Кстати, Российская империя, так почитаемая путинцами, была политически многоукладной. В ней столетиями уживались вполне европейское самоуправление Финляндии и средневековые ханства Средней Азии. Демократия в России — это многоукладность, а политическим форматом многоукладности может быть в современных условиях только федерализм.
Но достичь этого непросто. Почему Россия всегда была сверхцентрализованным государством? Потому что, стоило центру ослабнуть и передать на места значительную часть полномочий, на местах появлялись местные царьки, каждый из которых был более жадным и злым, чем московский царь. В результате народ искал зашиты у Москвы от местных сатрапов и выращенных ими бандитов, на чем центральная власть всегда и стояла. Слабый царь — сильные царьки, сильный царь — слабые царьки. Как разомкнуть этот замкнутый круг?
Выход есть. Нужно ввести третий элемент — силу, самостоятельную по отношению к этим двум полюсам. И такой элемент всем хорошо известен — это та самая сила, которую путинский режим в последние годы больше всего подавляет как институт. Это местное самоуправление. Губернатора, прибирающего к рукам власть, пока центр отвернулся, может остановить самостоятельный и самодостаточный мэр или глава администрации. Если царька ограничить местным самоуправлением, он будет вынужден превратиться в регионального конституционного монарха. А местное самоуправление будет инстинктивно искать поддержку в Москве, укрепляя тем самым центральную власть. Это поможет сбалансировать систему, ввести в нее те элементы сдержек и противовесов, без которых невозможно представить себе настоящую демократию.
Место для независимого правосудия возникает только тогда, когда складывается этот треугольник. Отношения в нем по определению не могут быть идеальными. Для их выяснения нужна либо перманентная война, либо общепризнанный арбитр. Нет и не может быть независимой судебной системы, если потребность в ней не возникает у сильных. Кроме объединенных местных элит, сильных в современной России не осталось: все выжжено. Центру, регионам и местному самоуправлению нужны будут правила и арбитр, способный следить за их соблюдением. Может быть, в такой ситуации идея по-настоящему независимого правосудия и укоренится впервые в России.
Появление же системы правосудия станет триггером постепенного глобального изменения отношений между гражданином и государством и создаст предпосылки восстановления (или скорее строительства заново) российского гражданского общества. А прогресс в этом направлении рано или поздно приведет к финальному результату. Свободу, права человека, справедливые и честные выборы на основе политической конкуренции, стабильные институты, поддерживающие правовое государство, — все это и многое другое нельзя получить сразу. К такому результату можно прийти лишь по цепочке следующих одно из другого событий. Важнейшим звеном этой цепочки, на мой взгляд, как раз и является курс на парламентскую республику.
Именно этот курс, а не «борьба с кровавым режимом», есть для меня та цель, ради которой стоило идти в политику. Но движение к ней — дело не быстрое и потребует много терпения.
К сожалению, точное определение цели движения само по себе не гарантирует попадания в точку назначения. Надо понимать, что ждет нас на маршруте. Понятно, что при движении из той точки, в которую нас загнали Путин и его друзья, ничего хорошего ожидать не приходится. Многие из предпосылок, необходимых для установления демократии в России, сейчас просто отсутствуют. Эту ситуацию игнорируют многие очень достойные люди, идеалисты в самом хорошем смысле слова, которые желают, чтобы было как лучше, но в глубине души сами понимают, что будет как всегда. С одной стороны, у нас есть машина террора с огромным обслуживающим аппаратом, который свои позиции не сдаст даже после ухода Путина, а с другой — раздавленное этим террором, запуганное общество, утратившее устойчивые социальные связи, с сократившейся количественно и деградировавшей качественно элитой. Очевидно, что эту пропасть не преодолеть в один прыжок. Нам не обойтись без переходного периода, в течение которого будут подавляться остатки старого путинского общества и создаваться зоны роста общества нового. Эта мысль лежит на поверхности, но, как правило, игнорируется в широкой дискуссии о будущем России. А ведь с практической точки зрения именно устройство общественной жизни в этот переходный период представляется самым важным вопросом на сегодня.
Дело в том, что в России транзит, неважно откуда и куда, — это дремучий лес, в котором легче остаться навсегда, чем выйти наружу. А уж выйти именно там, где планировалось, не удавалось еще никому. Поэтому переходный период требует крайне серьезного к себе отношения. Уверенным можно быть только в одном: послепутинский транзит будет весьма ограничен во времени — он не может продолжаться больше двух лет. Именно на такой срок любая политическая сила, пришедшая на смену Путину, сможет получить кредит доверия. Если за два года правительство переходного периода никуда не перейдет, неизбежно произойдет одно из двух — либо это правительство вынуждено будет установить жесткую диктатуру на неопределенный срок, либо оно будет сметено массами. Это связано с необходимостью принимать в переходный период огромное количество непопулярных мер при самых неблагоприятных для этого обстоятельствах, не говоря уже о таких естественных дополнительных факторах, как сопротивление старых правящих кланов и возможное снижение уровня жизни, сопровождающие практически любую революцию вне общественного компромисса.
Итак, необходимо формирование в России устойчивого институционального каркаса для демократии, что в моем представлении означало бы создание парламентской республики, а также возвращение к федерализму и самоуправлению в совокупности с верховенством права.
Парадоксальным образом вопрос о достижимости или недостижимости этих долгосрочных политических целей зависит от способности переходного правительства обеспечить кредит доверия со стороны большинства в краткосрочной перспективе. Без него не удастся проводить эффективную, но в некоторых аспектах непопулярную политику, направленную на подавление сопротивления старых кланов и формирование базы для новой государственности.
Если переходное правительство сможет проводить жесткий «новый курс», то достижение долгосрочных целей удастся рассматривать как реальную перспективу. Если оно этого делать не сможет и скатится к популизму, то есть исполнению сиюминутных пожеланий масс, то о перспективе можно будет забыть. Доверие людей должно быть длящимся, растянутым во времени. Получить поддержку большинства на короткий период не так сложно. Люди устают от диктаторских режимов, и при определенных обстоятельствах бывает достаточно спички, чтобы их пассивная нелюбовь воспламенилась и переросла в активную ненависть. Но такие вспышки быстро проходят, и масса бросает своих новых вождей. В этом слабость «майданов»: они легко взрываются, но силы их взрыва оказывается недостаточно, чтобы довести дело до конца. Чтобы получить длящуюся поддержку, нужны другие, системные решения, а не просто использование накопившегося раздражения как социального динамита.
В связи с этими соображениями сегодня можно наконец поставить точный диагноз 1990-м, которые неожиданно снова стали предметом оживленных дискуссий в наши дни. Попытка осуществить тогда последовательные реформы, на мой взгляд,
