В развитии системы ГАТТ — Бреттон-Вудс, плана Маршалла и иностранной помощи всегда была некоторая смесь мотивов, но постепенно в этой смеси стал доминировать антикоммунизм. Экономическая помощь и открытые рынки предоставлялись для того, чтобы удерживать страны в орбите влияния США и вне орбиты советского влияния. Было бы приятно сказать, что помощь оказывалась лишь тем, кто верил в демократию и капитализм, но это было бы неверно. Помощь оказывалась тем, кто соглашался оставаться вне коммунистической орбиты, независимо от того, были ли это диктатуры и верили ли они в рыночную экономику. Иностранную помощь часто оправдывали как дешевый способ покупать антикоммунистические войска.
Так как коммунизм мертв, эти угрозы, которые были полезны при возникновении глобальной капиталистической экономики, ушли в прошлое. Но многое зависит от пройденных исторических путей. Можно спорить, была ли бы построена глобальная экономика без угрозы коммунизма, но споры не меняют той нынешней реальности, что глобальная экономика существует. Вначале ее развитие, может быть, нетрудно было бы остановить, но теперь разрушить ее было бы очень трудно — вероятнее всего, невозможно. Теперь глобальная экономика формирует мировоззрение каждого человека и изменяет мышление каждого из нас. Перед всеми стоит новая действительность. Все мы взаимно зависим друг от друга и связаны определенными шаблонами спроса и предложения, иными, чем могли бы сложиться в других условиях. Имеются мощные учреждения (всемирные банки, транснациональные фирмы, международные организации), вложенные капиталы которых поддерживают их самих и их окружение. Чтобы избавиться от существующей мировой экономики, потребовалась бы болезненная структурная перестройка. Экспортные виды промышленности сократились бы. Отрасли, конкурирующие с импортом, пришлось бы расширить. Те, кто получает свои средства к жизни от экспорта или импорта в существующей глобальной экономике, понесли бы огромные экономические потери. Поскольку нельзя было бы пользоваться преимуществами, присущими иностранной торговле, цены на некоторые продукты (например, на нефть) резко поднялись бы, и покупатели таких продуктов испытали бы значительное снижение реальных доходов. Глобальная экономика в весьма реальном смысле физически воплотилась в наши порты, аэропорты и системы телекоммуникаций. Но, что важнее всего, она воплотилась в наши психические установки.
РЕГИОНАЛЬНЫЕ ТОРГОВЫЕ БЛОКИ
Переход от национальных экономик к экономике единого мира — чересчур большой скачок. Вследствие этого возникают региональные торговые блоки как естественные ступени в эволюционном процессе, ведущем к подлинно мировой экономике. Однако эти блоки приводят к некоторым противоречивым тенденциям. Блоки продвигаются в направлении более свободной торговли внутри каждого блока, но в то же время между блоками развивается большее правительственное регулирование торговли. Индекс свободной мировой торговли может повышаться (более свободная торговля внутри блоков перевешивает более регулируемую торговлю между блоками), но в то же время растет также индекс регулируемой торговли.
В мире региональных торговых блоков развивающимся странам становится все труднее продавать свои продукты, если они не входят в одну из торговых групп. Доступ на рынок будет не автоматически дарованным правом, а привилегией, которую надо заслужить. Большинство развивающихся стран должно будет вести переговоры о доступе на рынки богатого мира. Что же будет со странами, которых никто не хочет принять в свои торговые группы и которые не настолько важны, чтобы требовать приема?
Лишь немногие страны третьего мира будут приняты автоматически. Мексика имеет уже такое право, будучи членом НАФТА (Североамериканской зоны свободной торговли). Стратегические интересы Европы и опасение массовой миграции вынуждают ее найти какие-то формы ассоциации с Восточной Европой и Северной Африкой (6). Экономический развал на востоке или на юге несомненно привел бы к неуправляемой миграции в Европейское сообщество, а может быть, и к войнам на его границах. Пригласят присоединиться тех, кто что-нибудь с собой принесет — обычно географию. Но некоторых не примут. Кто захочет принять в свою команду проигрывающих экономических аутсайдеров этого мира (например, Африку к югу от Сахары)?
После Второй мировой войны никто в мире не стал богатым без легкого доступа на богатые рынки первого мира — почти всегда рынки Америки, поскольку Япония потребляет очень мало продукции, производимой в третьем мире, а Европа лишь немногим больше. Чтобы добиться доступа, каждая страна Латинской Америки хочет войти в НАФТА. Вероятно, даже Кастро просил бы о приеме, если бы у него был на это какой-нибудь шанс. Вся Центральная Европа и многие страны Восточной Европы хотят войти в Европейское сообщество. Русские слишком горды, чтобы просить об этом, но им очень хотелось бы, чтобы им предложили войти в Европейское сообщество.
Регионализация обещает стать весьма хлопотливым процессом: двашага вперед — шаг в сторону или даже один или два шага назад. Нациям нелегко отказываться от своей власти. Региональные торговые группы — импульс которых необратим, потому что это волна будущего, — часто производят впечатление, будто они скорее похожи на волну прошлого, как это было в начале 1995 г.
Из трех главных торговых регионов, существовавших в начале 1995 г., в экономическом отношении НАФТА была, вероятно, в наихудшем положении. Чтобы предотвратить финансовый крах Мексики, Соединенным Штатам пришлось принять на себя огромные финансовые обязательства. Эти обязательства были политически непопулярны, они ослабили доллар, и возникший в Мексике экономический спад с сокращением импорта, как полагали, должен был стоить Соединенным Штатам 1,3 миллиона рабочих мест (7). В самой Мексике пакет мер экономии, навязанный США и Международным валютным фондом, будет стоить, как ожидают, 750 000 рабочих мест и сократит на треть реальную покупательную способность средней мексиканской семьи (8).
Канада не привлекала к себе такого внимания, но ее экономические основы были еще слабее, чем у Мексики. Ее бюджетный дефицит был, в пропорциональном исчислении, втрое больше, чем у Соединенных Штатов, а платежи процентов по федеральным долгам поглощали 40 % всех расходов(9). Несмотря на большое активное сальдо в торговле с Соединенными Штатами, дефицит текущего счета Канады был, в пропорциональном исчислении, вдвое больше, чем у Соединенных Штатов, а стоимость канадского доллара падала даже быстрее, чем стоимость американского доллара (10). В действительности Соединенным Штатам пришлось занять значительные суммы на мировых рынках капитала, чтобы, в свою очередь, одолжить их Канаде и тем самым не дать ей стать второй Мексикой.
Проблемы НАФТА неудивительны. Как свидетельствует история, частота выживания зон свободной торговли очень низка. ЕФТА, Европейская зона свободной торговли (EFTA, European Free Trade Area), потерпела крах перед лицом европейского Общего рынка. Зоны свободной торговли никогда не существовали долго. Первоначальные попытки Америки установить, по существу, зону свободной торговли — такую роль играли Статьи Конфедерации* — не удались и были заменены через восемь лет нынешней конституцией Соединенных Штатов, учредившей единую страну с полным общим рынком, связанным взаимными обязательствами. Если идея НАФТА не будет поддержана более широкой концепцией — хотя бы это был только план политического союза в каком-то отдаленном будущем, — то у нее мало шансов на длительное выживание.
Причины этого ясны. Зоны свободной торговли поддерживают равенство на низком уровне при падении заработной платы и цен, тогда как общие рынки используют социальные инвестиции, чтобы установить равенство на более высоком уровне. Свободная торговля для многих болезненна. Исчезают их фирмы и их рабочие места. Неудивительно, что они энергично сопротивляются установлению зон свободной торговли. Тех, кто выигрывает от свободной торговли, становится больше, но их выгоды обычно очень малы по отношению к их общим доходам. Вследствие этого, несмотря на большую численность, они не представляют сколько-нибудь значимую политическую силу.
Совсем иначе идут дела у правительств, убеждающих своих избирателей подвергнуться болезненной реструктуризации, если они могут указать на большие выгоды — на ощутимые, определенные и регулярные социальные инвестиции. В Европейском сообществе испанцам пришлось столкнуться с германской конкуренцией и разрешить немцам владеть собственностью в своих фирмах — но взамен этого они получили от этих же немцев деньги, позволившие им сделать очень большие инвестиции в свою инфраструктуру.
