— Оружие сдам, если приедет губернатор и даст слово, что не будет избиения!
И представьте себе, губернатор приехал! Только тогда Котовский бросил револьверы.
В наказание его поместили в специально отделанную «железную» камеру восемнадцатисаженного тюремного замка. Не помогло — снова побег. На этот раз удачный. Молва облекает его в романтический ореол. Осуществление дерзкого плана связывается с именем некоей дамы, жены влиятельного в Кишиневе административного лица. Она навещает Котовского в тюрьме. Свидания невинны, в этом убеждается присутствующий на них помощник начальника тюрьмы. Чиновник не хочет стеснять влиятельную даму и поворачивается лицом к окну. В этот момент любившая Котовского женщина рискует всем — положением мужа, своей репутацией — и передает заключенному начиненные опиумом папиросы, маленький браунинг, пилку и тугую шелковую веревку, запеченные в хлебе.
После проверки, закурив папиросу, Котовский шагает своими мелкими, быстрыми и твердыми шагами по камере. Здесь же и надзиратель. Заключенный пускает клубы пахучего дыма и похваливает папиросы. Надзиратель, соблазнившись, берет одну из протянутой ему коробки. Котовский устраивается ко сну. Он весь в напряжении и слушает, как звенит тюремная тишина. Надзиратель заснул. Котовский поднялся, перепилил две решетки, выгнул их наружу и, прикрепив шелковую веревку, спустился с высокой башни во внутренний двор. Лишь на рассвете, на третьей смене часовых, увидели висящую веревку и обнаружили исчезновение заключенного.
Полиция, шпики и провокаторы были подняты на ноги во многих городах. А он в это время находился рядышком — в Кишиневе. Правда, пробыть на воле пришлось не больше месяца. Хаджи-Коли накрыл его в доме, где нашел убежище опасный беглец. Увидев вооруженных полицейских во дворе, Котовский внезапно бросился на них, стреляя направо и налево. Это было настолько неожиданно, что стражники опешили. Воспользовавшись их замешательством, Котовский метнулся в переулок, но там подстерегали двое полицейских, одному из которых удалось ранить убегавшего в ногу. Несмотря на ранение, Котовский сшиб с козел проезжавшего извозчика и погнал лошадь. Подвела Котовского доверчивость: через надежных людей передал записку хозяину дома, не подозревая, что именно он привел полицию в первый раз. Адресат снова указал его след Хаджи-Коли. Котовского заковали в кандалы и водворили в замок.
Но тюрьма уже не рада была этому гостю. Он терроризировал тюремщиков. Котовский заявил начальнику тюрьмы, что он не допустит ежедневных личных обысков, и его никогда не обыскивали. У него была невероятная способность подчинять себе людей. Ни на минуту не оставляет его мысль о побеге. И снова несбыточные планы: то восстание всей тюрьмы, то подкоп, который, кстати, велся почти два месяца. Находясь в тюрьме, он был страшен тем, кто сталкивался с ним на воле. Не один помещик просыпался средь ночи в холодном поту, вспоминая несколько строк сообщения в «Бессарабской жизни» о результатах обыска в камере страшного узника: «При обыске в камере, где содержится Котовский, найдены: финский нож, браунинг, веревка в 40 аршин длины и два маленьких якоря, кроме того, обнаружен подкоп пола. Котовский содержится в совершенно изолированной камере, у дверей которой постоянно находятся двое часовых. Каким образом эти предметы попали в камеру Котовского, тюремная администрация не знает».
Именитые горожане взывали к следствию, возмущались затянувшимися, на их взгляд, сроками рассмотрения дела Котовского. Суд вполне мог и не состояться: вышедшее из терпения тюремное начальство пошло на сговор с уголовниками, чтобы они убили мятежного арестанта в «случайной драке». Однажды на тюремном дворе разыгралось целое сражение «за Котовского» и «против Котовского». Но «благородному разбойнику» всякий раз везло: он выходил победителем благодаря необычайной физической силе, невероятной способности подчинять себе людей, делая из них своих сообщников.
В апреле 1907 года суд приговорил Котовского к десяти годам каторжных работ и лишению всех прав состояния. Приговор он принял совершенно спокойно, назвав полученный срок пустяками в сравнении с вечностью. Путь в Сибирь, в знаменитую Нерчинскую каторгу, лежал через Николаевскую, Смоленскую и Орловскую тюрьмы, где было немало попыток свести с ним счеты. Но и там подосланные уголовные уходили от него, словно собаки, поджав хвосты. В Нерчинске Котовский работал на приисках, в шахтах, глубоко под землей. Два года готовился он к побегу, и вот отчаянно-смелый план осуществлен. Разбросав могучими ударами двух конвойных, Котовский перемахнул через широкий ров и скрылся в сибирской тайге.
Тысячи верст бездорожья. Благовещенск, Чита, Иркутск, Томск. Явки, липовые документы, нелегальная жизнь. Переезд в европейскую Россию. Работа грузчиком на Волге, чернорабочим на стройках, кочегаром на мельнице, кучером, молотобойцем. Но долгая выдержка чужда Котовскому. И вот он уже на родине, в Бессарабии. Под чужим именем устраивается управляющим к хозяйке большого имения в Бендерском уезде. Никто бы не подумал, что этот добропорядочный, тихий господин и глава отряда, который по ночам совершает лихие набеги на поместья, — одно и то же лицо. Вскоре узнают почерк Котовского, до бессарабских степей долетает весть о его бегстве с каторги, и в Кишинев ловить беглеца прибывает знакомый уже нам Хаджи-Коли, незадолго до этого переведенный в Петербург, в царскую дворцовую охрану.
Снова, в который уже раз, Котовского подводит его излишняя доверчивость и любовь к эффектной позе. Щедро одарив крестьянина-погорельца деньгами на новую избу и домашнее хозяйство, обронил неосторожно:
— Бери, бери, не свои дарю. Да брось благодарить — Котовского не благодарят.
Крестьянин обмер: это имя знала вся Бессарабия. Погорелец тем не менее польстился на крупную сумму, объявленную за поимку беглеца, и навел стражников на след нежданного благодетеля. Хаджи-Коли обложил имение темной ночью сильным полицейским отрядом. Помещица, узнав, кто в течение года управлял ее имением, грохнулась в обморок. Котовский решил не сдаваться живым, открыл огонь, но был тяжело ранен и закован в кандалы. «Ни одного арестанта в городе не водили с таким конвоем, как Котовского, — писала газета «Бессарабия», — человек тринадцать сопровождали его в тюрьму… Весть о том, что Котовского ведут в тюрьму, быстро облетела город, и улицы были запружены толпами любопытных. В ближайшем времени Гр. Котовского отправят в Одессу, где он будет судиться военным судом».
Одесский военный губернатор нажимает на следственные власти, чтобы скорее было закончено дело. Зная, что ему грозит смерть, Котовский предпринимает фантастическую (снова) попытку побега — на этот раз с помощью лестницы, приготовленной из костылей, которые следует удлинить за счет швабр, досок от ящиков и т. д. Записку с подробно изложенным планом побега он выбрасывает на прогулочный двор в надежде, что ее подберут заключенные, которые уже узнали, что Котовский водворен в Одесскую тюрьму. План остался неосуществленным, и 17 октября 1916 года военно-окружной суд постановил: подсудимого Григория Котовского, 35 лет, подвергнуть смертной казни через повешение. Зная, что на этот раз от смерти не уйти, Котовский держался мужественно, и в последнем слове просил об одном — не вешать его, а расстрелять. Однако суд его просьбу проигнорировал, подсудимого ждала петля.
И тут началось еще более невероятное. Поистине этот человек был таким жизнелюбом, что никак не подходил для смерти. В Одессе началось движение некоторых общественных группировок за помилование бессарабского Робин Гуда. Захлопотали писатели, художники, некоторые другие круги, начали выноситься резолюции, посылаться просьбы. Когда день казни был уже совсем близок, генеральша Щербакова добилась невероятного — отложения казни всего на три дня. Оттяжка оказалась судьбоносной для Котовского: как раз в один из этих провидением подаренных дней разразилась Февральская революция. Хотя петля по-прежнему висела над Котовским, поскольку Керенский еще не успел отменить смертную казнь, но появилась надежда. Ее заронил писатель А. Федоров, посетивший узника в его камере смертника и написавший взволновавшую всю Одессу статью «Сорок дней приговоренного к смерти».
История помилования и последующего освобождения Котовского из тюрьмы не менее романтична и экстравагантна, чем другие эпизоды его бурной, яркой жизни. Сторонники версии, которой придерживается и Р. Гуль, полагают, что главную роль здесь сыграл одесский писатель А. Федоров. Когда в Одессу проездом на румынский фронт прибыл военный министр А. И. Гучков и его в гостиницу «Ландо» сопровождал морской министр А. В. Колчак, Федоров добился с ними свидания. Министры якобы отнеслись скептически к ходатайству писателя, но Федоров убедил, что казнить нельзя, ибо революция уже отменила смертную казнь, а оставлять в тюрьме бессмысленно — все равно убежит. И министры согласились, что единственным выходом из положения является освобождение. К Керенскому пошла телеграмма, и от него вернулся телеграфный ответ: революция дарует Котовскому просимую милость.
