В связи с событиями на Ближнем Востоке многие вспоминали «Восстание масс» Оргеги-и-Гассета и «Психологию народов и масс» Ле Бона. «Безликая масса, – говорили исследователи, – может лишить власти старую политическую элиту, но выдвинуть яркие идеи она не способна. В волнениях и революциях ее привлекает лишь возможность коллективного сопереживания, и у нее нет четких представлений о том, какой будет политическая система после крушения существующего строя» [509] . И если для Европы веком масс, безусловно, стал век минувший, в арабском мире и Азии толпа только сейчас начала выходить на передний план. Восстания середины XX века не в счет. Все-таки, в первую очередь, это были выступления против европейских колонизаторов. Подъем арабской улицы в XXI веке – явление совершенно другого порядка. Тогда мятежники сбрасывали старую власть под руководством энергичных молодых офицеров с четкой политической программой, будь то арабский социализм или джамахирия. На этот раз у толпы не было лидеров, она осознала собственную силу и выходила на улицы в первую очередь для того, чтобы продемонстрировать ее. Да, она призывала к свержению засидевшихся на троне правителей, но не имела ни малейшего понятия о том, кем их можно было бы заменить.
В этом смысле очень показателен был пример Туниса, где после падения президента Бен Али, у власти осталось прежнее правительство. В марте 2011 года сотни тысяч людей вновь вышли на центральную площадь тунисской столицы и добились отставки премьер-министра Мохаммеда Ганнуши, на смену которому пришел соратник первого президента Туниса экс-министр обороны Беджи Каиб Себси. «Назначение на эту ключевую должность 85-летнего старца, пропахшего нафталином, – писала The Daily Telegraph, – выявляет главный парадокс арабского восстания. Мятежники – это однородная масса, не способная выдвинуть харизматичных лидеров, и, чтобы удовлетворить их требования, политический класс вынужден постоянно тасовать старую колоду» [510] .
Ни первая, ни вторая волна «жасминовой революции» не привела к кардинальным изменениям. А значит, говорили эксперты, толпа продолжит бузить, упиваясь собственным могуществом и сбрасывая одного чиновника за другим. До тех пор, разумеется, пока не придут арабские фюреры, способные покорить, а затем и приструнить людские массы, найдя другое применение их энергии. Не случайно идеолог Аль Каиды Айман аль-Завахири призывал тунисцев и египтян к повторной революции, а Военный совет Египта вынужден был разгонять силой протестующих, собравшихся вновь на площади Тахрир. «Ни переходное правительство Туниса, ни пришедшая на смену Мубараку военная хунта, – отмечал The Nation, – не удержатся у власти. Рецидивы жасминовых выступлений неминуемы. И, скорее всего, весь Ближний Восток охватит кровопролитная гражданская война вроде той, что ведется сейчас в Ливии» [511] .
ЛИВИЙСКАЯ «ОДИССЕЯ» ОБАМЫ
В марте 2011 года западные страны решили вмешаться в ливийскую гражданскую войну, и многие политологи стали обвинять их в том, что они наступает на старые грабли. Ведь Ливия Каддафи во многом напоминала саддамовский Ирак: крупная нефтяная держава во главе с харизматичным лидером, которому удалось установить светский режим и приструнить местных исламистов. Казалось бы, в США и Европе такого правителя должны носить на руках, однако вместо этого его обвиняли во всевозможных злодеяниях и вводили экономические санкции против его страны. «До боли знакомый сценарий, – отмечал эксперт лондонского Королевского института оборонных исследований Шашанк Джоши, – и даже повстанцы, которые пользуются поддержкой Запада, как и иракские шииты контролируют нефтеносные регионы страны. А вторая по величине государственная нефтяная компания Ливии Arabian Gulf Oil Company финансирует оппозицию» [512] .
Конечно, западные и восточные ливийские племена всегда были на ножах. В эпоху итальянского колониального владычества страна была фактически расколота на Триполитанию на Западе и Керенаику на Востоке. Восточные племена сыграли ключевую роль в борьбе за независимость, и именно их ставленником был король Идрис I, свергнув которого, Каддафи стал опираться на западное племя аль-каддафа. «Проживающие на востоке племена зувайя и мисрата, – писал автор книги «Ливийский парадокс» Луис Мартинес, – чувствовали себя обделенными и постоянно плели интриги против ненавистного полковника» [513] . Как утверждал бывший посол СССР в Ливии Павел Акопов, «хотя Каддафи пытался соблюдать балланс между племенными лидерами, восток страны всегда бурлил. Здесь, в Зеленых горах и крупных портовых городах, таких как Бенгази и Тобрук, проживали наиболее состоятельные ливийские граждане, презрительно именовавшие Каддафи «королем бедняков». К тому же на востоке всегда была сильна исламистская оппозиция режиму. Тот же Идрис, отстраненный Каддафи от власти, был, как известно, внуком легендарного ас-Сенусси – основателя исламистской секты ваххабистского толка» [514] .
Однако, что бы ни говорили об оппозиционных настроениях на Востоке, у некоторых арабистов складывалось ощущение, что в отличие от волнений в Египте и Тунисе, события в Ливии изначально были кем-то срежиссированы. Ведь если бы это было не так, плохо организованные, не обученные военному делу мятежники вряд ли смогли бы так долго противостоять хорошо подготовленным частям Каддафи. Как отмечал бывший посол в Ливии Олег Пересыпкин, «повстанцы очень ловко обращаются с легким оружием – гранатометами, «Калашниковыми», и закрадывается подозрение, что это вовсе не мирные демонстранты, которые разграбили склад с вооружением. Думаю, в действительности это наемники, финансируемые Западом. Об этом говорят многочисленные факты. Откуда, например, у мятежников появились монархические флаги Ливии, да еще в таком количестве? Когда они успели их изготовить?» [515]
Таким образом, становилось очевидно, что западные политики изначально планировали воспользоваться волнениями в арабском мире, чтобы избавиться от Каддафи. Только осуществить это они надеялись руками повстанцев. И первые три недели им сопутствовал успех. Мятежники захватили три четверти ливийской территории и угрожали Триполи. Однако затем правительственные войска перехватили инициативу. Жестко подавив восстание в Аль-Завии и вернув под свой контроль нефтеналивные порты Рас-Лануф и Брега, они начали продвигаться к столице повстанцев Бенгази. А директор Национальной разведки США Джеймс Клэппер провозгласил на слушаниях в конгрессе, что «у ливийского режима есть все шансы одержать верх в противостоянии с оппозицией» [516] .
Именно в этот момент 17 марта западные страны протащили в Совбезе ООН резолюцию, устанавливающую над Ливией зону, закрытую для полетов и позволяющую использовать любые необходимые средства для защиты мирных ливийских граждан (за исключением наземной военной операции). Казалось бы, борьба с сепаратистами – внутреннее дело Ливии, однако, как отмечали эксперты, в современном международном праве на смену безоговорочному признанию суверенитета приходит доктрина гуманитарных интервенций. «Конечно, запретная зона осложнит жизнь Каддафи, – утверждал эксперт из Брукингского института Кеннет Поллак. – Ему тяжелее будет перемещать войска, обеспечивать снабжение армии. Утратит он и основное тактическое преимущество на поле боя – возможность использовать военную авиацию. Однако, скорее всего, он продолжит громить повстанческие отряды и западные союзники либо будут вынуждены взирать на это с высоты птичьего полета, либо дать добро на вторжение сухопутных войск» [517] . «За прошедшее десятилетие, – писал американский политолог Росс Доутхэт, – Соединенные Штаты дважды устанавливали зоны, запрещенные для полетов, – в бывшей Югославии и в Ираке. В обоих случаях это становилось лишь трамплином для дальнейшей эскалации: массированных бомбовых ударов, вторжения, оккупации…» [518]
Тем не менее Каддафи попытался переиграть своих западных противников, пообещав выполнить условия резолюции и остановив боевые действия. Его сын Сейф аль-Ислам объявил, что Ливия прислушается к советам международного сообщества и не будет вводить в Бенгази армию, ограничившись антитеррористическими подразделениями. Ход изящный, нечего сказать, однако на Западе его изящество не оценили. Да и сложно представить себе, что должны были сделать ливийские власти, чтобы предотвратить операцию «Одиссея». Ведь если военная машина закрутилась, ее уже не остановить.
20 марта французские ВВС начали бомбить войска Каддафи, а американские и британские корабли выпустили 110 крылатых ракет по объектам ПВО. В результате авианалетов погибло более 60 мирных граждан, и это настроило против коалиции умеренных политиков.
Когда гражданская война в Ливии только началась, глава Пентагона Роберт Гейтс, выступая в военной академии Вест-Пойнт, заявил, что «тот министр обороны, который посоветует президенту США начать очередную военную операцию в Африке или на Ближнем Востоке, закончит свои дни в доме для умалишенных» [519] . Не менее рационален был глава комитета начальников штабов адмирал Майкл Маллен, который после принятия резолюции ООН настаивал, что «целью военной операции, если она все-таки будет проведена, должна быть защита мирных граждан, а не падение Каддафи».
