В 1777 г. Вейсхаупт вступил в масонскую ложу «Theodor zum guten rat» и начал распространять свои идеи в ней, а посредством этой ложи — в масонстве. В то же время он развернул вербовку в члены своего ордена, в том числе в масонской среде, при этом предпочтение отдавалось знатным, богатым и высокообразованным людям, с одной стороны; с другой стороны, активная работа велась среди юношества.
Общество носило сверхзаконспирированный многоиерархический характер; каждый его член был обязан шпионить за другими и дважды в месяц представлять отчет о проделанной работе. В целях сбора информации, а также для придания «ордену респектабельности, Вейсхаупт принимал туда и женщин, которые, по сути дела, были куртизанками, обслуживающими богатых и знатных иллюминатов. Некоторых дам Вейсхаупт подсылал к вельможам и сановникам, которых хотел скомпрометировать, а затем шантажировал этих искателей приключений. Им не оставалось ничего иного, как сотрудничать с орденом. В противном случае на их карьере можно было ставить крест»[139].
Огромную роль в деятельности иллюминатов сыграл барон Адольф фон Книгге. Фон Книгге был масоном высшей степени посвящения Исправленного Шотландского обряда[140], много поездил по Европе. После знакомства с Вейсхауптом фон Книгге потребовал, чтобы его посвятили в реальную суть дел общества, после чего 1 декабря 1781 г. заключил с ареопагитами формальный договор. По договору он должен был разработать всю систему иллюминатов, связать ее с масонскими ложами и обеспечить в них перевес иллюминатов[141]1, т. е. подмять масонов под себя.
«Творческому воображению Книгге предстояла увлекательная работа. И он справился с ней, создав глубокомысленную систему в фантастически-теософской форме. Возвратившись во Франкфурт, он немедленно принялся за работу. Сохранив созданную Вейсгауптом начальную школу, объединившую в себе классы учеников, минервалов и малых Иллюминатов, он выработал ритуал для средних разрядов и малых мистерий. Большие мистерии с разрядами магов и королевским не были осуществлены.
Вся система в ее целом сохранила иезуитский характер и узаконила деспотическую опеку и надзор за остальными членами. Для эпохи просвещенного деспотизма такая опека была менее оскорбительна, чем для нас. Она была даже необходима для распространения просвещения. А от надзора люди с положением были заранее ограждены. Для новичков и минервалов, побуждаемых к прилежным занятиям и обязанных беспрекословным послушанием, сущность ордена оставалась сокровенной тайной»[142].
Со временем между Вейсхауптом и фон Книгге возник конфликт — идейные разногласия плюс борьба за власть, за которым последовал разрыв.
В 1783 г. у иллюминатов начались проблемы. Мюнхенский книготорговец Штробль, которому отказали в приеме в орден, поднял шум; к нему присоединились некоторые члены ордена. Затем властям случайно (случайно ли?) попали бумаги с планами ликвидации монархии, религии и семьи, и это произвело эффект разорвавшейся бомбы.
В июне 1784 и в марте 1785 г. курфюрст Карл Теодор запретил у себя все тайные общества, включая масонов и иллюминатов. Орден ушел в подполье и как бы растворился, сам Вейсхаупт умер в 1830 г., по другой версии — в 1822 г. В конце XIX в. орден был формально восстановлен и существует до сих пор, представляя собой скорее всего структуру прикрытия. Ее задача — отвлекать внимание от невидимого ордена, который не только не прекратил своего существования, но оказал огромное воздействие на «повестку дня» нашего времени. И если Вейсхаупт был действительно сыном раввина, то можно сказать, что его влияние на идеологию и целеполагание современного мира сопоставимо с влиянием внука раввина из Трира. Иллюминаты, просуществовавшие в их «чистом» виде десяток лет, оказали как минимум не меньшее влияние на современный мир, чем масоны, существующие уже столетия. Со времен Французской революции (а якобинцы, да и не только они, они — в крайней форме, реализовывали по сути программу иллюминатов) масонские идеи воспринимаются сквозь иллюминатскую призму. То есть идеи и программа иллюминатов считаются масонскими, хотя это разные вещи. В то же время как иллюминатские по происхождению и сути воспринимаются не только идеи революционеров от якобинцев до левых большевиков, но и их политического антипода — правых сторонников Нового мирового порядка. Идеи Вейсгаупта прочно вошли в арсенал КС. Во многом именно поэтому у многих создается впечатление, что за всеми заговорами в мире стоят иллюминаты.
У Вейсхаупта был поразительно широкий круг знакомых — от молодого Робеспьера и Майера Амшеля Ротшильда, основателя династии, до Карла Лотарингского, это потомок Меровингов, великий магистр ордена Приорат Сиона, смертельный враг Фридриха II, командующий австрийской армией в Семилетней войне и ненавистник Бурбонов.
Оба эти человека — Карл Лотарингский и Ротшильд — каждый по своим причинам стремились к свержению королевской власти во Франции. Карл Лотарингский считал французский трон своим по праву потомка Меровингов, а Бурбонов — выскочками в длинном ряду узурпаторов, начиная с Каролингов. К французскому трону вели два возможных пути — долгий и быстрый. Долгий путь предполагал родственный захват трона. Карл уже породнился с австрийским домом, представительница которого Мария Антуанетта стала женой Людовика XVI. Однако потомка Меровингов могли опередить британские масоны и Фридрих, и потому Карл начал подталкивать Вейсхаупта к организации революционных действий во Франции.
В 1773 г. Вейсхаупт познакомился с Ротшильдом, с которым активно обсуждал ни много ни мало вопросы мировой революции. У самого Ротшильда были свои отношения с Карлом Лотарингским и, как минимум, до 1776 г. Майер Амшель и еще четыре еврейских клана оказывали финансовую помощь Вейсхаупту.
Иными словами, Вейсхаупт своим учением, помимо прочего, создал общую идейную базу для всех, кто стремился свергнуть Бурбонов, вместе с ними — монархию во Франции и, в конечном счете, монархию вообще. Это — не говоря об общей концептуальной основе антисистемных сил XIX в., на которую впоследствии удивительно органично легло учение Маркса. Ясно, что все это не могло не заинтересовать главного противника Франции — Великобританию, британские ложи и британскую разведку, активно работавшую на ослабление Франции. Впрочем, именно в середине 1770-х годов, во время подъема иллюминатства, британцы столкнулись с серьезнейшими проблемами «на собственном дворе».
13. Американская сецессия и британские трудности
В 1770-е годы в североамериканских колониях Великобритании развернулось движение за отделение от метрополии, превратившееся в 1775 г. в войну за независимость. То был типичный внутренний конфликт в среде капиталистического класса Британской империи. Он был вызван усилившимся давлением Лондона на колонии — финансовым и административным. Вообще нужно сказать, что в середине XVIII в. практически все европейские государства усилили вмешательство в жизнь и хозяйство локальных общностей[143]. Однако в случае с Новой Англией ситуация усугублялась тем, что после окончания Семилетней войны (1756–1763) британский долг достигал 140 млн фунтов, а этот регион был, возможно, самым богатым в мире по доходу на душу населения[144]. Попытку метрополии поправить свои дела за счет колоний и ограничить местную власть — британский парламент начал вмешиваться в дела североамериканских колоний значительно более плотно, чем раньше[145], — североамериканские элиты восприняли как нарушение общественного договора между ними и короной[146]. Это и привело к столкновению. Разделительная линия в столкновении проходила, однако, не между Америкой и Великобританией, а рассекала обе страны, причем на стороне «сецессионистов» оказались влиятельные силы метрополии, что в конечном счете и решило судьбу войны, США и Первой Британской империи, приведя ее к финалу. В то же время 40 % населения североамериканских колоний были сторонниками короны, лоялистами, однако их перевесили противники ведения британцами войны, находившиеся в самом Лондоне. Прежде всего это был Сити, который вел настолько яростную лоббистскую кампанию против войны, что король счел нужным публично высказать удивление тем, что его подданные поддерживают мятежников и мятежный дух. Однако Сити это проигнорировал — до такой степени, что группы, занимавшиеся отловом людей на флот для войны с поддерживавшей мятежников Францией, не осмеливались заходить на территорию Сити. Ну а провозглашение Америкой независимости было встречено в Сити с величайшей радостью, о чем сообщает официальная запись, хранящаяся в архиве Сити.
«Ситийцы» объясняли свою позицию тем, что война в Америке может нанести «кровавую рану принципу свободы»[147]. Разумеется, речь должна идти и об экономическом интересе, но само упоминание свободы — явное свидетельство масонского следа. Британские «братья» вовсе не хотели сражаться против американских, тем более что победа последних обещала возможность создания с чистого листа искусственного масонского государства без и вне монархическо-католической традиции и европейских исторических традиций вообще.
