Отказавшись, по крайней мере на время, от геополитических игр на постсоветском пространстве, лидеры НАТО вынуждены были выбрать модель, которая позволит оправдать дальнейшее существование «самого успешного военно-политического блока в истории» (именно так именуется Североатлантический альянс в официальных документах). Либо они должны были согласиться с традиционной концепцией «оборонительного союза демократий», основной целью которого является обеспечение безопасности в Европе, либо принять англосаксонский вариант глобальной НАТО – организации, которая будет расширять зону ответственности и привлекать в свои ряды новых неевропейских членов, таких как Япония и Австралия.
Лариссон утверждал, что «Соединенные Штаты надеются превратить НАТО в глобального жандарма, который санкционировал бы имперские завоевательные походы Вашингтона. Однако европейские политики скептически относятся к мировой миссии альянса» [389] . Многие из них были убеждены, что операция в Афганистане, первая полноценная военная акция НАТО за пределами привычной зоны ответственности, доказала неэффективность стратегии глобалистов. Как отмечал глава исследовательского подразделения Оборонного колледжа НАТО Карл-Хайнц Камп, «эпоха, когда альянс виделся субподрядчиком ООН по наведению порядка, подходит к концу, и в Брюсселе все чаще можно услышать разговоры о необходимости вернуться к истокам» [390] .
Еще во время иракского кризиса 2003 года, когда в столицах Старого Света критиковали одностороннюю политику Буша-младшего, американский политолог Роберт Каган заявил, что разногласия трансатлантических союзников носят экзистенциальный характер: американцы родом с Марса, а европейцы – с Венеры [391] . Большинство аналитиков, утверждали, что это и является главной причиной кризиса НАТО. Соединенные Штаты постоянно упрекали своих европейских союзников в нежелании разделить с ними ответственность за судьбу неспокойных регионов, растущем пацифизме и пораженчестве. Провальная кампания в Афганистане лишь усиливала антивоенные настроения в Европе и углубляла раскол между союзниками по НАТО. «В Вашингтоне убеждены, – писал журнал The Nation, – что страны ЕС находятся в летаргическом сне и неспособны отстаивать ценности западной цивилизации» [392] . Раздражение у американцев вызывал тот факт, что в 2010 году крупнейшие европейские государства резко сокращали расходы на оборону.
В Британии, например, коалиционное правительство консерваторов и либдемов планировало урезать военный бюджет на 20–25 %. Меры экономии затронули даже те воинские подразделения, которые всегда считались предметом национальной гордости, – Королевский флот и авиацию. И хотя сформированный премьер-министром Дэвидом Камероном Совет по национальной безопасности принял решение сохранить ядерный потенциал страны, содержание четырех подводных лодок, оснащенных баллистическими ракетами, многим в Лондоне казалось уже чересчур накладным.
Поскольку Британия – единственный союзник США, который готов не только выполнять тыловые функции, но и участвовать в реальных боевых действиях НАТО, Пентагон раскритиковал «мелочность» нового кабинета. Британский министр обороны Лайам Фокс был вызван на ковер в Вашингтон и попытался заверить своего американского коллегу Роберта Гейтса в том, что планируемые сокращения не повредят обязательствам Соединенного Королевства. Однако Фоксу, которого называли главным ястребом в коалиционном кабинете, для этого следовало вступить в сражение с изоляционистами. Партия британского казначея Джорджа Осборна, пользующаяся негласной поддержкой премьера Дэвида Камерона, настаивала на том, чтобы Британия «не преувеличивала свой вес на мировой арене» [393] и довольствовалась положением, которое занимают скандинавские страны и Канада.
Не менее радикально было настроено накануне лиссабонского саммита немецкое правительство, планировавшее в ближайшие три года сократить военные расходы на 9,3 млрд. евро. И это при том, что, по мнению союзников, Берлин и так тратил на оборону значительно меньше, чем мог бы (не более 2 % ВВП). Министр обороны – молодой аристократ Карл-Теодор цу Гуттенберг планировал также резко сократить численность бундесвера и отменить призыв на воинскую службу, что позволило бы ему сэкономить внушительные суммы. Однако, как утверждал экс-министр обороны Рудольф Шарпинг, «обеспечение безопасности – основополагающая функция любого государства, и недопустимо подходить к этому вопросу исключительно с фискальных позиций» [394] . Критики опасались, что начавшееся в 1999 году возрождение бундесвера будет приостановлено, и Германия так и не сумеет потеснить Великобританию в роли главного военного союзника США в Старом Свете.
Что касается Франции, эта страна, как мы уже говорили, лишь в 2009 году вернулась в военные структуры НАТО. Приняв решение отказаться от голлистских принципов, Николя Саркози настроил против себя французскую элиту. Выпады в его адрес можно было услышать от политиков всех мастей, начиная от левого колумниста журнала Marianne Ролана Юро, который заявил, что «президент кастрирует Францию», и заканчивая националистом Филиппом де Вильером, утверждавшим, что Пятая республика превращается в «клон Великобритании».
Армия, правда, инициативу Саркози поддержала. И правительству Саркози удалось добиться для Парижа права назначать руководителей командования в Норфолке, ответственного за формирование долгосрочной стратегии альянса, и регионального командования в Лиссабоне, в подчинении которого находятся силы быстрого реагирования НАТО. Однако первоначальные успехи быстро забылись, французские военные принялись обвинять натовское руководство в излишнем бюрократизме, чиновники отказывались перечислять в военный бюджет альянса требуемые суммы, а экс-премьер Доминик де Вильпен отметил, что НАТО становится «главной головной болью Европы».
«Сокращая военные расходы, – писал The American Thinker, – три европейских мушкетера – Франция, Великобритания и Германия – в первую очередь прекращают финансирование натовских проектов. И хотя формально они не нарушают пятый параграф Вашингтонского договора о коллективной безопасности, по сути, девиз «один за всех и все за одного» давно уже ими забыт» [395] .
Датский генерал Андерс Фог Расмуссен, занимавший пост генерального секретаря НАТО, пытался отстоять честь европейцев. В статье «Не обесценивайте обязательства Европы по Афганистану», опубликованной в The Washington Post, он призывал Соединенные Штаты «отказаться от стереотипного представления о том, что страны ЕС не воюют за Гиндукушем, которое оскорбляет европейцев и угрожает единству атлантического мира». Он убеждал европейские правительства вкладывать деньги в научные исследования, чтобы преодолеть технологический разрыв с США и предупреждал, что сокращение военных бюджетов «не только позволит избавиться от «жира» излишних расходов, но и приведет к потере «мышц, а затем и костей» Североатлантического альянса» [396] .
Расмуссен отмечал, что сокращать расходы на оборону вынуждены не только европейские страны, но и США, которые не могут справиться с растущим государственным долгом. Показательно, что даже глава Объединенного комитета начальников штабов Майкл Маллен главной угрозой безопасности Америки называл не «Аль-Каиду» и не Китай, а дефицит бюджета.
Чтобы справиться с последствиями финансового кризиса, генсек НАТО предлагал принять новую стратегическую концепцию, формирование которой он поручил «группе мудрецов» во главе с бывшим госсекретарем США Мадлен Олбрайт. «Мы разработали версию НАТО 3.0, – заявлял Расмуссен, – Версия 1.0 существовала в эпоху холодной войны, версия 2.0 – с 1991 по 2011 год. Нынешняя версия подразумевает превращение альянса в мозговой центр международной безопасности» [397] . Другими словами, идеологи НАТО признали, что ресурсы блока ограниченны и для решения глобальных проблем ему необходимо создать сеть организаций-партнеров. О том, насколько ослаблен Североатлантический альянс, можно было судить по обращению 35 отставных европейских политиков-тяжеловесов, которые призвали «сделать разоружение центральным элементом подхода НАТО к обеспечению безопасности» (обращение было подписано бывшим канцлером Германии Гельмутом Шмидтом, бывшим председателем Еврокомиссии Жаком Делором, экс-главой британского МИД Маргарет Беккетт и др.).
В Вашингтоне все чаще можно было услышать разговоры о том, что НАТО является «рудиментом холодной войны» и не имеет никакого смысла вкладывать деньги в организацию, которая используется лишь как площадка для переброски американских войск. «Нам следует выйти из НАТО, – писал профессор Бостонского университета Эндрю Басевич в журнале Foreign Policy. – Не стоит рассчитывать на европейских союзников, которые уже никогда не обретут вкус к сражениям» [398] . Конечно, было очевидно, что Соединенные Штаты не бросят Старый Свет на произвол судьбы, однако разочарование, которое царило в американской военной и политической элите, вынуждало натовских стратегов лихорадочно искать варианты обновления альянса.
