Большинство принадлежало эсерам (285 делегатов) и меньшевикам (248 депутатов). У большевиков было всего 105 мандатов.
В результате Первый Съезд Советов избрал Центральный Исполнительный Комитет (ЦИК), который был по составу и настрою эсеро-меньшевистским, то есть соглашательским. В состав ЦИК вошли 107 меньшевиков, 101 эсер, 35 большевиков, 8 объединённых социал-демократов, 4 трудовика и «народных социалиста», 1 бундовец. Председателем ЦИК стал, как уже сказано, меньшевик Чхеидзе.
Вместе с лидерами большевиков Лениным, Зиновьевым и Каменевым членами ЦИК были избраны Троцкий и Луначарский, тогда ещё не состоявшие в РСДРП(б). Вошли в ЦИК и два «правых» меньшевика – члены Исполкома Петросовета Михаил Либер (Гольдман) и Фёдор Дан (Гурвич), что сразу породило в среде большевиков презрительное собирательное прозвище «Либерданы», нередко употребляемое и Лениным. Восседал в президиуме съезда Плеханов, но он в вихре событий уже терялся.
В небольшевистском «раскладе» Первого съезда Советов сказалось многое… И особо ретивое преследование большевиков царизмом, откуда вытекало снижение влияния большевиков, лишённых возможности вести работу в массах… И легализация царизмом меньшевиков, вошедших в военно-промышленные комитеты… И ещё слабое к лету политическое самосознание масс… И влияние на селе кулачества – оно было сильно на селе даже к концу 1920-х годов… Не исключено, что свою роль сыграли внешние субсидии как меньшевикам, так и эсерам, ведь только меньшевики и эсеры могли быть «социалистической» альтернативой большевикам, играя роль баранов-провокаторов.
Но что особенно существенно: на Первом Всероссийском съезде Советов рабочих и солдатских депутатов не Председатель ЦИК Советов Чхеидзе, а всего лишь член ЦИК Ленин выдвигал лозунг «Вся власть Советам!». Основополагающее значение этого факта для верного взгляда на политику Ленина в 1917 году абсолютно не осознано по сей день… Ленина облыжно обвиняют в стремлении «захватить власть любой ценой». А Ленин в начале лета 1917 года предлагал мирно взять власть своим «социалистическим» оппонентам Чхеидзе и Чернову. Если бы эсеры и меньшевики на это пошли, то это означало бы, что Российская Советская Республика родилась бы как государство не под руководством Ленина, а под руководством Чхеидзе. И Ленин был готов на это пойти, не отказываясь, конечно, от борьбы против оппонентов за власть, но в рамках Советского государства.
В апреле 1917 года газета группы Плеханова «Единство» писала, что Лениным «водружено знамя гражданской войны в среде революционной демократии», но разве линия Ленина на Первом съезде Советов не свидетельствует о прямо обратном?
Напомню, что уже 4 (17) апреля 1917 года Ленин публично заявил соратникам по партии большевиков: «Мы должны базироваться только на сознательности масс. Если даже придётся остаться в меньшинстве– пусть. Стоит отказаться на время от руководящего положения, не надо бояться остаться в меньшинстве»… Вот Ленин и не побоялся попытаться форсировать ситуацию так, чтобы, на время отказавшись от руководящего положения большевиков в предлагаемом им Советском государстве, дать это государство народам России немедленно.
Для Ленина Советы были единственно возможным в новой России органом государственной власти, поэтому он требовал как можно скорее отдать им всю полноту единоличной власти, позволяющей начать проводить политику народовластия в государственном масштабе… И, как видим, был готов пойти на это даже в форме эсеро-меньшевистского государства. Министры же «Временного» кабинета в начале лета 1917 года не смогли бы противостоять Советам, объявившим себя полновластным демократическим правительством, тем более при полной поддержке этого акта партией Ленина и лично Лениным.
Увы, для Чхеидзе и его подельников возглавляемые ими Советы были не более чем разменной монетой в их стремлении заранее выторговать себе местечко в той буржуазной власти (республиканской или конституционно-монархической), которую, по их прогнозам, должно было учредить в некоем туманном будущем Учредительное собрание. Они власть брать не собирались и не взяли.
Однако вполне правомерен вопрос: только ли политической трусостью и соглашательством эсеров и меньшевиков объясняется их отказ от предложения Ленина? Не надавили ли на Чхеидзе и Кº эмиссары Вашингтона из миссии Рута? Документально доказать такое давление мы не сможем никогда, но и исключать эту версию объективный исследователь не имеет права. Во всяком случае с делегатами Первого Съезда Советов Рут встречался.
Продолжая тему миссии Рута, напомню, что именно при Руте началось неудачное наступление русских войск в Галиции, предпринятое под давлением Вашингтона, Лондона и Парижа…
Миссия Рута имела возможность наблюдать массовые мирные демонстрации против войны, организованные большевиками, включая полумиллионную Июльскую демонстрацию солдат, матросов и рабочих под лозунгом «Вся власть Советам!». Эта демонстрация была расстреляна Временным правительством, и ещё при Руте было отдано распоряжение об аресте Ленина, в случае которого Ленин был бы, вне сомнений, расстрелян «при попытке к бегству».
Причём ареста Ленина и его казни (!!) требовал от Временного правительства именно посол Фрэнсис. В книге историка из США У. А. Уильямса «Американо-русские отношения. 1781–1947» сообщается даже об ультиматуме, предъявленном Фрэнсисом Милюкову и Гучкову, с требованием не допускать демонстраций с призывами к миру. И, возможно, пулемётный расстрел мирных демонстрантов был предпринят при негласной поддержке этого зверского акта Элиху Рутом и Дэвидом Фрэнсисом.
Накануне отъезда Рута состоялась отставка князя Г.Е. Львова и назначение проамериканской креатуры – лидера «трудовиков» и эсеров Керенского – министром-председателем Временного правительства. Считается, что миссия Рута и Фрэнсис ориентировались на октябристов и кадетов, а Керенского поддерживала миссия американского Красного Креста. Но, во-первых, последняя миссия была благотворительной и неправительственной лишь по вывеске, а фактически являлась разведывательной и в качестве таковой конфликтовать с Рутом не могла. Во-вторых, факт «инаугурации» Керенского при Руте говорит сам за себя.
Сопоставление событий позволяет уверенно предполагать, что миссия Рута как минимум была в курсе всех действий и планов российских «временных» «верхов», а как максимум – управляла этими действиями в той мере, в какой это было для Рута возможно. А возможности у «закалённого старого служаки» Элиху Рута и членов его миссии были немалые.
Между прочим, в своих эмигрантских воспоминаниях, охватывающих период с 1859 по 1917 годы, Павел Милюков о миссии Рута не обмолвился ни словом, как и о миссии Мильнера, о Самуэле Хоре…
Умалчивает Милюков также о периодических поездках в Россию его близких друзей из США Харпера и Крейна. И эти умолчания оказываются более разоблачительными, чем прямые откровения.
В отношении последнего моего заявления надо, пожалуй, объясниться отдельно. Говоря о ком-то как о «креатуре США», о «клиентах» или «агентах влияния», я отнюдь не хочу сказать, что все, кто обслуживал в России 1917 года и ранее интересы США, были вульгарными ренегатами и предателями, тем более что речь ведь идёт о представителях одной и той же социальной среды. Как правило, всё было тоньше – дружеские связи, доброжелательная помощь, как это было ещё до войны, с устройством лекций в Америке Милюкова при посредничестве Крейна и Харпера, «общность взглядов и целей» и т. д. Влиятельные в России клиенты США вряд ли оплачивались впрямую наличными, хотя жёстко отрицать и такой вариант лично я не стал бы.
Возвращаясь же к миссии Рута, следует сказать, что Рут и его сотрудники вполне поняли, что ситуация в России складывается объективно не в пользу «верхов» и наиболее приемлемым выходом как для российской буржуазии, так и для США было бы установление военной диктатуры подходящего генерала.
Таким виделся Лавр Корнилов.
Генерал Корнилов и адмирал Колчак как американские креатуры
ЧЕРЕЗ призму подготовки корниловской диктатуры надо рассматривать и провал летнего наступления русских войск. В целом здесь действовал, конечно, комплекс разноречивых факторов. Скажем, «правые» обвиняли в провале наступления исключительно антивоенную пропаганду большевиков. Однако подлинные причины вскрывали четыре августовские статьи Сталина по теме: «Правда о нашем поражении на фронте», «О причинах июльского поражения на фронте», «Кто же виноват в поражении на фронте?» и «Союз жёлтых».
Из сталинских статей, полных ссылок на отнюдь не большевистские источники, следовало, что поражение планировали с далеко идущими целями, а именно в рамках подготовки военной диктатуры.
