В декабре 1952 года Каверзнев информировал замминистра госбезопасности Сергея Огольцова о состоянии дел в MfS[336]. Особенно впечатляющими стали оперативные достижения MfS. В течение 1952 года были арестованы 2625 человек, из которых 599 подозревались в шпионаже. Началась активная работа по разоблачению 35 западноберлинских и западногерманских шпионских и антисоветских центров и подпольных организаций, созданных ими на территории ГДР. Были арестованы 604 члена этих организаций, сделаны попытки захватить некоторых лидеров. В результате MfS сумело между январем и ноябрем провести шестнадцать «показательных судов» над вражескими шпионами, диверсантами и террористами[337].
Однако к марту 1953 года эти положительные показатели, стандартные в годовых отчетах, превратились в негативные. В докладе заместителя Каверзнева от 9 марта отмечалось, что оперативники MfS не в состоянии выдерживать увеличивающуюся нагрузку из-за недостатка знаний, опыта и слабой политической подготовки[338]. Более того, необходимость в умелой восточногерманской службе становилась все более насущной из-за «усиления классовых конфликтов в ГДР и роста активности империалистических разведок и вражеских подпольных движений». MfS, в сущности, оказалось не в состоянии найти информаторов среди интеллигенции, которые представляли особый интерес для Советов. Для этого СЕПГ направила в MfS 239 своих членов, получивших образование в колледжах. Однако многие из этих образованных членов СЕПГ имели родственников на Западе или другие недостатки. Таким образом, 10 марта к работе приступило лишь шесть новых сотрудников[339].
В народной полиции еще никогда не был так низок моральный уровень. КГБ докладывал, что в 1952 году более тысячи сотрудников военизированной морской и воздушной полиции (предшественниц военно-морских и воздушных сил ГДР), а также 320 пограничников дезертировали в Западный Берлин и Западную Германию. В январе и феврале 1953 года зафиксировано 492 случая дезертирства из военизированной морской и воздушной полиции и пограничных войск[340] .
В докладах МГБ этих дезертиров называют слабыми молодыми людьми, не выдержавшими тягот военной службы и не устоявшими перед враждебными влияниями и пропагандой. Они бежали в Западный Берлин «в поисках легкой жизни». Считалось, что политические органы слабо борются с враждебными влияниями, и ради укрепления военной дисциплины довольно много сотрудников были уволены из полиции по настоянию MfS. Для советских советников MfS пока оставалось источником разочарований.
МИША ВОЛЬФ И НАУЧНО-ИССЛЕДОВАТЕЛЬСКИЙ ЭКОНОМИЧЕСКИЙ ИНСТИТУТ (IWF)
Первые шаги восточногерманской внешней разведки не были впечатляющими, и было трудно усмотреть в ней будущую мощную разведку, которая сумеет превзойти советских учителей по глубине и широте внедрения в правительство Федеральной республики. А ведь самое ее создание стало, по-видимому, результатом трений между советским МТБ в Берлине и берлинской резидентурой КИ по поводу использования различных источников для добывания разведывательной информации. Во всяком случае, от КИ требовали развивать восточногерманскую внешнюю разведку, и как можно быстрее. Мы расскажем о предпринятых им мерах, впервые обратившись к документам КИ и впервые заглянув в агентурные данные БОБ об этой новой цели контрразведывательных операций.
Советская директива, благодаря которой была создана восточногерманская разведывательная служба, подчеркивала также, что резидентуры КИ в Берлине должны проводить собственные операции против главного противника — Соединенных Штатов — и собирать информацию о деятельности правительственных, политических, экономических учреждений и научных центров Западной Германии и других стран.
С самого начала было ясно, что главной целью новой службы ГДР станет ФРГ — «внутреннее политическое и экономическое положение Западной Германии: ...деятельность правительства в Бонне и его департаментов, бундестага и бундесрата; ...центральные органы буржуазных и социал-демократической партий; научно-технические центры и лаборатории, а также церкви и другие общественные организации». Совершенно очевидно, что КИ не ожидал от своего восточногерманского дитя получения информации из газет, а нацеливал его на вербовку сотрудников данных учреждений. В конце концов разведке было приказано использовать свою агентурную сеть в правительстве Западной Германии, чтобы «пролить свет на политику западных оккупационных держав»[341].
Человеком, который должен был набрать сотрудников в эту новую разведывательную службу, был «товарищ Акимов». Аюшов это псевдоним Андрея Траура, старшего офицера внешней разведки государственной безопасности — ранее его прочили на пост офицера связи НКВД с Управлением стратегических служб в Вашингтоне. Траур был направлен московским КИ, чтобы создать прикрытие внутри Советской Контрольной комиссии для представителей КИ, которым предстояло работать с новой восточногерманской службой. Москва послала в Германию также Александра Короткова, бывшего резидента в Берлине и ветерана германского отдела, чтобы он помог Трауру установить связь с Вальтером Ульбрихтом, первым секретарем СЕПТ, с которым Коротков был знаком уже много лет. КИ стремился не допустить никакого риска.
О новой восточногерманской службе внешней разведки, как и о ее советском двойнике КИ, никогда не сообщалось публично. Это было официальное, но тайное учреждение, известное как Служба внешней политической разведки (Aussenpolitische Nachrichtendienst) ГДР, возглавляемое Антоном Аккерманом, членом политбюро СЕПТ. В целях конспирации и дополнительного прикрытия сотрудников это учреждение получило еще одно название — Научно-исследовательский экономический институт (Institut fuer Wirtschafts-wissenschaftliche Forschung — IWF).
Первая встреча советской команды Траура и восточно-германских «друзей» состоялась в начале сентября 1951 года в конспиративном доме в Берлин-Бонсдорфе. Несмотря на весь свой опыт, Траур не был бесспорной кандидатурой. В мае 1951 года он находился в Вене как член московской инспекционной делегации, занимавшейся возникшими проблемами между резидентурами МТБ и КИ. Однажды утром он пришел к завтраку и объявил Петру Федотову, руководителю делегации и заместителю директора КИ, что его пыталась вербовать британская разведка. Федотов не стал ударяться в панику и попросил его объясниться. Траур рассказал, как его ночью окружили люди в белых халатах, вкололи ему что-то, а затем приступили к вербовке. Решив, что у Траура была галлюцинация, Федотов сделал телефонный звонок, и в тот же день специальный самолет увез Траура в Москву, где он подвергся интенсивному курсу психотерапии. Когда же он выздоровел, то отправился в Берлин, где оставался до ноября 1952 года. После возвращения в Москву его состояние ухудшилось, и ему пришлось оставить службу[342].
Немецкие основатели присоединились к советским коллегам во время первого совещания. Среди них были первый директор Антон Аккерман и будущий директор Маркус Вольф, которому исполнилось всего лишь двадцать восемь лет[343]. Увезенный родителями в Москву, когда Гитлер пришел к власти, Вольф с детства говорил по-русски, стал гражданином СССР и во время Второй мировой войны работал на контролировавшемся советской разведкой немецком радио «Deutsche Volksender». Вернувшись в мае 1945 года советским офицером в Берлин, он поселился в роскошной квартире в Западном Берлине недалеко от контролируемого Советами радио «Berliner Rundfiink» и приступил к работе. В ноябре 1945 года Вольф был послан в Нюрнберг освещать суд над военными преступниками, и в Берлин он вернулся в октябре 1946 года. Советы ему доверяли, а так как Вольф свободно говорил на двух языках, то в октябре 1949 года он стал членом новой дипломатической миссии ГДР в Москве. До лета 1951 года Вольф оставался в Москве, а потом был отозван для службы в Научно-исследовательском экономическом институте (IWF)[344].
Сразу после первого организационного совещания в августе 1951 года, то есть практически с нуля, началась серьезная работа. Отдел кадров ЦК СЕПГ тщательно изучал документы членов партии, чтобы подобрать людей, подходящих для разведывательной работы. В ноябре туда вызвали молодого человека, члена СЕПГ, работавшего в то время в отделе обмена валюты восточноберлинского банка. Наверняка, он произвел хорошее впечатление, потому что вскоре ему было приказано явиться в «Институт» (IWF), и только тогда он сообразил, что это и есть новая служба внешней разведки ГДР. Несмотря на чистую анкету и производимое им хорошее впечатление, новый сотрудник составлял донесения также для БОБ[345].
