здравоохранение, образование, науку и технологию в качестве материальных компонентов рыночной корзины, поскольку они являются решающими в определении уровня производительного потенциала рабочей силы. Затем мы сравниваем уровни (на душу населения и на кв.км) производства по этим статьям с расходами (измеряемыми также как и по другим статьям рыночной корзины), которые несет общество для продолжения производства, обеспечивающего тот же уровень выпуска продукции.
На следующей стадии это ведет нас к улучшенному приближению: оценке потребления и производства с точки зрения более очевидных неявных функций. Представим себе, что для поддержания данного уровня (душевого и на квадратный километр) производства требуется такой уровень потребления, который может быть доказан по аналогии с «энергией системы». Таким образом, подразумевается, что любой объем выпуска сверх требуемого «энергией системы» может рассматриваться как «свободная энергия». Таким образом, мы имеем общее понятие релевантного отношения «свободной энергии» к «энергии системы», выраженного в показателях на душу населения, на домохозяйство и на квадратный километр. Представим себе далее наблюдаемое воздействие повышения или снижения уровня душевой и иной «энергии системы» на поддержание отношения «свободной энергии» к «энергии системы». Это выражает понятие неявной функции.
Понятие этой функции должно быть затем уточнено, чтобы отразить воздействие потребления «свободной энергии» на само функциональное отношение. Важная и желаемая реализация отдачи этой «свободной энергии» является, как правило, двойной: во-первых, расширение масштабов экономики и увеличение капитало- и энергоинтенсивности народного хозяйства, во-вторых, повышение, благодаря этому, уровня необходимой «энергии системы» на душу населения, на домохозяйство и на квадратный километр. Следовательно, общее требование, предъявляемое к понятию уточненной неявной функции, заключается в том, чтобы отношение «свободной энергии» к «энергии системы» не снижалось, несмотря на функционально неминуемое увеличение абсолютной величины «энергии системы» на душу населения, на домохозяйство, на квадратный километр.
Теперь исследователь уже определил имплицитно все преуспевающие общества как характеристически «неэнтропийны»[15]. Применение искусства заводского инженера к предмету экономической истории дает в результате набор одновременных линейных неравенств, которые описывают относительные направления и темпы изменения соотношений производства и потребления в терминах приближения: «более чем» и «менее чем». Этот набор неравенств таким образом описывает требуемый и измеримый неэнтропийный результат[16].
Пока все идет нормально. В отличии от аксиоматически абсурдных предположений покойного Джона фон Неймана и иже с ним каждое компетентное усилие в данной области, которое мы описали, имеет тенденцию давать полезный результат, но фактически все они обходят молчанием наиболее серьезную из фундаментальных научных проблем. Общий корень каждого и всех этих провалов вместе взятых — в идеологически ошибочном предположении, будто причинное соотношение, лежащее в основе описанного экономического процесса, может быть представлено в выражениях, не оскорбляющих сторонников общепризнанных университетских разновидностей математической физики. Именно в преодолении такого рода традиционного академического заблуждения состоит уникальное значение метода Ларуша-Римана.
Именно этот вопрос не раз возникал в Москве в дискуссиях тамошних ученых по поводу открытий автора настоящей статьи в области физической экономики. Этот вопрос упоминается в «Неньютоновской математике для экономистов»[17]. Некоторые выводы, изложенные в этом труде, уместны и здесь.
Мы только что описали самый главный методологический порок в практике общепризнанных сегодня и включенных в учебные программы разновидностей математики и математической физики. Это аксиоматический, онтологический вопрос, справедливо отнесенный под рубрику редукционизма. Эта методологическая ошибка может быть прослежена вплоть до пороков, присущих методу Аристотеля и еще к более раннему времени — до таких его предшественников, как Парменид из Элеи. Современный неоаристотелизм, широко известный как эмпиризм — это более радикальная версия метода Аристотеля. Как подтверждают ранее опубликованные источники, внедрение неоаристотелевских эмпирических заблуждений в ныне популярные разновидности математической физики может быть прослежено на каждом этапе, начиная с влияния основателя европейского «Просвещения» венецианского монаха и математика Паоло Сарпи (1552-1623гг.). Оно прослеживается через прямое влияние Сарпи, начиная с таких его адептов, как Галилео Галилей и Фрэнсис Бэкон, и кончая такими «плодами» его влияния, как знаменитый протеже венецианского аббата Антонио Конти — Исаак Ньютон[18].
Чтобы понять, как в последние десятилетия этот порок неоднократно разбивал попытки построить современную математическую экономику, следует уразуметь, как тот же самый эмпиристский метод, ответственный за эту рецидивистскую проблему, ранее формировал основания ставших общепринятыми вариантов старых разновидностей экономических учебных доктрин. Данная проблема метода введена в современную математическую экономику следующими основными путями.
Систематические формы эмпиристских теорий прибавочной стоимости прослеживаются в чистом виде до крайне влиятельной сети салонов, действовавших по всей Европе, основанной при координации венецианского аббата Антонио Конти. Конти создавал такую собственную сеть, которая была организована вокруг созданного им мифа о гениальности Ньютона. Среди наиболее причастных к этому делу адептов Конти (именно в русле эмпиристской экономики) были физиократ доктор Франсуа Кенэ (из Франции), мистификатор Пьер-Луи Мопертюи (одно время — глава Берлинской Академии Фридриха II) и экономист Джиаммариа Ортес (много путешествовавший венецианский монах и изобретатель мальтузианства)[19].
Три основных, относительно отличающихся друг от друга разновидности эмпиристской экономики вышли прямо из «ньютонианской» (т.е. эмпиристской) экономики, созданной сетью салонов Конти: физиократическая догма Кенэ, школа Хэйлибюри Британской Ост-Индийской компании, представителями которой являются Адам Смит и Иеремия Бентам, а также Карл Маркс с его «Капиталом». Первые две из этих трех догм (физиократическая и фритредерская) были разработаны детально в салоне Конти как нападки на предшествовавшую экономическую теорию камералистов (например, Жана-Батиста Кольбера) и Готфрида Лейбница. «Капитал» Маркса является в основном продуктом влияния британской школы Хэйлибюри, хотя в нем сказалось также сильное влияние писаний Кенэ.
Каждый из этих трех отличается от двух других своим собственным аксиоматическим способом определения источника возникновения экономической «свободной энергии».
Фрондер Кенэ приписывает «макроэкономическую» прибыль общества исключительно «щедрости природы» и считает, что эта прибыль принадлежит тем, кому лишь Богом дано право собственности как на землю, так и на человеческий скот, называемый крепостными. Единственными владельцами всего этого являются земельные феодальные аристократы. Другими словами, Кенэ определяет «прибыль» по методу метафизики Аристотеля как эпифеномен[20] феодального права собственности[21].
Смит, раболепствующий прислужник Вильяма Фитцмориса Петти («Шелбурна» или «Лэндсдоуна») из Британской Ост-Индийской компании буквально пародирует физиократов Кенэ и Тюрго по всем пунктам, исключая атрибуцию источника прибыли; Смит определяет прибыль как эпифеномен «Щедрости торговли» и таким образом воздает честь и хвалу тем англо-голландским финансовым аристократам венецианского толка, которые (кое-кто говорит, что это «случайно») были владельцами смитовского нанимателя — Британской Ост-Индийской компании.
Маркс, следуя экономистам Хэйлибюри, точно также, как и Смит следовал Кенэ, приписывал эпифеномен прибыли (прибавочную стоимость) «мозолистой руке труда», которую также обожествляли американские идеологи анархо-синдикализма.
Все эти эмпирические разновидности экономических доктрин и их отростки были также предтечами современной «теории хаоса» Ильи Пригожина и проч. Версия «теории хаоса» Кенэ была названа laissez- faire. Адам Смит целиком спародировал laissez-faire[22].Кенэ, англизировав ее как «свободную торговлю» и канонизировав как языческого бога, т.е. «Незримую Руку». Маркс, за исключением его взглядов на вопрос о переходной форме общества, названную им «диктатурой пролетариата», частично по требованию Фридриха Энгельса, защищал «свободную торговлю» от экономистов Американской системы, объявляя по этому случаю Адама Смита «ученым», а своих современников — экономистов Американской системы того времени (таких, как Генри Ч.Кери и Фридрих Лист) не признавал за ученых.
