Корреспондент: Вы отказались четко и однозначно осудить режим Башар Аль-Ассад. Вы сказали, что в любом случае, он не сможет удержаться у власти. Сейчас он все еще у власти, насилие продолжается и усиливается. Армия нападает на мирное население. Сейчас обсуждаете ли вы Башара Аль-Ассада?
М.Л.П.: Я уже говорила, могу повторить еще раз, что дипломатический путь — самый мудрый. Учитывая драматический провал, огромную политическую ошибку нашего вмешательства в Ливии. Почему-то больше никто об этом не говорит. Ливия больше никого не интересует. В Ливии черное население уничтожается.
Корреспондент: Вы сожалеете о падение режима Каддафи?
М.Л.П.: Теперь что — game over? Мы закончили? Мы остановили компьютерную игру? Но дело в том, что компьютерная игра не закончилась. Чернокожее население Ливии подвергается пыткам, с ними обращаются как с собаками. В Ливии сегодня вооруженные банды устанавливают закон. И они убивают как раз мирное население, только это почему-то никто не трогает те прекрасные души, которые аплодировали операции в Ливии.
Корреспондент: Что, не нужно было ничего делать? И оставить Каддафи у власти?
М.Л.П.: Мы привели к власти джихадистов, первым шагом которых было установление законов шариата. Интервенция в Ливии имело своим следствием массивную дестабилизацию в Мали. Мали сегодня на двух третьих территории под контролем джихадистов и Аль-Каиды. Какой успех! Какую замечательную международную интервенцию мы провели! Мне кажется, что мы не готовы закончить платить за эту ошибку, которая лежит на совести не только господина Саркози, но также всех политических сил, которые были за эту интервенцию в Ливии. Вы хотите такую же ошибку в Сирии? А мне кажется, нужно быть разумнее.
Корреспондент: Вопрос не в этом, мадам Ле Пен. Вопрос — осуждаете ли вы однозначно режим Башара Аль-Ассада?
М.Л.П.: Я осуждаю любые жертвы мирного населения, любые.
Корреспондент: Но мы не слышим из ваших уст осуждение Башара Аль-Ассада.
М.Л.П.: А я не слышу из ваших уст осуждения действий национального переходного совета Ливии, которое убивает гражданское население. Как-то странно получается. Мы возмущаемся, но в выборочном направлении. Вы мне говорите, что все продолжается. У меня есть ощущение, что ситуация может улучшиться. Было еще три погибших вследствие бомбардировок. Если вы считаете, что нужно устраивать войну в любой ситуации, может быть, вы сами туда поедете? Это будет хорошим началом. Я считаю, что такие конфликты нужно решать дипломатическим путем.
Корреспондент: Один вопрос, Марин Ле Пен, по поводу международной ситуации. Какое ваше отношение к повороту событий сегодня в Египте? То, что назвали арабской весной. О ее результатах. Это другой сюжет. Есть два вопроса в одном. Рост влияния Братьев мусульман на выборах в Марокко. Сначала про Египет.
М.Л.П.: Да, хотя вы и говорите, что это две отдельные истории, это все-таки связано между собой. Речь идет о росте исламизма в странах, затронутых арабской революцией, как это было в Тунисе, в Египте, сейчас происходит в Марокко, а также такой же процесс идет в Ливии. По поводу Ливии говорят о демократии, тогда как этот процесс не имеет ничего общего с демократией. Первое, что сделал Национальный переходный совет — это установление шариата. Тем самым они нарушили те обязательства, которые они взяли на себя перед европейскими правителями, которые поверили в обещания переходного совета. То есть эти правители вооружили и привели к власти людей, которые установили шариат, абсолютно антидемократический режим. Даже Европейский суд по правам человека подтвердил, что шариат не совместим с демократическим процессом. Самое меньшее, что можно сказать, это что этот провал ложится грузом на господина Жюппе, и, само собой, он также ложится очень тяжелым грузом на плечи господина Саркози, на совести которого будет дальнейшая жизнь ливийцев под гнетом исламистов-фундаменталистов.
Корреспондент: То есть вы сожалеете о предыдущих режимах?
М.Л.П.: Не мне сожалеть о предыдущих режимах. Что было ценное в этих режимах, которые, конечно, были тоталитарными, это их светский характер. Потому что, я считаю, этот светский характер позволял всем конфессиям сосуществовать без взаимного уничтожения, как это происходит сегодня. Как мы видим на примере Египта и Туниса. Израильское посольство подвернулась нападению. Телецентр был сожжен. Большее давление оказывается на женщин. Они просят о помощи. Они очень обеспокоены, с учетом скатывания их статуса вниз. Это все очень тревожно. Но что вы хотите теперь? Это же демократия. В странах, где народ так проголосовал, если они хотят ввести политику, основанную на исламе, то, бесспорно, не нам, западным странам, оспаривать этот процесс. Я думаю, что в процессе мондиализации происходит группирование сил, основанных на исламе.
Корреспондент: Вы полагаете, что лучшая внешняя политика — это вмешательство, так?
М.Л.П.: Да, я верю в дипломатию, я верю в равновесие, а также я верю в уважение к демократии. Невозможно сначала ратовать за демократический процесс, а как только этот демократический процесс устанавливается, говорить: «Мы недовольны, потому что те, кто пришел к власти, нам не нравятся».
М.Л.П.: Что касается тех, кто думает, что у нас исключительно национальный подход, я отвечаю им, что они сильно ошибаются. Место и роль Франции в мире — это для меня центральный вопрос. В последние десятилетия все правительства, одни за другими, способствовали снижению роли Франции в мире и в Европе. Их политика поставила под угрозу наше внутреннее политическое равновесие и нашу внешнюю безопасность. Эта политика значительно сжала нашу свободу и понизила наш ранг. Почему? Потому что наши политические оппоненты принимали решения в противоречии с исторической логикой.
Они оказались заложниками идеологии мондиализма. Они провозгласили, что история вела нас к глобализированному миру, без государства, в котором должна воцариться универсальная западная американская модель. И их ошибка лежит в самой основе нашего падения. От Азии до Латинской Америки, проходя через мусульманский мир, рождается новая модель мира, основанная на принципах идентичности и национальных суверенитетов. В особенности, возвращение Азии на мировую арену извещает об окончании господства Запада в мире. Мы движемся к многополярному миру. Вследствие этого, наши стратегические приоритеты в международной политике должны быть пересмотрены. И ключи к этому пересмотру находятся в фундаментальных основах нашей истории, в базовых геополитических интересах Франции.
Три основных столпа нашего могущества, в течение многих веков, это суверенитет, равновесие и мир. Франция — суверенная держава. Франция — держава равновесия. Франция — мировая держава.
Однако, наше правительство делало все наоборот. Они развернули Францию от ее большой мировой политики, чтобы сжать ее влияние только до европейского горизонта. Они приспособили Францию к интересам США, вместо того, чтобы усиливать ее роль уравновешивания между империями. Они принесли в жертву наш суверенитет, чтобы попытаться встроить нас в европейскую империю, беспомощную и лишенную идентичности. Мир, который приходит на смену, находится под угрозой крупномасштабных конфликтов, Потому что соединенные штаты, столкнувшиеся с перспективой экономического упадка, следствие вероятной потери долларом статуса резервной валюты, скорее всего, увидят, как их мировое господство будет жестким образом оспорено.
Помимо этого, снижение доступности стратегических ресурсов — энергетических, минеральных, продовольственных — ужесточит конкуренцию между крупными развивающимися странами — Индией и Китаем, в особенности. Необходимо предвидеть сбой в работе всех этих империй — американской, исламской, китайской — в ближайшем будущем. В таком контексте, еще раз в своей истории, Франция должна сыграть исключительную роль. Она должна суметь предотвратить эти угрозы, снова обретя свое призвание — быть силой равновесия. Наш проект международной политики является одновременно проектом могущества Франции и мира на планете. Мы хотим восстановить влияние Франции в мире на основе ее способности приносить мир и предотвращать возможные конфликты. Но это станет возможным, только если мы восстановим доверие к нашим политическим и военным рычагам.
Именно это радикально отличает наш проект международной политики от проекта наших оппонентов, всех без исключения. Их покорность заставляет людей поверить в то, что у Франции больше нет будущего, Что Франция должна заключить себя в рамки евроатлантического блока. Наша позиция прямо противоположная. У Франции есть будущее только при условии, что мы сумеем выбраться из логики евроатлантизма.
Их покорность заставляет поверить в то, что война неизбежна, и что мы должны укрыться за спиной Америки. Здесь также, мы придерживаемся совершенно противоположной позиции. Никакая война не является неизбежной. Всё зависит от нас. И если война разразится в евроатлантическом контексте, мы будем одной из первых жертв и одной из самых уязвимых. Чтобы выйти из логики неизбежного, программируемой нашими покорными элитами, и которая может привести к хаосу, мы предлагаем резкий отрыв от этой логики. Политика — это также искусство возможного. Этот разрыв не просто желателен. Он возможен еще и потому, что мы не одни, кто к нему стремится. Другие страны хотят того же. И именно с ними мы должны выстраивать заново будущее.
