были окончательно определены, видимо, отсюда «президиум» в тексте Черняева. – В.И.], но избранный уже народом» (Черняев A.C. Указ. соч. С. 751). По воспоминаниям Валерия Болдина, Заведующего Общим отделом ЦК в 1987–1991 гг., партийные главы поначалу восприняли инициативу генсека довольно скептически, даже негативно. Избираться, брать лишнюю ответственность им не хотелось. Но партийную дисциплину тогда еще никто не отменял. Да и Горбачев пустил в ход все свое красноречие. В итоге первые секретари его поддержали (Болдин В.И. Крушение пьедестала. Штрихи к портрету М.С. Горбачева. М., 1995. С. 343).
Резолюция XIX Всесоюзной конференции КПСС. С. 120.
Разумеется, подлинный план Горбачева мне не известен, я лишь высказываю свою версию.
Сам он с 1990-х гг. настаивает, что, дескать, им была задумана и последовательно реализована «дьявольски сложная политическая операция», имевшая целью ликвидацию «диктатуры» КПСС и передачу власти Советам через свободные выборы. Реализуя свой тайный план, он манипулировал своими консервативными коллегами по ЦК и Политбюро, усыплял их бдительность «тактическими маневрами» и параллельно организовывал «мощное давление на партийно-государственную бюрократию со стороны большинства общества, решительно настроенного на радикальные перемены», то есть сознательно дестабилизировал политическую ситуацию и т. д. (Горбачев М.С. Указ. соч. С. 423 и далее).
Довольно распространено, однако, мнение, что никакого плана у Горбачева не было. Что в обстановке усугубляющегося кризиса он просто решил «переключить» внимание общества на новые задачи, компенсировать «демократизацией» как уже провалившиеся, так и отложенные экономические реформы (см., например: Попов Г.Х. Реформы Бориса Ельцина (создание российского номенклатурно-олигархического постиндустриализма). М., 2012. С. 129).
Брутенц, правда, обвиняя бывшего генсека в желании «убежать» от решения социально-экономических проблем, вменяет ему «своеобразную методологию». «Если что-то не получается, скажем в экономике, выход не в том, чтобы остановится, «перевести дыхание», разобраться в сделанном (это означало бы «паниковать»), а в том, чтобы выдвинуть новые идеи, добавить к программе новые элементы, догрузить «тележку» реформ, тогда, мол, и отыщется магическая формула успеха» (Брутенц K.H. Указ. соч. С. 241).
Мне все же представляется, что тогда у Горбачева был именно план. Пусть совершенно непроработанный, противоречивый и в целом ошибочный. И он добивался именно укрепления власти партии и повышения ее легитимности. Хотя бы как источника власти генсека – в то время Горбачев, кадровый партиец, еще явно никак не мог представить себя как-либо обособленным от КПСС, а тем более вне ее и без нее.