Наши предки жили так, что становились святыми, не для того, чтобы их почитали, а чтоб мы брали с них пример в своей жизни, чтоб мы сами стремились стать такими же, как они. В эпоху Преображения необходимо будет убрать из массового русского сознания укоренившееся в нем представление о якобы непреодолимой границе между нашим повседневным земным существованием и жизнью высшего духовного мира. Господь и все его святые совсем рядом. Иконы святых — это не портретные изображения когда-то живших людей; это духовно-информационные образы, зримые следы их настоящего присутствия среди нас; это видимые окна в высший горний мир. С появлением иконы нам является духовно-информационный канал связи с этим святым или святыми. И чем чаще открываешь, молитвенно смотришь и говоришь в это окно, тем шире оно открывается, тем больше духовного света поступает в твою душу.
Здесь же хочется сказать об одном, может быть, частном, но, на мой взгляд, важном моменте в иконописи. Иисуса Христа принято изображать на кресте уже мертвым, с поникшей головой и безжизненно висящим телом. Но это изображение временной земной плоти Господа. Сам Христос тогда все время был живой, распинаемой на кресте Божьей человеческой сущностью, и сейчас Он наш живой Бог. Поэтому Иисуса Христа на кресте надо изображать не мертвым, а живым Богочеловеком с поднятой головой, с открытыми и смотрящими на каждого из нас глазами. Христос Свое дело на Земле сделал; теперь Он ждет продолжения Его дела — христианства — от нас. Таким, смотрящим и ждущим, Он должен, по-моему, изображаться на иконах и барельефах с Его крестным распятием.
Разграничению в мироощущении между невидимым духовным и видимым материальным миром, особенно для молодежи, в немалой степени способствует, так сказать, геронтизация наших русских святых, в смысле их искусственного состаривания на иконах. Святого Владимира — Крестителя Руси обычно изображают седым мудрым старцем, а святого Александра Невского — зрелым мужем. Но Великому князю Киевскому Владимиру было всего 25 (!) лет, когда он пошел против веры своих отцов, княжеской дружины и фактически против всех киевлян (полян), не говоря уже о других русских княжествах. В 25 лет молодой князь Владимир совершил духовный подвиг, за который удостоен звания «равноапостольный». От дерзновенной и смелой молодости, а не от осторожной и мудрой старости пришло на Русь нынешнее тысячелетнее православие. В 19 лет разгромил шведов Великий князь Владимирский Александр, за что получил название «Невский», он же в 21 год победил тевтонов в Ледовом побоище; за эти богоугодные дела юный князь именуется «благоверным». Другой святой благоверный князь Владимирский и Московский Дмитрий Донской вывел русские полки на поле Куликово в 30 лет и построил белокаменный Московский Кремль. Православие наших предков — это вера молодых и сильных русских людей. Современная молодежь должна видеть на иконах своих святых и великих сверстников, а не только достопочтенных старцев. Конечно, не только молодых: перед православным духом глубоко религиозного 60-летнего А.В. Суворова и его русских чудо-богатырей пал считавшийся неприступным турецкий Измаил.
Путь Русского христианского Преображения — это путь к Святой Руси. Но путь не идеальных мечтаний, а реального действия. Надо поднять планку личных духовных устремлений русского, православного человека. Хватит видеть в смирении единственную и высшую добродетель православного христианина. «Сам что сделал, чтобы стать святым и пусть маленькой, но частью Святой Руси?» Сейчас даже сама постановка такого вопроса вызывает в лучшем случае изумление, а в худшем — негодование и упреки в гордыне. Убежден, если хочешь, чтобы Русь стала Святой, — сам становись святым, ставь перед собой эту сверхчеловеческую цель и иди к ней, насколько сможешь. Почитание святых еще не есть сам путь к личному спасению и святости. Делание святости в себе — вот путь к Святой Руси русского, православного человека, путь Русского христианского Возрождения.
Русское православие породило не только воинов и других героев-мужчин, овладевших по Божьей воле одной пятой всей земной суши (сейчас осталась одна седьмая), но и выдающихся женщин. В истории мировой цивилизации до сих пор нет женщины, способной сравниться с нашей Святой равноапостольной Ольгой. Простая псковитянка, ставшая Великой княжной Киевской, Святая Ольга представляет собой безупречный образец во всех женских ипостасях: незамужней девушки, жены, вдовы, матери, бабушки, равно как христианки и государственной правительницы. Будучи «красной девицей», носящей древнерусское имя Прекраса, она отказала сыну Великого князя Игорю, прельщенному ее красотой, сделаться его наложницей (любовницей), несмотря на предложенные богатые подарки. Девичья честь для русской Прекрасы была выше великокняжеских даров. Став законной женой Игоря с именем Ольга, она явила себя умелой домоправительницей, хранительницей домашнего очага и надежным тылом Великому князю в его знаменитых делах. Оказавшись вдовой, Великая княгина Ольга показала пример супружеской верности, отказавшись от выгодных брачных предложений и сурово наказав древлян за убийство своего мужа. Оставшись без супруга в одиночестве, Ольга должным материнским образом воспитала сына Святослава — великого русского полководца.
За 7 лет до разгрома Великим князем Святославом Хазарского каганата и за 30 лет до крещения Руси ее внуком Владимиром Ольга сама принимает христианство и в течение более 10 лет, до конца своей жизни являет собой пример христианского смирения перед своими семейными и родовыми близкими-язычниками. Кроме того, во времена малолетства Святослава Ольга показала пример государственной мудрости в устройстве внутрироссийской общественной и хозяйственной жизни. Выбор христианства общепризнанной «мудрой бабкой Ольгой» был одним из решающих доводов при выборе для Руси православной веры ее внуком Святым Владимиром-Крестителем.
Даже такого конспективного перечисления достоинств Святой Ольги достаточно, чтобы всем русским невестам, стоящим под брачным венцом, ставилась в образец для подражания ее жизнь — жизнь Святой равноапостольной Великой княгини Ольги, которую мы имеем полное право называть Святой Ольгой Великой.
Одновременно необходимо заметить, что при поклоне с крестным знамением и молитвенном обращении к христианским святым, начиная с первых веков христианства, с первых русских святых и всех иных, в земле Российской просиявших, до церковной реформы Никона 1653–56 гг. возникает некоторое религиозное смятение. Все эти наши святые, духовно глядящие на нас с икон и во время любого обращения к ним, осеняли себя крестным знамением «двумя персты». Я лично хочу, другие, надеюсь, тоже, чувствовать себя в одной вере со св. Николаем Чудотворцем, со св. Владимиром, А. Невским, С. Радонежским и великими другими «дораскольными» святыми и, признаюсь, обращаясь к ним, крещусь так же, как это делали они: святые должны видеть, что я так же верю в Христа, как верили они, и являюсь того же вероисповедания, что и они. Думаю, что так же, как совершение службы в храме и молитвы на церковнославянском языке, имеет сакральный религиозный смысл, поскольку православный человек является и ощущает себя в это время продолжением того же смысла тех же тысячелетних слов-звуков, так и двуперстное крестное знамение подтверждает духовно-религиозную связь с нашими христианскими святыми предками. Мне мыслится верным, чтобы в Преображенном православии двуперстие и троеперстие были равноценны, одинаково признаваемы и допустимы.
Представляется назревшим и необходимым внести добавление в православный Символ Веры. Сакральность, верность и глубинный смысл каждого слова и знака в этом кратком изложении христианских догматов подтвердили все века исповедания веры, прошедшие после I Никейского (325 г.) и II Констанинопольского (381 г.) Вселенских соборов, на которых был сформулирован Символ веры, и автор понимает, как ему кажется, опасность любого видоизменения или поправки, которые неизбежно приобретают фундаментальный характер. Тем не менее дополнение, на мой взгляд, необходимо, поскольку после догматического принятия Символа веры прошло уже более 150 лет и в духовной жизни христианской части человечества прояснилось и проявилось нечто, что не могло быть замечено и отражено в первые века христианства, поскольку это нечто тогда еще не проявило вселенского масштаба своей инфернальной, сатанинской сущности. Святые отцы церкви в IV веке еще не могли видеть какой-либо значительной опасности христианскому вероучению, поэтому Символ веры предписывает православным осознавать Распятие Христа в следующем образе: «Распятого же за ны при Понтийстем Пилате…». Таким образом, в религиозном и обыденном сознании верующих христиан факт и само действие по распятию Христа связывается с именем римского наместника Понтия Пилата, что по известным теперь законам нейролингвистического программирования вызывает не только связь тех событий по времени — «при Понтийстем Пилате», то есть во времена Понтия Пилата (лат. имя — Pontius Pilatus), но главным образом утверждает причинно-следственную связь между поведением и поступками Пилата и Христа, совершенно умалчивая о том, кто сыграл решающую роль в распятии Христа.
