В Сенате выступил с резким осуждением Уильям Мак-Клей:
«17 января (1790), понедельник. Я сказал прямо, что не являюсь защитником банковской системы; что я считаю их машинами для стимулирования доходности сектора непродуктивной рабочей силы; что вся прибыль банка должна принадлежать обществу. В этом случае, в общественных интересах было бы возможным увеличить совокупную стоимость акционерного капитала.
Однако, я должен заметить, что по данным требованиям общественность грубо провели. Она (общественность) кредитовала только монетой; отдельные лица (банковские устроители) кредитовали на три четверти сертификатами, в которых обеспечения ценности со стороны банка было не более, чем в жнивье.
К тому же, сертификаты не представляли уже никакого интереса, и было крайне несправедливым, что другие бумажные ценности (деньги) должны были выпускаться в кредит, отягощённый процентом, и действовавшим на государство, как дополнительный налог».[7]
Предложение Гамильтона было направлено в сенатскую комиссию. Но в неё входил Филип Шилер (тесть Гамильтона), а все её члены разделяли политические взгляды Гамильтона. Одним словом, комиссия была сформирована из подставных лиц.
Позже президент Вашингтон направил законопроект Томасу Джефферсону (государственному секретарю) и Эдмунду Рэндольфу (министру юстиции и генеральному прокурору). Оба нашли законопроект противоречащим Конституции.
Точка зрения Джефферсона по поводу неконституционных действий банка содержала следующий веский аргумент:
«Я полагаю, что фундамент Конституции заложен на следующем принципе: все полномочия, не переданные Соединённым Штатам Конституцией и в равной степени не запрещённые ею штатам, сохранены за штатами или за народом. Выйти за эти рамки, очерченные специально для полномочий конгресса — значит овладеть беспредельной сферой власти, не поддающейся более какому-либо определению.
Законопроект передаёт наши права национальному банку, который волен, на своих условиях, отклонять любые соглашения. Общество же не обладает подобным правом — правом воспользоваться услугами любого другого банка».[8]
Это был далеко не первый проект Александра Гамильтона, направленный на предоставление привилегий банкам в угоду собственной корысти. Пятью годами ранее, в 1784 г., Гамильтон присоединился к Исааку Рузвельту и иным лицам для того, чтобы организовать Банк Нью-Йорка.
Удивительно, что исследователи не придавали особого значения связи семьи Рузвельтов с Банком Нью-Йорка — первым банком, основанным, как в городе, так и в штате Нью-Йорк, а также одним из первых банков США.
Только Банк Северной Америки и Банк Пенсильвании, образованные во время войны за независимость, являлись его предшественниками.
Первое совещание директоров Банка Нью-Йорка прошло 15 марта 1784 г. На нём присутствовали следующие лица:[9]
Александр Макдугал,
Самуэль Франклин,
Роберт Боун,
Комфорт Сэндз,
Александр Гамильтон,
Джошуа Уоддингтон,
Томас Б. Стоугтон,
Уильям Максвелл,
Николас Лоу,
Даниель Мак-Кормик,
Исаак Рузвельт,
Джон Вандербилт,
Томас Рандалл.
Александр Гамильтон, который, как мы убедились, решительно противостоял Томасу Джефферсону и джефферсоновской демократической традиции в американской политике, был связан с Банком Нью-Йорка с самого начала.
Устав Банка Нью-Йорка фактически был написан Александром Гамильтоном. И, поскольку большинство из новоизбранных членов правления банка не были знакомы с банковским делом, именно Александр Гамильтон предоставил рекомендательное письмо в Банк Северной Америки, который снабдил его нужной информацией и руководством.
Первым президентом Банка Нью-Йорка стал Джеремайя Уодсворт. Его пребывание на должности было недолгосрочным, и в мае 1786 г. президентом был избран Исаак Рузвельт, а вице-президентом при нём стал Уильям Максвелл.
Банковские помещения располагались в старом Уолтон-Хаусе. Напротив, по улице Квин-стрит 159, находился рафинировочный завод Рузвельта.
Злоупотребление служебным положением со стороны Александра Гамильтона более чем очевидно. Ведь в 1789 г., когда Конституция Соединённых Штатов вступила в силу, он стал министром финансов США.
Кроме того, как директор, Гамильтон не принимал активного участия в работе Банка Нью-Йорка. Он консультировал кассира банка Уильяма Ситона. В итоге в 1790 г.
Банк Нью-Йорка выступил посредником правительства Соединенных Штатов при продаже двухсот тысяч гульденов. Одновременно Гамильтон изложил в конгрессе идею руководства Банка Соединённых Штатов в частной банковской монополии.
Более того, Гамильтон использовал своё влияние члена правительства с целью не допустить Банк Соединённых Штатов в Нью-Йорк. Банку Нью-Йорка не нужны были конкуренты.
Также выяснилось, что Гамильтон пытался сделать Банк Нью-Йорка единственным представителем правительства Соединённых Штатов в городе. В январе 1791 г. Александр Гамильтон писал Уильяму Ситону следующее:
«Я постараюсь придать благоприятную окраску новому союзу, уместность которого ясно проиллюстрирована текущим положением вещей. Я хочу, чтобы Банк Нью-Йорка, во что бы то ни стало, продолжал принимать вклады от инкассирования бумаг Банка Соединённых Штатов. Также желательно, чтобы банк мог получить выплату по голландским векселям теми же бумагами».[10]
Далее в этом же письме Гамильтон сообщает: «Доверьтесь мне. Если на вас окажут давление, то любая посильная помощь будет вам предоставлена. Что касается общественности, то она материально заинтересована в содействии такому важному учреждению, как Банк Нью-Йорка. Наша общая задача — выдержать атаки безумной клики мошенников, беспринципных по целому ряду требований».
Предложение о создании в Нью-Йорке в 1791 г. альтернативного банка Александр Гамильтон тоже воспринял болезненно. Он выразил крайнее неодобрение, когда услышал об этом проекте. Вот, что Гамильтон писал Уильяму Ситону 18 января 1791 г.:
«С беспредельной болью я узнал о том, что в вашем городе появился новый банк. Последствия данной инициативы в любом случае могут быть только пагубными. Я искренне надеюсь, что Банк Нью-Йорка не вступит в коалицию с этим новоиспечённым чудовищем. Я склонен полагать, что всё это вызовет к жизни более выгодный альянс. Единая сила двух сплочённых обществ без особого напряжения и насилия сметёт этот нарост. Я высказываюсь столь резко и конфиденциально не потому, что в моей оценке имеется какой-либо недостаток, а по причине того, что только так можно отразить естественную тенденцию вещей».[11]
Согласно «Истории крупнейших капиталов Америки» Майерса,[12] Банк Нью-Йорка «внедрился в политические круги и боролся с распространением демократических воззрений грязными, но эффективными методами».
Майерс утверждает, что основатели банка, придерживавшиеся традиции Гамильтона, полностью осознавали угрозу своим финансовым интересам со стороны Джефферсона.
Даже в 1930 г. Банк Нью-Йорка имел в своём штате представителей семьи Рузвельтов. В. Эмлен Рузвельт состоял в правлении в 1930 г., равно, как и Кливленд Додж, спонсор Вудро Вильсона на президентских выборах (см. ниже), и Аллан Уордвелл — партнёр Дж. П. Моргана, сыгравший далеко не последнюю роль в большевистской революции 1917 г.[13]
Второй банк Соединённых Штатов
4 марта 1809 г. в должность президента вступил Джеймс Медисон, — внешне скромный и приятный человек. В 1776 г. Медисон был участником виргинского съезда и членом комитета, вырабатывавшего Конституцию и Билль о правах.
В 1787 г. Медисон стал членом делегации Виргинии на филадельфийском съезде и внёс конкретные предложения касательно Конституции, составившие, так называемый, «Виргинский план».
Во всех отношениях, Медисона можно назвать «архитектором Конституции». Следовательно, взгляды Медисона на проблему банковских частных монополий можно считать основополагающими.
В 1811 г. концессия с Первым банком потеряла силу, и конгресс отказался продлить соглашение по причине несоответствия данного действия Конституции. В своём послании президент Медисон повторил данный тезис и сделал следующий комментарий:
«В целом, ясно, что предложенные учреждения будут:
— пользоваться монополией на получение доходов национального банка в течение двадцати лет;
— что с ростом народонаселения и благосостояния, монополизированные прибыли будут непрерывно увеличиваться;
— что всякий раз, когда благородных металлов будет недоставать, нация в течение этого времени будет зависеть от банковских билетов, а не от металлического средства обращения;
