Сейчас мы находимся в той самой фазе, когда мы в принципе не против восстановления этих отношений, но настаиваем, что Совет Россия — НАТО — это политический орган, где каждая страна (27 стран) присутствует в национальном качестве. И не может быть такого, что мои коллеги в предбаннике пошушукались, а потом вышли со своим согласованным решением, и я должен это решение выслушивать. Такого быть не может, итак мы работать с ними не будем. Если они будут выходить на контакт с блоковых позиций, то никакой Совет Россия — НАТО нам не нужен.
И второй момент — они должны понять, что Россия не является объектом политики НАТО, Россия — субъект международной политики, то есть наши отношения равноправны.
И третье. При том, что, безусловно, существуют общие проблемы (и у Запада, и у нас) в вопросах безопасности, общие угрозы, как говорят в мире дипломатов, тем не менее, мы не должны скрывать друг от друга наличие глубоких противоречий политического или даже философского плана. И эти противоречия могут быть сняты только одним образом — если мы вернемся к серьезному рассмотрению инициативы Д. Медведева по договору о европейской безопасности. В условиях, когда доктрины, концепции внешней политики, национальной безопасности принимаются разными странами вне контакта друг с другом, можно однажды проснуться и увидеть, что в наших доктринах будут записаны вещи диаметрально противоположные.
Почему я об этом говорю?
В апреле 2009 г. состоится юбилейный саммит НАТО, 60 лет существует эта организация, рожденная в годы холодной войны. И НАТО будет принимать на этом саммите основы стратегической концепции развития альянса. Думаю, что если они собираются принимать свою стратегическую концепцию, а у нас тоже есть свои доктринальные документы, у кого-то тоже есть свои документы, например, у Китая, Индии. Как бы не вышла такая ситуация, что все примут свои документы отдельно друг от друга, и когда положат на стол, то карты будут не совпадать. В итоге мы получим закрепленные разногласия, которые преодолеть политикам, а уж тем более дипломатам, будет невозможно.
Поэтому договор о европейской безопасности крайне важен потому, что в нем будут содержаться базовые принципы, на основе которых можно писать любые документы. Но базовые принципы должны совпадать, высшие ценности нашей жизни, будь то во Франции или в России, должны совпадать. Как правило, они вытекают из христианских заповедей, но, тем не менее, должны быть написаны политическим языком. Вот итоги.
Н. Ремизова (Москва): Как изменились отношения внутри альянса в связи с мировым финансовым кризисом?
Д. Рогозин: Все стали гораздо в большей степени жмотами, чем раньше. Это естественно. Собственно говоря, и раньше никто не хотел давать деньги в трастовые фонды, на разного рода программы.
Недавний пример (не буду называть страну и постпреда, поскольку это мой коллега и достойный собеседник). У нас есть инициатива по сотрудничеству в воздушном пространстве. Смысл этой российско-натовской инициативы состоит в следующем: мы создаем в Москве и некоторых европейских столицах центры, которые связаны между собой постоянной живой нитью и которые, в случае захвата воздушного судна террористами, моментально связывают друг с другом большие объемы информации и связывают работу диспетчеров, контролирующих воздушное пространство, а также антитеррористические службы разных государств.
Это важная антитеррористическая инициатива, в Москве мы практически имеем уже такой центр, на него были выделены деньги, этот бюджет достойно освоен, есть специалисты, которые уже сейчас сидят и работают в полном формате, 24 часа в сутки. Однако одна из стран, наших коллег, оказалась более прижимистой и ссылается на проблемы, связанные с финансовым кризисом. В результате сама международная инициатива не заработала, то есть российский сегмент существует, существуют сегменты в некоторых других государствах, но международная система, охватывающая все 27 государств, пока не работает.
Поэтому, безусловно, финансовый кризис ударил крайне болезненно по ряду государств, которые стоят, можно сказать, на пороге банкротства. Они сокращают все расходы, и, прежде всего, урезанию подлежат военные расходы. В этом-то и смысл НАТО, когда многие государства пытаются сэкономить на своей обороне, полагаясь на дядю Сэма — что он будет защищать, придет, поможет. Жену отдай дяде, сам иди к тете. Пользуясь так называемой евроатлантической солидарностью, эти страны пытаются экономить на оборонных расходах.
Результатом этого является срыв значительного количества тех программ, которые были намечены до сих пор, как чисто внутринатовских, так и программ сотрудничества с РФ. Помните, как в фильме «Ирония судьбы, или с легким паром!», когда Ипполит возвращается с улицы, и у него на спине отпечатки чьих-то следов? Вот так же кризис прошелся по пальто НАТО.
Н. Емешев: Каковы ваши комментарии по выходу России из газового противостояния с Украиной?
Д. Рогозин: Мы уже вышли из газового противостояния? Просто я не в курсе. Мне кажется, что оно имеет тенденцию к тому, чтобы жить вечно. До тех пор пока на Украине будет продолжаться политическая турбулентность, когда всех трясет, и соседей в том числе, думаю, что говорить о каких-то долгосрочных договоренностях по газу очень сложно.
Слава богу, мы прошли острую фазу этого кризиса, но меня несколько настораживает заявление главной Леси Украинки — премьер-министра Юлии Тимошенко, когда в Мюнхене (я это своими ушами слышал) со слезами на глазах и с выражением лица девственницы, которую заподозрили в каких-то неблаговидных поступках, она строго заявила залу, что Украина никогда ничего ни у когане отбирала, не воровала, и вообще, нет к не было никаких долгов перед Россией. Мне кажется, что это неверный ход, потому что украинское правительство и тем более его глава прекрасно знают, что отбирали. И если они скрывают данный факт, то для меня это тревожный симптом: если они с таким же честным видом говорят во всеуслышанье неправду (в которую, кстати, никто не верит), то, значит, будут отбирать и в будущем.
В этом кризисе есть два элемента: это собственно российско-украинские отношения и отношения России со своими потребителями газа, который идет через территорию Украины, Это два разных вопроса. Еще раз говорю, что миновать этот кризис можно будет только тогда, когда мы почувствуем, что в Киеве мы имеем дело с достойными и честными партнерами. Весь этот скандал, организованный Виктором Ющенко, ударил, безусловно, по Украине, по ее имиджу, но, может быть, еще сильнее он ударил по образу России. Потому что у России есть своя репутация — репутация надежного поставщика, и Украина нанесла удар по нашей репутации тем, что ввязала нас в эту разборку, жертвами которой стали миллионы потребителей российского газа в странах Южной и Восточной Европы.
Думаю, что политическое руководство России переживало в тот момент труднейшие дни в своей жизни. Мы все заинтересованы в том, чтобы в будущем видеть в лице Украины более серьезного и надежного партнера. В противном случае это будет подталкивать нас к поиску оригинальных решений с тем, чтобы обезопасить себя и, самое главное, наших покупателей от всевозможных рисков и форс-мажоров.
П. Макеев: Недавно прочитал, что японская иена сегодня, в ситуации кризиса, является одной из самых сильных валют в мире. Каково ваше мнение?
Д. Рогозин: Я один раз был в Японии, это интересная, красивая страна, мне там все понравилось, кроме их южнокурильского шовинизма, который не пройдет.
К. Х. Чеботарев: В современном мире Россия по праву завоевала всеобщее уважение. Что, на ваш взгляд, нужно делать, чтобы позиция России и в будущем оставалась правильно услышанной на всех континентах мира?
Д. Рогозин: Вопрос с изрядной долей оптимизма. Я бы с большим скептицизмом к этому относился, потому что регулярно читаю западные газеты, после того как выключаю Интернет, и могу сказать, что я не видел большого количества добрых публикаций о России или какого-то глубокого понимания.
Более того, в августе прошлого года я вообще сталкивался с малообъяснимыми вещами, когда многие мои коллеги-журналисты (а я считаю себя журналистом — по образованию, по воспитанию) допускали откровенную ложь и передергивание фактов в западных газетах. Особые манипуляции совершались с помощью так называемых фотографических новостей. Фотография в последнее время стала самостоятельной новостью. Публикуемые даже без текста, с одним заголовком, они играют большую роль по воздействию на читателя, чем какой-нибудь обширный пространный текст.
В одной из европейских газет в первые дни после начала войны в Южной Осетии я увидел огромную фотографию: там была изображена женщина, очевидно, раненая, вся в крови, она поднимала руку вверх, прося о помощи, а за ней был разбитый бомбой дом. Надпись, которая была жирным шрифтом напечатана над этой фотографией, была такой: «Грузия под русским огнем». Потом нам удалось выяснить, что на самом деле это не грузинка, а осетинка, и это не город Гори, а город Цхинвал. Но эта махровая ложь просто поразила, потому что обычно респектабельные издания, может быть, и стараются манипулировать общественным мнением, но не напрямую. Все-таки чем респектабельнее издание, тем меньше возможности откровенно врать.
