Чем больше значения человек придает духовной сфере, тем больше он склонен к поиску ответов на вечные вопросы. А поскольку эти вопросы на то и вечные, что на них вечно ищут ответ, этот процесс превращается в бесконечный. Русские все время в поиске идеала, причем, если на пути этого поиска встает собственная жизнь или жизнь общества мы можем, не задумываясь поломать как первое, так и второе.
По своему аксиотипу русские – коллективисты, хотя коллективизм не так глубоко укоренен в аксиотипе как, например, на Востоке. Коллективист характеризуется тем, что отдает приоритет коллективным началам в организации общественной жизни и трудовой деятельности, «Я» определяется с точки зрения группового членства, социальная идентичность является более значимой, чем личностная, а базовыми единицами социального восприятия являются группы». Коллективисты стремятся участвовать в делах коллектива, группы оказывают сильное влияние на поведение индивидов, у них высокая мотивация одобрения коллективом и сильно развито чувство близости и коллективной идентичности.
С коллективизмом коррелирует такое качество, как конформизм – процесс изменения аттитюдов, мнений, восприятий, поведения индивида в сторону согласия с группой.
«Причины более высокого уровня конформности коллективистов связаны, во-первых, с тем, что они придают большее значение коллективным целям и больше беспокоятся о том, как их поведение выглядит в глазах других и влияет на этих других, а во-вторых, с тем, что в коллективистических обществах в воспитании детей делается акцент на послушании и хорошем поведении»[213].
С отрицательной стороны конформизм ведет к приспособленчеству, пассивному принятию существующего порядка, господствующих мнений, отсутствию собственной позиции, беспринципному и некритическому следованию какому-либо образцу, модным тенденциям. В коллективистических культурах групповые нормы являются важнейшим регулятором поведения, «высоко оценивается «правильное поведение», «жизнь по обычаю», «как у людей», «по уставу»[214].
Но у конформизма есть и положительная сторона. Общество, где люди стараются быть похожими друг на друга, может очень продуктивно развиваться. Нет разнонаправленных векторов движения, как у рака, лебедя и щуки. Легко воспринимаются любые, даже тяжелые реформы, конформистское общество гораздо лучше обороняется от внешних врагов. Однако многие коллективисты могут не быть конформистами. Они могут идти против коллектива, считая, что коллектив заблуждается и что его мнение надо исправить.
Для членов коллективистского общества характерно искать причины возникновения конкретной ситуации во внешних силах, т. е. им присущ внешний (экстернальный) локус контроля. Внешний локус контроля влияет на определенную недисциплинированность коллективистских обществ. Коллектив как единый организм всегда выделяет в себе определенный орган, который должен управлять всеми и вся.
Противопоставляя формы активности, доминирующие в России и США, отечественный социолог В. В. Кочетков пишет, что принятие решения в США происходит индивидуально, каждый член общества чувствует ответственность за групповые решения. В России решение принимается авторитетом или ключевыми членами группы[215].
«На вопрос анкеты ВЦИОМ «Какие силы могли бы вывести сейчас Россию из экономического кризиса таким путем, который бы Вас устроил?» Лишь 11 % опрошенных согласились с ответом «экономически активная часть населения»»[216].
В значительной степени коллективизмом обусловлен патернализм, который выражается в надежде на государство, которое обязано решать проблемы каждого гражданина. Государственное попечительство рассматривается как «благо» и обязанность властей перед обществом (народом). В качестве идеала государственной власти российский менталитет санкционирует, в первую очередь, власть единоличную (ответственную), сильную (авторитетную) и справедливую (нравственную). В силу этого в национальном сознании сложилось двоякое отношение к авторитету. С одной стороны, – вера в авторитет, часто наделяемый харизматическими чертами, и, соответственно, ожидание от него «чуда», сопровождаемое постоянной готовностью подчиняться авторитету. С другой – убеждение в том, что авторитет сам должен служить «общему делу», национально-государственной идее. Отсюда направленность национального сознания на контроль за деятельностью авторитета через постоянное соотнесение ее с «общим делом», которое сообща переживается людьми. Если авторитет осуществляет деятельность вразрез с этими переживаниями, то его образ меркнет, и авторитет, как правило, свергают, а иногда и жестоко с ним расправляются.
Патернализм во многом детерминирует такое качество, как долготерпение. Иногда можно подумать, что терпение русских безгранично. Сколько лишений пережила русская нация, столько не пережил ни один народ.
«Подвиг непротивления – русский подвиг… характерно для русской религиозности юродство – принятие поношения от людей, посмеяние миру, вызов миру. … Самосжигание как религиозный подвиг, – русское национальное явление, почти неведомое другим народам»[217].
Однако надо понимать, что русские не готовы терпеть все что угодно и от кого угодно. Именно терпеливые русские мужики, не потерпев оккупации, уходили в партизаны в 1812 году. Массовое партизанское движение было неведомо народам Европы, несмотря на присущую им высокую степень ассертивности. Казалось бы, все должно было быть иначе: во Франции – партизаны, в России – смиренные русские. Но в действительности все было не так. Почему?
Русские терпеливы по отношению к действиям государства, потому что считают его своим. Каждый человек позволяет близким людям то, что не позволил бы чужому человеку. Здесь очень важно понять, что русские понимают под государством.
Для западного человека государство – это, прежде всего, чиновник и закон. Так, по данным опросов в Великобритании 69 % считают, что закон не может быть несправедлив и только 10% считали, что парламентарии плохо работают[218]. Русские не любят как первое, так и второе, потому что для нас государство – это территория, идея и, наконец, государь.
«Чиновник», «бюрократ» – в лексиконе русского обывателя слова с явно выраженной негативной окраской. Общество воспринималось русскими, как большая и единая семья. Неслучайно слово «государство» – однокоренное со словом «государь», то есть государство есть вотчина государя как главы семейства. В то время как западные варианты слова «государство» происходят от латинского слова status (состояние): state (англ.), staat (нем.), etat (фр.), stato (ит.), estado (исп.). Отсюда проистекают западные теории о государстве возникшем для упорядочивания естественного состояния, когда все борются друг против друга.
«В России главным действующим лицом было государство. Всё зависело от его нужд, его задач. В России государство стояло «как утес среди моря» (по выражению Ф. Броделя). Всё замыкалось на его всемогуществе, на его усиленной позиции, на его самовластии как по отношению к городам, так и по отношению к православной церкви, или к массе крестьян, или к самим боярам»[219].
Даже народное представительство возникло в России не для того, чтобы ограничить власть царя, как это было на Западе, а наоборот, усилить её. Наибольшее влияние земские соборы имели в начале XVII века, когда страна только вышла из Смутного времени, вследствие чего царская власть была очень слаба.
«Вече и князь представляли собой два необходимых элемента государственной власти: князь был необходим земле для управления и суда, т. е. для установления внутреннего порядка и, кроме того, для защиты страны от внешних врагов; вече, в свою очередь, было необходимо князю, потому что без поддержки населения с одной своей дружиной он далеко не всегда был бы в состоянии провести в жизнь намеченные им меры. Таким образом, оба эти элемента власти дополняли, поддерживали друг друга, действовали в духе «одиначества» (единения)… Эта черта тоже отделяет Древнюю Русь от средневековой Европы, где вече (парламент) сложилось как противовес княжеской (королевской) власти»[220].
Государь для российского общества был символом государства. Даже восстания народа в России носили на себе отпечаток этой национальной особенности. Крестьянская война под предводительством Разина (1670–1671), Булавина (1707–1708), Пугачева (1773–1775), имели одну важную чисто русскую особенность. Эти восстания были не против существующих порядков, даже не против существующей власти, как в Европе. Восставшие были уверены, что царь просто не знает о творимых беспорядках на местах, или что управляет страной не настоящий царь, а самозванец и целью восстания было восстановление в правах настоящего царя. Не допускалась даже мысль о том, что настоящий царь может быть несправедлив. То есть восстания были направлены не на исправление патриархальных принципов существования государства, а на приведение их в норму (править должен настоящий царь, а не самозванец).
