Только осуществятся они не за полтора года (которые уже, кстати, истекли с декабря 2011-го). Мускулисто-резкие и истерически-популистские изменения, с этим вот самым «Русь слиняла в три дня», прав Ходорковский, не принесут, собственно, никаких перемен.
2013 г.
«Очень интересуется» политикой 1 % респондентов Левада-центра. Цифра лежит в пределах статистической погрешности. Но с 2003 по 2007 год этот показатель стабильно колебался между 6 и 7 %. И пошел вниз незадолго до первых митингов на Болотной в конце 2011 года. То есть активность раздраженных нечестностью власти столичных городских слоев совпала с нарастанием в целом по стране (а опрос охватывает 145 регионов) политической апатии.
Причем и у политической активности, и у политической апатии оказался один и тот же корень – невозможность повлиять на принятие политических решений (считающих, что они влияют на решения, тоже, как правило, 1 % населения).
Кого-то сложившаяся ситуация привела в политику, кого-то окончательно отвратила от нее.
Активно интересуется политической жизнью страны всего 1 % россиян. Почти 70 % наших граждан не проявляют интереса к политической повестке. Совсем не интересующихся политикой тоже рекордно много по сравнению с предыдущими годами – 26 %. Здесь смешалось все: и ощущение собственного бессилия, и отчужденность от принятия любых решений, и модель поведения, описываемая ненаучной формулой «моя хата с краю». Был такой классик политической науки Артур Бентли – не путать с автомобилем Bentley, хотя избыточное его присутствие в России тоже способствует политическому цинизму и апатии. Он писал о том, что единственными действующими лицами в политическом процессе являются группы интересов, лоббисты.
Соответственно, если, деликатно выражаясь, большая часть населения не относится к числу лоббистов, она и отчуждает, и дистанцирует себя от политики.
Вообще, раз уж речь зашла о классике политической и экономической науки, можно вспомнить нобелевского лауреата Джеймса Бьюкенена и его коллегу Говарда Таллока, которые писали о том, что отношения граждан и государства строятся в жанре quid pro quo, услуга за услугу, баш на баш, налоги в обмен на государственные сервисы, голосование в обмен на дружелюбие и участливость.
А если услуги, хоть ты тресни, не предоставляются; если налогоплательщиков лупят дубинами омоновцы, которых содержат граждане страны; если следствие и суд, существующие на налоги, сажают по сомнительным политическим обвинениям налогоплательщиков, то есть содержанки именем государства наказывают тех, кто их содержит, – какая может быть политическая активность? Или равнодушие, или протест.
Ну и еще одна опция – и не только для продвинутых – отъезд.
Все в соответствии с теорией Альберта Хиршмана – «выход, голос, лояльность». Можно быть лояльным конформистом («лояльность»); можно подавать голос, протестуя («голос»); можно уволиться из корпорации «Россия» из-за разногласий с ее средним и топ-менеджментом («выход» или «уход»).
Справедливости и точности ради надо заметить, что в рост и падение пошли крайности – полное безразличие к политике и полная вовлеченность в нее. Более или менее равнодушных к политическим процессам и более или менее проявляющих интерес к ним в течение многих лет – примерно одно и то же количество. Скорее не интересующихся политикой – вокруг 40 %, скорее интересующихся – вокруг 30 %. Это социальная константа. Из этих слоев рекрутируется большинство электората. Или те, кто электоратом становиться не собирается. Или те, кто не склонен к электоральной активности, но проявляет ее из конформизма или по инерции.
Да, протест стал более осмысленным, у него появилась этическая основа и иной раз четкое целеполагание – от Болотной до голосования на выборах мэров, например, Москвы и Екатеринбурга (не случайно сейчас только и разговоров что о возможной отмене выборов городских руководителей – значит, тренд стал очевиден власти).
Но человеческого материала пока не хватает для того, чтобы занять лучшие площади страны. Или для того, чтобы получить в Москве активность, напоминающую по масштабу (число протестующих по отношению к численности населения города) город Киев. Есть, в конце концов, и страх. Вполне естественный страх перед дубинкой годзиллообразного человека в камуфляже и безжалостной судьей с пустыми глазами, в больших очках и тщательно продуманной халой на голове. А теперь еще и психиатром, считающим все, что выходит за границы бездумного и инстинктивно опасливого конформизма, отклонением от нормы.
1% активных участников в политике – лучшая характеристика системы, страдающей непроходимостью обратной связи и тем самым отравляющей саму себя.
Ей не нужны граждане? Но тогда и граждане не нуждаются в ней. Они рассчитывают только на свои силы, на свои пробивные способности, на взятки в том числе. Несправедливость порождает ответный цинизм. Наверху думают, что безразличие, апатия и конформизм – несущие стены режима. На самом деле это незаконная перепланировка, которая постепенно ведет к обрушению всей конструкции. Трещины уже видны невооруженным глазом.
2013 г.
Новая реальность родилась в России ровно за день до инаугурации президента – два года назад, 6 мая 2012 года.
Дело о массовых беспорядках и насилии в отношении представителей правоохранительных органов, названное позже «болотным делом», стало символом нового срока старого главы государства. И, собственно, базовым содержанием политического курса – жестким, репрессивным ответом на любое проявление оппозиционной и – шире – гражданской активности. Началось это с ужесточения законодательства о митингах, закалилось «законом Димы Яковлева», прошло через горнило законопроектов, еще два года назад казавшихся абсурдными, и отлилось в граните присоединенного Крыма, отчаянной «патриотической» истерии системы «август 1914-го» и в поисках «пятой колонны» под всеми и всяческими фонарями.
Символом старого порядка был Михаил Ходорковский. Символами нового стали молодые люди, проходившие и проходящие по «болотному делу».
При прежнем порядке заложником был представитель старой финансово-политической элиты. При новом – заложниками стали уже рядовые представители низов.
Любые слова в защиту «узников Болотной» были возможны до украинского кризиса. Теперь любую жесткость и жестокость в отношении их спишет Крым. Как когда-то «разговорчики в строю» были возможны до августа 1968-го. После августа 1968-го власть сама себе развязала руки. И, как ныне на «узниках Болотной», тогда для начала показала класс на процессе по делу о вышедших 25 августа на Красную площадь. Только сейчас в количественном отношении дело гораздо более массовое. А страх и конформизм – все те же.
Когда еще все только начиналось, на процессе Синявского – Даниэля в 1966 году, говорилось о «стилистических разногласиях с советской властью». В известном смысле и сейчас разногласия стилистические. Часть «болотных» молодых бунтарей – типичные леваки, примерно такие же, как их французские, немецкие, итальянские, американские предтечи образца 1968 года. Среди них нет никого, кто напоминал бы Ульрику Майнхоф и «Францию Красной армии». И они гораздо менее опасны для власти и уж тем более общественного порядка и безопасности, чем те, например, кто устроил побоище 1 мая 1993 года и давил омоновцев грузовиками.
Тот же самый Сергей Удальцов говорит о том, что он присоединился бы на юго-востоке Украины к «сторонникам федерализации» – абсолютно в той же тональности, что и вице-премьер Дмитрий Рогозин.
Идеологически они по одну сторону баррикады, но стилистически – несовместимы.
Власть, которая сама себе левак и сама себе крайне правый идеолог, не готова делиться монополией на «правильную» идеологию. Ее в большей степени устраивают молодые карьеристы или бездумные персонажи, готовые за пять рублей исполнять роль «патриотов»-энтузиастов, чем бунтари с собственной системой ценностей и готовностью ее отстаивать.
Мировоззрение большинства «узников Болотной» мне лично, например, совсем не близко. Но дело же не в этом, а в том, что выражать его публично запрещено. Государственная власть держит монополию на мнения, а дискуссию ведет, точнее, имитирует – сама с собой. И это уже не дискурс «единственного европейца», а монолог «единственного азиата» – в плохом смысле этого слова.
В результате «узники Болотной», которые идеологически вообще-то выражают мнение большинства, оказываются в меньшинстве.
Будучи леваками, они одновременно демократы и сторонники политической свободы. Власть, будучи на самом деле левой, что подтверждается трогательным ее единством с официозными коммунистами и как бы социалистами, призывающими ввести советск… пардон, российские войска на Украину, авторитарна. И в этом ее принципиальные «стилистические разногласия» с теми, кого судебная система готова закатать на долгие годы в лагеря.
