Несколько недель спустя «центр» потребовал, чтобы Левченко взял отныне под контроль, или, по советскому выражению, «начал курировать» «дело Ареса».
Это поручение было сопряжено с немалым риском. Арес в прошлом неоднократно поставлял Советам документы из папок японской контрразведки. Если бы японцы поймали с поличным советского гражданина, получающего от Ареса эти бумаги, судьба его оказалась бы весьма незавидной. Левченко не пользовался дипломатическим иммунитетом. Следовательно, вступая в контакт с Аресом, он рисковал и своей свободой, и своей карьерой. Может быть, КГБ со временем и добился бы его освобождения, выкупил или обменял, но никогда уже не мог бы ему доверять как человеку, побывавшему в заключении за границей.
Ареса завербовал Пронников более десяти лет назад. Тогда это был молодой многообещающий служащий информационного агентства Киодо. Обзаведясь знакомствами среди сотрудников контрразведки, Арес получил доступ к массе секретных сведений, настолько ценных, что КГБ отзывался о нем как о «золотой жиле». По-видимому, японцы заподозрили утечку секретной информации и переместили на менее ответственные должности человек тридцать своих контрразведчиков, среди которых, надо полагать, оказался и источник сведений, поставляемых Аресом. «Линия KP», отвечавшая за контакты с ним (поскольку на эту линию возлагалась вообще задача проникновения в иностранные разведывательные органы), сплоховала и фактически потеряла ценнейшего агента. Получилось так, что за последние три года Арес не принес почти никакой пользы, хотя ему исправно продолжали выплачивать приличные деньги — около 1300 долларов в месяц.
Чтобы восстановить прежнюю «продуктивность» Ареса, Левченко стал подбирать к нему тот же ключ, что и к другим японцам, то есть попытался с ним подружиться и таким образом войти в доверие. Арес воспринял эти попытки с каменным безразличием. На него не произвел впечатления японский язык Левченко, — в конце концов, Пронников владел японским даже лучше. Хотя Пронников в свое время заявлял, что Арес согласился работать из идейных побуждений, Станислав убедился, что перед ним расчетливый, корыстолюбивый человек, далекий от каких бы то ни было возвышенных чувств.
Стройный, всегда изысканно одетый, с красивым холеным лицом, Арес был убежденным холостяком. Он откровенно говорил сотрудникам резидентуры, что главная его страсть — это женщины, что у него бывает одновременно три, а то и четыре любовницы. Притом его интересуют только образованные дамы из высших сфер. Он обращает свое благосклонное внимание главным образом на служащих министерства юстиции или иностранных дел.
Но когда Левченко, пытаясь разговорить собеседника, затронул эту тему, он натолкнулся почти на грубость.
— Эти прелестные девушки, наверное, всегда рассказывают вам что-нибудь захватывающе интересное?
— Мне не приходится их слишком долго обхаживать, так что ни до каких секретов дело просто не доходит. Но, говоря по правде, я не люблю пускаться в разговоры о моих личных делах. Давайте переменим тему…
Стараясь нащупать слабые стороны Ареса в соответствии все с той же магической формулой «MICE», Левченко заговорил о том, как высоко оцениваются его достижения в Москве, и заодно выразил надежду, что в будущем он еще не раз порадует своих друзей. Арес в ответ только поморщился:
— Вечно им что-то нужно от меня…
Поздним вечером, завезя его на какую-то глухую улочку, Левченко остановил машину и объявил:
— Мне поручено кое-что передать вам наедине, из рук в руки…
Арес заметно оживился.
— …Письмо, — торжественно докончил Левченко.
— Вот как! — недовольно пробормотал его спутник, уже, видимо, представивший себе кучу денег, которую ему сейчас предстоит огрести.
Вручив ему конверт и карманный фонарик, Левченко попросил Ареса тут же прочесть послание, которое он сам отпечатал на роскошном бланке, не жалея комплиментов адресату, и подписал: «Ю. В. Андропов, председатель Комитета государственной безопасности».
— Я пошел, — резко заявил Арес. — Это самый компрометирующий документ из всех, какие я когда-либо держал в руках! Он, действительно, открыл уже дверцу, чтобы выскочить из машины. В последний момент Левченко спас положение, прибегнув к внезапно пришедшему ему в голову доводу:
— Страшно компрометирующий! Не зря весь этот район, куда мы сейчас заехали, оцеплен нашими людьми. И не случайно мне приказано сжечь это письмо, как только вы его прочтете. Мы пошли на такой риск, чтобы вы знали, как мы вас ценим…
Несколько смягчившись, Арес проговорил:
— Ладно, передайте господину Андропову мою благодарность… Но попросите его больше не писать мне!..
Действуя согласно инструкциям «центра», Левченко сказал Аресу, что он уезжает из Токио месяца на два, и просил за это время подготовить заключительное донесение о конечной реакции японского правительства на инцидент с МИГом-25.
Через два месяца он спросил:
— Ну, вам удалось найти что-нибудь интересное по этому делу?
— Нет. Похоже, что позиция правительства нашла вполне объективное и исчерпывающее отражение в прессе.
Действуя опять-таки по указаниям «центра», Левченко вручил Аресу конверт с деньгами, составляющими его заработную плату в КГБ за текущий месяц. За предыдущие два месяца ему намеренно не уплатили.
В день следующего свидания Левченко и Ареса вовсю хлестал дождь, и буйный ветер норовил вырвать из рук зонтики. Они встретились на уличном перекрестке. Арес был изрядно пьян. Левченко дал ему несколько поручений на будущее и сказал, что не смеет более держать своего друга под проливным дождем.
— Встретимся через пару недель…
— Нет! — энергично возразил Арес, пытаясь перекричать шум дождя и ветра. Этой встречи не будет, мы видимся в последний раз. Вы ведете себя некорректно. Пока вы отсутствовали, я работал, не жалея сил и времени, а вы решили, что можете ничего не платить мне за все время, когда вас не было в городе;
— Постойте, постойте! — вскричал Левченко, изображая примитивного тугодума. — Я, кажется, начинаю понимать… Вы нуждаетесь в деньгах… конечно, вы их заслужили. Но, наверное, произошло недоразумение, и зря вы так расстраиваетесь. Из Москвы поступает такая масса бумаг, наши клерки прямо теряют голову… кто-то из них, должно быть, не вложил деньги в конверт, предназначенный для вас… Но мы оба разволновались, а тут еще этот тайфун! Разрешите мне вернуться в посольство, я все выясню… Увидимся завтра же, идет?
Левченко отправился прямо к Гурьянову; тот сразу же дал знать в Москву, что резидентура рискует потерять ценного агента. Через несколько часов — в Токио наступило уже утро следующего дня — «центр» ответил: «Согласны с выплатой агенту Аресу денег за два прошлых месяца. Одобряем усилия тов. Кольцова по активизации агента и установлению психологического контроля над ним. Одновременно обращаем ваше внимание, что в прошлом Арес выказывал особый интерес к материальной стороне контактов и пытался вымогать деньги у связанных с ним работников под угрозой прекращения сотрудничества. Надеемся, что тов. Кольцов как опытный работник найдет соответствующую линию поведения с агентом и впредь».
Вечером того же дня Левченко объявил Аресу:
— Знаете ли, вы были правы. Ясно, что это случайная ошибка. Я получил обычный в таких случаях ответ: они извиняются, больше это не повторится. Вот ваши деньги… Но вам ничем не угрожает сотрудничество с нами, вы проверили?
— Что касается меня, тут все в порядке.
— Меня очень волнует ваша безопасность. Вся наша организация крайне заинтересована в вас. Мне думается, вы напрасно пытаетесь снять напряжение спиртными напитками, как я заметил вчера. Вам нужно сохранить ясную голову. Я настаиваю, чтобы вы, направляясь на встречу со мной, никогда больше не употребляли спиртное. После встречи — пожалуйста, но до нее — ни в коем случае!
Арес виновато соглашался, сам не замечая, что соглашается с ролью подчиненного, которому Левченко вправе диктовать, как ему себя вести.
— …И я надеюсь, что, встречая с моей стороны полное понимание, такую готовность к честному сотрудничеству, вы отплатите мне той же монетой: — закончил Левченко.
На протяжении последующих трех месяцев Арес, действительно, работал не за страх, а за совесть и передал резидентуре микрофильмы примерно тридцати документов. Переводя их один за другим, Левченко поначалу не обнаружил, правда, ничего особенно интересного. Но вот ему попался на вид ничем не примечательный документ, содержание которого оказалось просто поразительным. В нем были зафиксированы, день за днем, перемещения по Токио одного из важнейших агентов КГБ, — следовательно, этот агент находился под постоянным наблюдением! Резидентура немедленно дала ему знать, чтобы он полностью прекратил нелегальную деятельность и, более того, постарался показать японской контрразведке, что за ним ничего такого не водится. Этот документ фактически избавил советскую агентурную сеть в Токио от возможной инфильтрации японских контрразведчиков. Конечно, он мог исходить только из самой сердцевины японских спецслужб.
