Прямо из тюрьмы Котовский приехал к Федорову и, взволнованно глядя в глаза, сказал:
— Клянусь, вы никогда не раскаетесь в том, что сделали для меня. Вы, почти не зная меня, поверили мне. Если вам понадобится когда-нибудь моя жизнь — скажите мне. На слово Котовского вы можете положиться.
Пройдет некоторое время, и Федоров бросится к Котовскому. Ему понадобится не жизнь Котовского, а более дорогая жизнь его собственного сына, офицера, попавшего в ЧК. Григорий Иванович широко, по-человечески отплатил своему спасителю — предпринял неимоверные усилия, но сына писателя из рук чекистов вырвал. Р. Гуль попутно замечает, что история гражданской войны, в которой крупную роль играл Котовский, знает не один человечный жест этого красного маршала.
Существует и другая версия спасения Котовского от петли. «Маленький Одесский листок», например, так живописал об этом в марте 1917 года: «Супруга главнокомандующего армиями Юго-Западного фронта Н. В. Брусилова приняла вчера во дворце главнокомандующего на Николаевском бульваре… Григория Котовского. История этого трогательного визита такова…
Суд приговорил Котовского к повешению, и он был переведен в Одесский тюремный замок, где находился на положении «смертника»… Мартовские события раскрыли двери тюрьмы. Одни вышли оттуда навсегда, другие получили возможность отлучиться в город, видеть солнце и слышать свободные речи. В числе последних был и Григорий Котовский. И тут, на воле, он совершенно случайно узнал от корреспондента «Русского слова», кому он обязан жизнью. Это — Н. В. Брусилова. И Котовский решил пойти к ней и поблагодарить ее за то, что он по ее милости ходит в живых.
Вчера в три часа дня Котовский и корреспондент «Русского слова» явились во дворец и были тотчас же приняты Н. В. Брусиловой. Котовский, этот крепкий человек, переживший и суд, и каторгу, и смертный приговор, и жизнь в каменном мешке — предпоследнем обиталище «смертника», заметно волновался. Здесь, в этих стенах, что-то делалось для спасения его жизни, тут решалась его судьба.
К Котовскому вышла Н. В. Брусилова и сестра ее Е. В. Желиховская. Котовский взял обеими руками протянутую ему Н. В. Брусиловой руку и крепко пожал ее. Он сказал, что глубоко сожалеет, что так поздно узнал, кому обязан своей жизнью. Н. В. Брусилова ответила, что счастлива тем, что ей удалось спасти хоть одну человеческую жизнь в эти скорбные дни, когда их гибнет так много. Н. В. Брусилова рассказала тут же Котовскому историю его помилования. Получив письмо Котовского, которое произвело на нее сильное впечатление, Н. В. Брусилова написала своему супругу в ставку подробное письмо о Котовском и просила смягчить его участь, указывая на то, что Котовский за всю свою бурную жизнь все же не пролил ни одной капли человеческой крови, не совершил ни одного убийства. Одновременно Н. В. Брусилова отправила письмо начальнику судной части при ставке ген. Батову. Ответ от ген. А. А. Брусилова получился очень скоро. Главнокомандующий писал, что он ознакомился с делом Котовского, убедился, что он действительно не убивал, и решил заменить ему смертную казнь вечной каторгой…
Н. В. Брусилова рассказала Котовскому эти подробности, выразила свое удовлетворение деятельностью Котовского в тюрьме (о чем читала в газетах) и спросила — чем может помочь ему в будущем.
Котовский ответил, что личной жизни для него больше не существует. В эти дни освобождения народа он хочет жить для других…»
Скорее всего, писатель А. Федоров и был тем лицом, которое доставило письмо Котовского Н. В. Брусиловой, так взволновавшее ее. Федоров привлекал к этому делу всех, кто мог чем-либо помочь. Вскоре бессрочная каторга была заменена на 12 лет с правом свободного выхода из тюрьмы в дневное время, а еще через несколько недель в связи с обращением Котовского в Одесский Совет с просьбой направить на фронт, его условно освобождают из тюрьмы и направляют в Кишинев в одну из воинских частей. В августе 1917 года Котовский становится рядовым команды пешей разведки 136-го Таганрогского пехотного полка на Румынском фронте. Этой сногсшибательной новости предшествовала другая, о которой говорила вся Одесса: на другой день после выхода из тюрьмы Котовский посетил городской театр и в антракте, покрывая мощным басом шум фойе, объявил, что продает свои кандалы в пользу родившейся русской свободы. Они тут же были приобретены каким-то влюбившемся в свободу буржуем за десять тысяч рублей.
Любитель шика и удали, Котовский недолго форсил по одесским бульварам в алых гусарских чикчирах с позументами, в мягких, как чулки, сапогах с бляхами на коленях и шпорами с благородным звоном. Но и переодевшись во все скромное, фронтовое, он привлекает к себе внимание неординарностью поступков, отчаянной, безрассудной храбростью. За боевое отличие уже в первые дни пребывания на фронте получил Георгиевский крест, а спустя некоторое время производится из рядовых в прапорщики и принимает в командование отдельную казачью сотню.
В дни Октября Котовский участвует в съезде 6-й армии Румынского фронта, избирается членом президиума армейского комитета и присоединяется к фракции большевиков. Не имея еще о них достаточно полного представления, он интуитивно тянется к ним, людям реального действия. Необходимо отметить, что революция и особенно гражданская война впитали в себя ни с чем не сравнимую силу сырого, бунтарского протеста. Но многие из тех, кто горячо воспринял сначала пафос новых дней, впоследствии предавали революцию или теряли голову на тех ее вершинах, где одержимость энтузиастов нужно было обогатить суровой и зоркой выдержкой революционных солдат. Нелегко давалась эта выдержка, не каждому она была под силу. Муравьев, Махно, Григорьев — сколько было их, возвеличившихся и возвеличенных, чья стихийная сила протестантов-бунтовщиков не только не могла подняться на тесные леса исторической закономерности, но и обратила против нее свою, ущербленную с другого края, индивидуальность.
С точки зрения устоявшихся представлений о личности Котовского было бы кощунственно сравнивать его с перечисленными выше людьми. Но если смотреть истине в глаза, то нельзя забывать, что Котовский даже во время Гражданской войны любил утверждать: «Я анархист». Правда, при этом добавлял, что между собой и большевиками разницы не видит. Однако то, что до последнего времени в нем, как в революционном армейском работнике, можно было найти не одну черту, которая была отзвуком его прошлой анархической деятельности, отмечали многие историки вплоть до тридцатых годов. Как уже говорилось в начале этой главы, именно тридцатые годы стали поворотным рубежом, с которого началось канонизирование образа Котовского, изображение его только в розовом свете, чуждым подстерегающей на исторических сквозняках простуды, которой переболели многие мятущиеся души.
«Анархист-кавалерист» Котовский в алых чикчирах, с кавказской шашкой чувствовал себя в стихии разваливающегося фронта, захлестнутого волнами революции, как в отдохновенной ванне. Здесь он попал в плен к белым, которые формировались под командой генерала Дроздова, но счастье снова не изменило Котовскому — бежал. Некоторое время провел в Москве, где по достоинству оценили недюжинные способности, отвагу этого лихого и талантливого человека. По заданию центра он прибывает в занятую белыми Одессу, устанавливает связь с большевистским подпольем. Власть в городе, по улицам которого Котовский так недавно гулял гусаром, менялась с кинематографической быстротой: украинцы, немцы, большевики, григорьевцы. У него фальшивый паспорт на имя помещика Золотарева. Но почерк Котовского скоро узнает вся Одесса. Одно дело громче другого: налеты на банки, экспроприация деникинского казначейства, террор в отношении белой контрразведки. Заметая следы после очередной вылазки, он находит убежище у хозяина увеселительного заведения Мейера Зайдера. И из этого опасного приключения Котовский уходит невредимым.
У него та же изобретательность, та же склонность к красивой позе, то же дерзкое остроумие, что и до революции. То он офицер, то дьякон, то помещик. За выдачу Котовского и его сообщников власти предлагают крупную награду. Полиция и белая контрразведка безуспешно гоняются за ним по всей Одессе. Котовский любит эти хитроумные штуки, риск каждой минуты, трюки, он живет ими. Накануне прихода в Одессу красных Котовский устраивает невиданный авантюрный спектакль: переодетый в форму полковника, вывозит на трех грузовиках из подвала государственного банка различные драгоценности.
Боевая группа, действовавшая под руководством Котовского, с приходом красных пересела на коней. Грозной опасностью на Украине стал головной атаман Симон Петлюра, приведший с собой гайдамаков в лазурно-голубых мундирах. Небольшой кавалерийский отряд начал пополняться и вскоре превратился в кавбригаду, которую влили в 45-ю дивизию под начальством Якира. Кавбригада Котовского славилась железной дисциплиной, что было довольно редким явлением для кровавого, смутного времени, когда жизнь отдельного человека ничего не значила. Слово Котовского было законом, ослушание грозило расстрелом на месте — о решительности комбрига, прошедшего через тюрьмы, каторгу, поединки с уголовниками, полицией и деникинской контрразведкой, ходили суровые рассказы. Но расстрелы пленных, всякая трусливая месть Котовскому были чужды.
