В результате ответ выглядит в точности как обычная человеческая жизнь, только в крайнем и концентрированном варианте. Временно живые мертвецы внезапно начинают беспричинно совокупляться, пить, красть, убивать, грабить и мародерствовать, плакать и кончать жизнь самоубийством — то есть делать все то же самое, что делали раньше (или хотели сделать), но быстро и суетно, словно обжора, запихивающий в рот куски, давящийся, обжигающийся, перемазывающийся — только потому, что обеденное время подошло к концу.
Эти фильмы безнадежны и плаксивы именно потому, что безнадежно секулярное мировоззрение, а персонажи трахаются, грабят и убивают себя именно потому, что секс, потребление и самоубийство — единственные ответы, которое секулярная гуманистическая европейская цивилизация припасла на такой случай.
Собственно, это и есть ответ на вопрос «Что такое вера?»
Вера — это страстная, могучая, пылкая надежда на победу над смертью. Страстная надежда на то, что мы не прекратимся, и любовь наша не потухнет, а спасет нас и даст нам вечную жизнь — не для того, чтобы ходить вечно в белых туниках и играть на арфах, а для того чтобы творить еще больше, соучаствуя в том, что Христос назвал «се творю все новое».
Что же касается теперь уже не их, а нас, то я не вижу никакого другого способа не погружаться в слизь саможаления и созерцания наступающего ужаса небытия, кроме как любить жизнь с такой силой и полнотой, чтобы не оставалось места для страха смерти.
Каждый день просыпаться и засыпать с одной и той же молитвой о том, чтобы Бог помог тебе быть таким, каким он тебя задумал, а не как попало. Так сильно любить друг друга, своих жен, мужей, детей, народ и Родину, чтобы на страх не оставалась пространства в сердце и времени.
И, если уж на то пошло, и Апокалипсис наступит, — встретим его вместе. Как и полагается братьям, как и полагается народу, которым мы и являемся.
На миру и смерть красна.
А с вами мне ничего не страшно.
14 августа 2012
В своем интервью известный галерист и организатор выставок того, что в некоторых кругах называется «современным искусством», Марат Гельман, в числе прочего сказал следующее:
«Кирилл должен сказать, что церковь не должна вмешиваться в дела государства — и не будет больше. События декабря показали, что церковь ошиблась. Когда люди вышли на улицы бороться против лжи, они ведь, по идее, были не за Путина, не против, — они были против фальсификаций. Церковь как носитель нравственных традиций должна была сказать: власть может быть любая, но врать нехорошо. Но она заняла позицию — мы защищаем власть, потому что мы тоже власть. А в Польше, когда была большая антисоветская борьба, церковь встала на сторону народа — и выиграла. Сейчас, мне кажется, церкви нужно каким-то образом подать сигнал, что была совершена ошибка и что далее церковь будет стараться уходить от политических вопросов».
В переводе на русский это означает примерно: «Встаньте на колени, покайтесь, поклянитесь на верность новому господину, и мы больше не будем вас преследовать».
Довольно странно слышать такие заявления от шута горохового, если не знаешь, кто за этим шутом стоит.
По сути своей — это расширенный, расшифрованный ультиматум, предъявленный либеральной частью российской элиты Русской Православной Церкви вообще и Патриарху Кириллу лично, и ранее, кстати, кратко сформулированный Надеждой Толоконниковой («Толокно»).
Я полагаю, что всем понятно, что Марат Гельман, как и Толокно — человек не самостоятельный. За ним стоит кто-то повыше, за этим кем-то еще кто-то повыше, а там уже и ниточка в Кремль привела, а над человеком из Кремля — та часть мировой элиты, что занимается внедрением либерально-фашистского проекта глобализации.
Понятно, чего они хотят добиться.
Цель первая — вынудить Церковь отказаться от многовекового, идущего еще от Византии принципа симфонии Церкви и государства. Таким образом, решается сразу несколько тактических и стратегических задач: удаление Церкви с пути к власти в России и превращение ее в свой инструмент — инструмент разрушения государственности. И, разумеется, удаление Церкви как объединителя русского пространства — Украины, Белоруссии, Молдавии и т. д.
Цель вторая — вынудить Церковь к вероучительной либеральной реформе, к отказу от отстаивания традиционных идеалов и устранить Церковь со своего пути к идеологическому доминированию на российском пространстве. Таким образом, открывается возможность к окончательной «авторизации общества», придания ему аморфности, лишение его возможности сопротивляться негативным культурным, социальным и политическим изменениям.
Если необходимо емко, в одно слово, охарактеризовать обе эти цели, то этим словом будет слово «разложение».
Но это только малая часть рассматриваемой нами проблемы.
А вот вам вторая часть проблемы: А почему они вообще решили, что такая постановка вопроса, как разрушение симфонии государства и Церкви, — возможна? Где они почувствовали такую слабость, которая в состоянии дать им шанс?
Ну, во-первых, есть некоторый опыт. Как указал в своем интервью Марат Александрович, есть опыт польской католической церкви (которая отважно возглавила в 1980-х борьбу за национальные ценности, а теперь имеет дело с демографическим провалом, гей-парадами на улицах Варшавы и постоянным падением процента верующих). Не стоит также забывать и ситуацию с Сербской Православной Церковью, когда прекрасный человек — Патриарх Павел — упустил из рук свой клир, и часть его поучаствовала в «бархатной революции». Кстати, именно в этом причина любви либералов к покойному сербскому Патриарху и жажда постоянно противопоставлять его аскетизм дорогим часам Кирилла. Причина злобы на самом деле в том, что, глядя на Кирилла, они понимают — с этим такие фокусы не прокатят.
Во-вторых, некоторые надежды им внушает имеющееся в Церкви «власовское лобби», представленное наиболее ярко власовским батюшкой Георгием Митрофановым. Большое влияние в Церкви «власовское лобби» получило в результате восстановления канонического общения РПЦ и РПЦЗ (Русской Православной Церкви за рубежом), которая ранее успела изрядно послужить как Адольфу Гитлеру, так и ЦРУ. Тут надо отдельно отметить услуги семейства Раров. Я говорю о семье того самого журналиста Александра Рара. Если вы походите по Вики по его родственникам, то обнаружите, что семья Раров имеет отношение ко всему подряд, что так или иначе затрагивает русский коллаборационизм в годы Великой Отечественной и холодной войны, а также РПЦЗ. Вся семья по всем веткам и направлениям нашпигована деятелями РПЦЗ, предателями из РОВС, Национально-трудового союза, РОА и черт знает еще какой нечисти. Это, кстати, к вопросу о том, откуда вдруг у высших чиновников нашего государства вдруг брался иногда интерес к Ивану Ильину.
Но самой главной причиной их надежд и чаяний является тот факт, что у российского государства и Церкви нет общей, связывающей их цели. И пока этой цели нет, можно интриговать по-крупному, а не в тактическом плане.
Дополнительным стимулом к немедленному действию служит то, что на горизонте явственно забрезжила возможность нового Красного Проекта в союзе с традиционными гуманистическими религиями, которые чувствуют для себя реальную опасность, исходящую от проекта Нового Мирового Порядка, основанного (сейчас-то у кого-нибудь остались сомнения? а почему?) на секуляризации и дегуманизации общества. Это заставляет авторов Нового Мирового Порядка действовать быстрее, чем им бы хотелось, в условиях кризиса мировой капиталистической системы и будучи неподготовленными.
В общем, маски почти слетели. И эта ситуация дает нам исторический шанс.
Вышеперечисленные исторические и идеологические противоречия традиционно наиболее остры и угрожающи именно в России — благодаря ее почти мистической способности выявлять скрытую суть всех вещей и явлений. Именно поэтому новая надежда для человечества обязана родиться именно в нашей несовершенной, но такой удивительной и такой прекрасной стране. Решение должно быть поистине русским — простым, надежным, доступным, понятным каждому и рабочим. Что-то вроде идеологического автомата Калашникова. Этот автомат находится на гербах нескольких государств как символ их борьбы за свободу. Та идеология, что родится на нашей земле, неминуемо войдет в миллиарды сердец — благо опыт у нас есть.
Нам нужен прочный союз, который красные (верующие и неверующие) могли бы заключить между собой.
Что общего у ученого Курчатова, у монаха Сергия Радонежского, у космонавта Гагарина, у св. Франциска, у монаха Дамо, у Данте, Микеланджело, у Достоевского?
Это стремление к плодотворному совершенству человека. Совершенству, обогащающему собой всех. Совершенству разума, выражающемуся в познании, в науке и человеческой экспансии за прежние пределы. Совершенству тела, выражающемуся в здоровье, долголетии, спортивных достижениях и красоте. Совершенству души, подразумевающему развитое умение любить.
