Сто тысяч «почему?»
Далее начинаются неясности. Почти два века, несмотря на масштаб — по количеству участников мятеж на Немецком берегу держит абсолютный рекорд среди всех «черных» восстаний в США, — и несмотря на то, что потомки его участников очень многое помнят, — память передавалась устно, от отца к сыну, — исследованиями его мало кто занимался. Белые историки коротко писали о «кровавом мятеже, учиненном бандитами из плавней», черные, натурально, — о «героической борьбе с угнетателями», но дальше небольших статей и книг на частные темы дело не заходило. И только в 2011-м, когда историк Фермин Итон взялся за дело всерьез, надолго засев в архивах, на поверхность начали выползать странности. В принципе очевидные и раньше, вот только замечать их, похоже, никто не хотел. Например — об этом я уже поминал, — чего, собственно, хотели и куда так целенаправленно шли мятежники? Что и кому хотели показать, поднимая испанские и французские знамена? Отчего рядовой состав бунтарей практически полностью состоял из молодых, максимум 25 лет, парней, недавно привезенных из Африки, а из рабов-старожилов к бунту не примкнул почти никто? Почему Шарль Делонд строго воспрещал убивать белых?
Согласитесь, неясностей много. А все, кто мог прояснить ситуацию, — и Гарри, и Хендерсон, и Кук, и вообще, все «цветные» лидеры, — погибли в стычке. Либо, если уцелели, как сам Делонд, были убиты сразу же после поимки, словно кто-то заранее сговорился, что они не должны дожить до суда и дать показания. Но при этом обычные полевые рабочие предстали перед судом и, — фактически ничего не сказав, поскольку не знали ни английского, ни французского языков, — были жесточайше наказаны. При том, что крови на руках у них не было, да и флаги Испании и Франции из сундуков вытаскивали явно не они. Ну и, до кучи, вовсе уж мистика: согласно церковным записям, разысканным м-ром Итоном, сын полковника Андре, — по официальной и поныне версии, ставший первой жертвой мятежа, — на самом деле, мирно скончался и был честь по чести похоронен 3 января, за пять дней до того, как все началось. И вот исходя из всего этого, подводит предварительный итог историк, логично было бы поискать в событиях «белый» след. То есть попытаться понять, не стояли ли за кулисами люди Клейборна, желавшие припугнуть «старожилов», показав, что без надежной американской крыши у них могут быть серьезные неприятности, от которых никакие жаки и никакие хуаны не спасут.
В общем, очень загадочно, и я от души надеюсь, что м-р Итон когда-нибудь сумеет пролить свет на сию черную-черную дыру истории. Но это сейчас. А тогда ни у кого, — кроме, возможно, узкого круга посвященных, — ни у кого и тени сомнений не возникло. Напротив, всё прозрачно: «цветные» науськали дикарей; негры, вооружившись, взбунтовались; толпа убила двоих (хорошо, что только двоих!) белых, после чего, сжигая по пути уютные имения, двинулась вверх по реке, в беззащитные густонаселенные районы, — и если бы, не приведи Господь, сумела рассеять местную милицию, кончилось бы все трагедией. Именно так, или примерно так, рассуждал Юг, а каждый следующий год приносил пусть не сенсации, пусть куда меньших масштабов, но сходные, взвинчивавшие коллективное подсознательное новости. И в таких условиях, да еще в Южной Каролине, у Денмарка Вези и его друзей шансы доказать свою правоту, — даже стремись судьи выяснить все по-честному, — были ниже нуля.
Что рабство штука скверная, спору нет. Но все относительно. Одно дело, когда тебя, вольного охотника, сняли с пальмы, сунули в трюм, увезли невесть куда, нарядили в кандалы и пожизненно наградили мотыгой, и совсем другое, когда иной судьбы ты не знал никогда. Так что черному мальчику, рожденному 2 октября 1800 года на ферме Самуэля Тернера, можно сказать, повезло. Это не домыслы, он сам успел в последние дни жизни надиктовать свои знаменитые «Признания», так сказать, воспоминания и размышления насчет этапов большого пути, тогда же по всем правилам заверенные нотариусом. Они интересны. Вот, скажем, «От рождения своего жил я в доме мистера Тернера, который был со мной добр более, чем с другими детьми. Обнаружив во мне сметку и любознательность, он выделил в каждый день час ради обучения моего грамоте, подарив затем Букварь, а позже и Библию (…) Наказания плетью в родном моем доме были редки, я же не знал их во всю свою жизнь. Шрамы на лодыжке и на затылке остались у меня от падения с яблони, чего я не помню, но мне рассказывала мать, а узел на правом запястье появился, когда я сломал руку, корчуя вместе с сыном мистера Тернера пень на новом огороде».
А вот еще: «От начала 1830 года я жил у мистера Джозефа Тревиса, колесника, который был добрым хозяином и испытывал ко мне величайшее доверие — иными словами, я не имел ни малейших причин жаловаться на его обращение со мной. Он велел мне присматриваться к его работе, сказав, что я должен когда-нибудь зажить своим домом, но для этого мне следует обучиться ремеслу, чтобы на свободе я умел себя прокормить».
И наконец: «В воскресный день я приходил в семью Уайтхед, послушать псалмы и поговорить со старой вдовой о муках Господа нашего, особенно же привечала меня молодая мисс Маргарет, она угощала меня оладьями и учила французским словам, которые знала очень хорошо. Я и сейчас могу написать по-французски свое имя, а если будет нужда, то и спросить дорогу».
В общем, жизнь у парня «5 футов 6 или 8 дюймов, весит от 150 до 160 фунтов, цвет лица светлый, но не мулат, широкие плечи, большой плоский нос, большие глаза, волосы очень короткие, без бороды, за исключением верхней губы и на верхней части подбородка», можно сказать, удалась. Правда, еще и потому, что родился он там, где надо, — не в «страшной Луизиане» с ее рисовыми и хлопковыми плантациями, где рабы долго не жили, и не в Арканзасе, и не в Джорджии, а в веселой Вирджинии, где плантации по старинке засеивали нетрудоемким табаком. Да и было плантаций не так много, в основном же мелкие фермы, где белые владельцы двух-трех черных невольников пахали наравне с ними и ели вместе, за одним столом. Черных в штате было очень много, в иных графствах больше, чем белых, но привозные попадались редко, в основном афроамериканцы во втором, как сам Нат, а то и в третьем-четвертом поколениях; намного чаще, чем где бы то ни было, черных отпускали на свободу, порой даже в кредит и в рассрочку. Там же зародилось движение за возвращение черных в Африку, вылившееся позже в целую Либерию, и, более того, там, и только там некоторые (разумеется, очень немногочисленные) свободные негры, грамотные и соответствующие установленному законом имущественному цензу, имели даже некоторые, хотя и ограниченные избирательные права.
Впрочем, вернемся к Нату. По всем воспоминаниям, IQ у Ната был круче, чем аж у Обамы. Читать и писать (по желанию первого хозяина) он обучился в раннем детстве. Многократно перечитывая Библию, выучил ее назубок, причем, будучи прирожденным харизматом, умел толковать, вводя себя в транс, заводивший слушателей, и не только черных, — некий Этельред Томас Брантли показал на суде, что многим обязан Нату, «вторичным крещением и совместной молитвой излечившему меня от греха пьянства». В моменты транса Ната посещали видения, толкования которым он находил в Святом Писании, расценивая их как прямые обращения Господа и смиренно им следуя. Когда в 23 года, «повинуясь Дьвольскому искушению», он убежал от хозяина, как признавался сам он, «некий огонь и громовой голос спустя месяц повелели мне вернуться и нести службу Господу там, где им предопределено».
В общем, нет ничего удивительного в том, что Нат сделался достопримечательностью всего графства. Еще в детстве он удивлял всех своими странными для негритенка привычками («У меня никогда не было в обычае воровать, как другие негры, ни в детстве, ни в юности…»); позже белые не без почтения именовали его Проповедником, а черные — просто и без затей Пророком. Сам же он после того, как почти умер от дизентерии, но все-таки выжил, уверился, что «избран и рукоположен для неких великих целей по воле Всевышнего», однако что это за цели, узнал только 12 мая 1830 года, когда работал в огороде и вдруг «громовой рог вострубил в Небесах и Дух, явившись, открыл мне, что Змий восстал на земле, и Христос призывает меня возложить иго на плечи мои и истребить воинство Змия силою меча, когда же случится так, придет день, когда первые станут последними, а последние первыми, и откроются врата в Царствие Небесное». Узнав из дальнейших инструкций, что «воинством Змия» являются все белые от мала до велика, Нат, по его словам, «трижды вопросил, верно ли понял волю Господа нашего», на что Дух трижды же терпеливо пояснил, что да, все верно, именно все и от мала до велика. Делать было нечего, и Нат начал подготовку, для чего дал инструкции «четверым апостолам моим, мудрому Генри, и могучему Харку, и Нельсону, и Сэму» подобрать «сколько найдется верных, чистых и богобоязненных». Сам же, однако, продолжал ждать знамения, ибо предупредил Духа, что «пока явно не покажет мне Господь волю свою, не впаду я во искушение».
