Чироки продолжают, выходя за рамки истории, за рамки права: «Мы умоляем тех, к кому было обращено сказанное ранее, вспомнить великий закон любви: «Поступайте с ближними так же, как вы хотите, чтобы они поступали с вами»…Мы молимся за то, чтобы они помнили, что во имя принципов их предки были вынуждены уехать, их изгнали из Старого Света, и это именно ветры гонений несли этих людей через великие воды и прибили к берегам Нового Света, во времена когда индеец был единственным правителем и обладателем этих несметных просторов. Пусть они вспомнят, какой прием оказали им дикари Америки в тот момент, когда вся власть была в руках индейцев, и их ярость ничто не смогло бы укротить. Мы настоятельно просим помнить о том, что те, кто не просит у них кружки холодной воды и пяди земли… являются потомками людей, происхождения которых как коренных обитателей Северной Америки, а также их истории и традиций оказалось недостаточно для понимания. Пусть белые помнят все эти факты, и они не смогут, а мы уверены, что они не смогут, забыть об этом и с сочувствием отнесутся к нашим испытаниям и страданиям».
Отвечая на это обращение в своем 2-м ежегодном послании Конгрессу США в декабре 1830 г., президент Э. Джексон подчеркивал, что чокто и чикасо уже согласились с перемещением и что «скорейшее переселение» остальных пойдет всем на пользу. Что касалось белых, то «оно позволит многочисленному и цивилизованному населению разместиться на больших территориях страны, которые в данный момент занимают несколько охотников-дикарей». Для индейцев «оно [перемещение], возможно, приведет к тому, что они постепенно, под покровительством правительства и благодаря влиянию хороших советников, откажутся от своих дикарских привычек и станут заинтересованным, цивилизованным христианским сообществом».
Джексон снова повторил уже знакомую мысль: «В отношении аборигенов этой страны никто не может испытывать более дружественных чувств, чем я». Тем не менее: «Волны людей и цивилизации катятся к западу, и теперь мы предлагаем приобрести земли, занятые краснокожими Юга и Запада, на справедливых условиях».
В Джорджии был принят закон, по которому преступлением стало считаться пребывание белого человека на территории индейцев в том случае, если такой человек не присягнул штату. Когда белые миссионеры, находившиеся во владениях чироков, объявили во всеуслышание о том, что они хотели бы, чтобы индейцы остались, милиция Джорджии весной 1831 г. вошла на территорию и арестовала трех миссионеров, в том числе и Сэмюэла Вустера. Их отпустили, когда они заявили о своей неприкосновенности как федеральные служащие (Вустер был федеральным почтмейстером). Администрация Джексона сразу же лишила этого человека должности, и летом милиция штата снова вторглась на индейские земли, арестовав десятерых миссионеров, а также белого издателя газеты «Чироки феникс». Эти люди были избиты и закованы в цепи; их заставили проходить по 35 миль в день пешком по дороге в тюрьму графства. Суд присяжных признал арестованных виновными. Девять человек были освобождены, так как клятвенно согласились исполнять законы Джорджии, но Сэмюэл Вустер и Элизар Батлер, которые отказались признать легитимность законов, ущемлявших интересы чироков, были приговорены к четырем годам каторги.
На это решение в Верховный суд была подана апелляция, и при рассмотрении дела «Вустер против штата Джорджия» Джон Маршалл от имени большинства членов Суда провозгласил, что закон Джорджии, по которому С. Вустер был заключен в тюрьму, противоречит договору с индейцами чироки, который, согласно Конституции США, обязателен для исполнения во всех штатах. Дж. Маршалл приказал освободить Вустера. Но Джорджия проигнорировала это предписание, а президент Джексон отказался принимать меры, чтобы обеспечить исполнение судебного решения.
Теперь штат выставил земли чироков на продажу и ввел на их территорию отряды милиции, чтобы подавить малейшее сопротивление. Индейцы следовали принципу ненасильственных действий, несмотря на то что их имущество отобрали, дома сожгли, школы закрыли, женщин обесчестили, а в церквах стали продавать алкоголь, чтобы сделать туземцев совсем беспомощными.
В том же, 1832 г., когда Джексон предоставил Джорджии право самостоятельно решать вопрос с индейцами чироки, он противодействовал осуществлению Южной Каролиной права нуллификации федерального тарифа[73]. Его переизбрание на президентский пост в 1832 г. прошло легко (Джексон получил 687 тыс. голосов избирателей против 530 тыс. голосов, поданных за его оппонента Генри Клея), и это – свидетельство того, что проводимая Джексоном антииндейская политика совпадала с настроениями в обществе, по крайней мере среди имевших право голоса белых мужчин (около 2 млн. человек при общей численности населения 13 млн.). Отныне Джексон решил ускорить процесс перемещения. Большая часть чокто и многие чироки уже покинули свои территории, но в Алабаме все еще оставались 22 тыс. криков, в Джорджии находились 18 тыс. чироков, во Флориде – 5 тыс. семинолов.
Со времен Колумба крики сражались за свои земли с испанцами, англичанами, французами и американцами. Но к 1832 г. область их проживания сократилась до небольшого района в Алабаме, в то время как быстро растущее население штата превысило 300 тыс. человек. Получив от федерального правительства весьма нелепые обещания, представители племени подписали в Вашингтоне договор, по которому они согласились переселиться за Миссисипи. Туземцы уступили 5 млн. акров земли с условием, что 2 млн. акров из этой площади будут отданы индивидуально тем крикам, которые смогут либо продать свой участок, либо остаться в Алабаме под покровительством федеральных властей.
Вот что писал об этом договоре Д. Ван Эвери: «В бесконечной истории дипломатических отношений между индейцами и белыми до 1832 г. не найдется ни одного примера договора, который вскоре не был бы нарушен последними… несмотря на все содержавшиеся в этих договорах торжественные и красивые слова вроде «навсегда», «навеки», «на все времена», «пока будет всходить солнце»…Однако ни одно соглашение между белыми и индейцами не было нарушено так быстро, как Вашингтонский договор 1832 г. Соединенные Штаты отказались от своих обещаний всего через несколько дней».
Началось нашествие белых на земли криков. Мародеры, охотники за землей, мошенники, продавцы спиртного, бандиты изгоняли тысячи индейцев в леса и на болота. Федеральное правительство не предпринимало никаких действий. Вместо этого оно вело переговоры о новом договоре, обеспечивающем незамедлительное перемещение на запад, которое крики должны были организовать самостоятельно, но при финансовой поддержке центральных властей. Армейский полковник, сомневавшийся в том, что это сработает, писал: «Они боятся голода в пути, а как это может быть иначе, если многие из них почти голодают уже сейчас, до всяких злоключений, связанных с долгой дорогой… Вы не можете представить, насколько ухудшилось положение этих индейцев за последние два или три года, – от жизни в сравнительном достатке до состояния жуткой нищеты и нужды. Беспрепятственное вторжение белых, захват индейских земель, включая возделанные поля, оскорбления, толпы торговцев, которые как саранча пожирали их, заливая их дома виски, разрушали остатки культуры, которую когда-то имели индейцы… Они запуганы, обложены налогами и чувствуют себя подавленными в связи с тем, что у них нет адекватной защиты со стороны Соединенных Штатов, а сами постоять за себя они не способны».
Политики Севера, симпатизировавшие индейцам, казалось, исчезли из виду, будучи заняты другими вопросами. Даниэл Уэбстер[74] выступил с воодушевляющей речью в сенате за «верховенство закона… и власть федерального правительства», но в ней ни словом не упоминалось об Алабаме, Джорджии и индейцах, – речь шла об нуллификации тарифов Южной Каролиной.
Несмотря на все невзгоды, крики не двигались с места, но к 1836 г. и местные, и федеральные власти решили, что они должны уйти. Использовав в качестве предлога несколько нападений отчаявшихся индейцев на белых поселенцев, было объявлено, что крики, развязав «войну», тем самым лишили себя прав, определенных договором.
Теперь подтолкнуть их к переселению на запад должна была армия. Менее сотни криков принимали участие в так называемой «войне», однако тысячи людей бежали в леса, опасаясь репрессий со стороны белых. На их поиски бросили одиннадцатитысячную армию. Индейцы не сопротивлялись: не было сделано ни одного выстрела, они сдались. Тех, кого военные сочли бунтовщиками и сочувствующими им, собрали вместе, заковали в цепи и под присмотром военной охраны повели на запад, а женщин и детей отправили следом в повозках. Крикские общины были оккупированы воинскими частями, жители согнаны в сборные пункты, откуда их отправляли на запад партиями по 2–3 тыс. человек. Ни о какой компенсации за землю или за собственность речи уже не шло.
