— что с ростом народонаселения и благосостояния, монополизированные прибыли будут непрерывно увеличиваться;
— что всякий раз, когда благородных металлов будет недоставать, нация в течение этого времени будет зависеть от банковских билетов, а не от металлического средства обращения;
— всё время нация будет зависеть от банковских билетов настолько, что вследствие этого они могут стать приемлемой заменой металлическим средствам обращения;
— что экстенсивное использование банкнот в сборе расширенных налогов, кроме того, даст банкам возможность значительно увеличить их (банкнот) выпуск без обеспечения обращения металлическими деньгами.
Понятно, что правительство, в обмен на эти исключительные уступки банку, должно иметь большее обеспечение в достижении государственных целей данного учреждения, как представлено в этом законопроекте» [Gaillard Hunt, The Life and Writings of James Madison (New York, Putham's Sons, 1908), vol. 8, p. 327.].
Война 1812 г. предоставила сторонникам банка возможность выдвинуть очередное обоснование. Бедственное положение экономики, вызванное войной, требовало финансового подкрепления в форме нового национального банка.
Находясь под бременем данных обстоятельств, Палата представителей и Сенат приняли законопроект, позволивший учредить Второй банк Соединённых Штатов. Джеймс Медисон утвердил закон 10 апреля 1816 г.
Глава третья. Эндрю Джексон против клана
В отличие от текущего концессионного договора с Федеральной резервной системой, первый договор со Вторым банком Соединённых Штатов был денонсирован вовремя. Очередная концессия Второму банку Соединённых Штатов, вместо предыдущей, была предоставлена конгрессом в июле 1832 г.
Но президент Эндрю Джексон безотлагательно наложил вето на законопроект, сопроводив его эмоциональным посланием, представляющим исключительный интерес для истории.
Согласно современной научной оценке, оно является «педантичным, демагогическим и исполненным притворства».[14]
В действительности, читая послание сегодня, можно сказать, что опасения и доводы Эндрю Джексона явились пророчеством для американского народа. В своей первой речи, при вступлении в должность в январе 1832 г., Джексон так изложил свою позицию по поводу банка и пролонгации концессии:
«Срок действия договора с Банком Соединённых Штатов истекает в 1836 г. И, по всей вероятности, акционеры обратятся за продлением действия своих привилегий. Я не могу пойти на этот шаг, чтобы избежать пороков, порождаемых поспешностью, в принятии закона, затрагивающего фундаментальные принципы и скрытые финансовые интересы. Я не решусь на это, отдавая должное избирателям и партиям, заинтересованным в слишком скорой передаче документа на рассмотрение законодательной власти и народа.
Соответствие данного закона Конституции полностью поставлено под вопрос, поскольку закон предоставляет акционерам особые привилегии, могущие иметь опасные последствия. Его целесообразность ставится под сомнение большинством наших граждан. И надо полагать, никто не будет отрицать, что он не достиг нашей благородной цели введения единой и крепкой валюты во всей стране».[15]
Личная точка зрения Эндрю Джексона на проблему Второго банка Соединённых Штатов содержится в меморандуме, собственноручно написанным Джексоном в январе 1832 г.[16]
Его оценка свидетельствует, насколько современное толкование Конституции разнится с идеалами «отцов-основателей». Исходным аргументом Джексона является положение о том, что «верховная власть принадлежит народу и штатам».
Далее Джексон говорит о корпорациях, которым собираются даровать властные полномочия, тогда как федеральному правительству никто их специально не предоставлял. И что «никакая верховная власть, если она не предоставлена специально, не может осуществляться, как «подразумеваемые полномочия». Ключевым является определение «подразумеваемые полномочия».[17] В Конституции они не упоминаются.
Затем Джексон утверждает, что в принципе, в случае «необходимости», возможно давать привилегии, предоставляющие властные полномочия банкам и корпорациям. Но это должна быть «крайняя необходимость, а отнюдь не принуждение». И потом, в пределах округа Колумбия, конгресс сам по себе обладает подобной суверенной властью. Джексон продолжает:
«Создание государством корпорации и членство в ней несовместимы с властными полномочиями, которыми оно обладает. Создатели (нашей Конституции) были слишком хорошо осведомлены о том пагубном влиянии, которое могущественная денежная монополия оказывала на государство. Цель оказываемого влияния состояла в том, чтобы любым способом, либо закреплённым Конституцией, либо подразумеваемым ей, узаконить это чудовище».
Чрезвычайные трудности и огромная власть бюрократии, с которыми Джексон столкнулся в своей борьбе с «денежной монополией», а также её влияние, нашли своё отражение в письме к Хью Л. Уайту от 29 апреля 1831 г. (том 4, стр. 271):
«Благородные принципы демократии, которые мы впитали с молоком матери, должно отстаивать федеральное правительство. Они могут быть претворены в жизнь только сплочённым кабинетом министров, работающим для достижения этой цели. Выступления против продления договора с Банком Соединённых Штатов должны приветствоваться. Губительное влияние банковских кругов на нравы людей и конгресс должно восприниматься с бесстрашием…
Думаю, многие в тайне вступили в эти ряды. Из сторонников расширенных прав штатов и приверженцев политики национального возрождения сложно создать кабинет министров, который с готовностью объединился бы со мной в благородной задаче реформирования руководства нашего государства».[18]
К 1833 г. прения по поводу продления концессии с Банком Соединённых Штатов переросли в конфликт между Эндрю Джексоном и его министром финансов Уильямом Дуэйном. В итоге, конфликт привёл к отставке министра.
Джексон имел виды на изъятие всех государственных депозитов из Банка Соединённых Штатов, принадлежавшего частным лицам. В свою очередь Дуэйн противился инициативе Джексона.
В письме от 26 июня 1833 (том 5, стр. 111) Эндрю Джексон более подробно останавливается на своём требовании об изъятии государственных депозитов из Банка Соединённых Штатов.
Он предлагает для их хранения выбрать в каждом городе по банку. Для этой цели были бы предпочтительней государственные банки с хорошей репутацией. Сосредоточение средств в одном банке явилось бы частной монополией.
Письмо сопровождалось приложением, разъяснявшим взгляды Джексона на возможные отношения государства с Банком Соединённых Штатов. Приложение содержало одно откровенное высказывание:
«Создатели (нашей Конституции) были слишком хорошо осведомлены о том пагубном влиянии, которое могущественная денежная монополия оказывала на государство. Цель оказываемого влияния состояла в том, чтобы любым способом, либо закреплённым Конституцией, либо подразумеваемым ей, узаконить это чудовище.
Банковские корпорации — это те же брокеры, только в крупном масштабе. Входило ли в намерение создателей Конституции сделать из нашего государства правительство торговых агентов? Если да, то тогда доходы национальной биржи должны являться благом всего общества, а не прерогативой привилегированной группы крупных капиталистов».[19]
В декабре 1831 г. конгресс выступил с ходатайством о пролонгации концессии с банком, и Джексон наложил вето на этот законопроект.
Так как Джексон являлся в то время кандидатом на переизбрание, наложенное вето прибавило ему политического веса в глазах избирателей. Общество одобрило действия президента и осудило законопроект, как «нецелесообразный и неконституционный».
Это позволило Джексону утверждать, что наложенное вето уже получило общественное одобрение. Поэтому он делал всё более смелые заявления: «обязанность банка — вести свои дела так, чтобы оказывать наименьшее давление на денежный рынок».
Джексон припомнил чрезвычайно быстрый рост государственного долга перед банком — за шестнадцать месяцев он вырос на двадцать восемь миллионов долларов, или шестьдесят шесть процентов. Джексон объяснил это так:
«Обстоятельство предоставления займов в огромных объёмах не может более отвергаться. Оно, бесспорно, позволило заполучить власть в стране и посредством интриг должников заставить правительство продлить концессию».
Должно быть, это первое и последнее заявление американского президента, раскрывающее суть того, о чём многие сейчас подозревают — некоторые банки (но не все) используют долг, как средство сдерживания политиков.
