«Война мистера Обамы» не пользовалась популярностью и в американском обществе. Операцию в Ливии поддерживали 47 % американцев, против выступали 37 %. Для сравнения: за вторжение в Ирак в 2003 году выступали 76 %, против – 20 %. Про Афганистан и говорить нечего: за вооруженную борьбу с талибами в конце 2001 года высказывались 90 % опрошенных, а против – всего 5 % [529] .
Как это ни парадоксально, поведение Обамы не устраивало и тех, кто с самого начала выступал за военное вмешательство. Они сетовали, что президент решил нанести удар слишком поздно, когда берберский лев уже оправился от первоначального потрясения и начал теснить повстанцев. Но, пожалуй, больше всего их раздражали заявления Обамы о том, что Америка будет играть в ливийской операции «вспомогательную роль». «Он постоянно рефлексирует, осторожничает и ведет себя так, будто руководство свободным миром доставляет ему неудобство» [530] , – говорил сенатор Линдси Грэм. А старый приятель Буша-младшего консервативный республиканец Рик Санторум и вовсе считал «национальным унижением» тот факт, что во главе западного воинства идут «французики». «У нас не главнокомандующий, а главнонаблюдающий» [531] , – подводил итог будущий участник республиканских праймериз 2012 года Ньют Гингрич.
Либералы, напротив, хвалили президента за многосторонний подход и не возражали против лидирующей роли европейских стран. «Обама совершил настоящую революцию во внешней политике, – писал редактор The Newsweek International Фарид Закария. – Он порвал с традициями времен холодной войны, когда американцы солировали во всех военных операциях «свободного мира». И вместо того чтобы стать главным действующим лицом ливийского шоу, занял место на скамейке запасных. Участвовать в операции он согласился лишь после долгих уговоров. Думаю, это верная тактика, ведь Америке всегда больше подходила роль империалиста, действующего по принуждению» [532] .
Было непонятно лишь, справятся ли с ролью лидера европейские державы. Операция «Одиссея» была передана в ведение НАТО. Однако, как писал The Economist, «в Североатлантическом альянсе – разброд и шатание. Американцы рассчитывают переложить все тяготы и расходы, связанные с вооруженным конфликтом, на европейских союзников, европейцы же уверены, что Америка рано или поздно возглавит операцию» [533] . Франция и Британия основной задачей международной коалиции считали свержение Каддафи, Турция – единственная мусульманская страна НАТО – ставила им палки в колеса, не желая признавать право союзников наносить точечные удары по стратегическим объектам, тяжелой технике и артиллерии ливийцев.
Большинство европейских стран раздражали амбиции Николя Саркози, который утверждал, что Париж не будет подчиняться командам из Брюсселя, поскольку НАТО играет в ливийской операции чисто техническую роль и не способна понять историческую миссию французов». Союзники призывали остудить пыл «венгерского клоуна, возомнившего себя Бонапартом», итальянцы обвиняли его в «неоимпериалистическом подходе», а немцы – в желании разрушить европейское единство. Франко-германский союз, составлявший всегда ядро ЕС, трещал по швам. Самоуверенное поведение Саркози было воспринято в Берлине в штыки. «Это оскорбительно, – говорили немецкие политики, – что Франция не захотела даже проконсультироваться с Германией по ливийскому вопросу». А министр экономического развития ФРГ Дирк Нибель обвинил Париж и Лондон в двойных стандартах. «Примечательно, – заявил он, – что именно те страны, которые с таким задором бомбят Ливию, продолжают экспортировать ливийскую нефть» [534] .
Критики операции «Одиссея» не понимали также, кто будет ее спонсировать. Два ближневосточных конфликта и так являлись непосильным бременем для американской казны, и на третий у Вашингтона практически не было денег. Европейские страны в 2011 году были вынуждены существенно сократить свои военные бюджеты, и, если бы ливийская эпопея затянулась, могли просто вылететь в трубу. К тому же было неясно, чего, собственно говоря, добиваются западные страны. Хотят ли они установить в Триполи марионеточный режим, взять под контроль нефтяные месторождения, создать форпост в Северной Африке, или крестовый поход в ливийскую пустыню – это непродуманная бесполезная авантюра, ввязаться в которую США и Европа решили с досады оттого, что события в арабском мире развиваются совершенно не так, как им бы хотелось: лояльный Мубарак вынужден уйти, а непредсказуемый и эпатажный Каддафи, которого американские политологи окрестили «Вуди Алленом мировой сцены», продолжит мозолить им глаза.
Конечно, у союзников были неплохие шансы быстро разделаться с армией «ливийского диктатора». Ведь хроническое недоверие к военным и политические идеи народовластия привели к тому, что армии в обычном понимании этого слова в Ливии не было – был набор бригад, более или менее боеспособных. Об их боеспособности можно было судить хотя бы по войне с Чадом 1983–1987 гг., когда ливийские войска не смогли одержать победу над плохо вооруженным малочисленным противником.
В конце весны – начале лета 2011 года положение Каддафи становилось все более шатким. На саммите «восьмерки» в Довилле, который проходил в конце мая, традиционный союзник Ливии – Россия – присоединилась к западным державам, требующим, чтобы лидер ливийской революции уступил власть повстанцам. Мятежное правительство в Бенгази говорило об «агонии ненавистного полковника», на сторону оппозиции переходили высокопоставленные ливийские военные: офицеры и генералы, утверждавшие, что правительственные войска парализованы ударами НАТО и режим потерял возможность финансировать армию. Однако Каддафи не унывал. Не зря же многие эксперты называли его «политиком, который не знает себе равных в борьбе за выживание». Он обратился с просьбой о посредничестве к Греции и даже потребовал у правительства Йоргоса Папандреу разморозить счета ливийских чиновников. Кроме того, Каддафи отправил письмо в американский конгресс, в котором указал «благородным представителям Республиканской партии», что Соединенные Штаты берут на себя львиную долю расходов на операцию в Ливии и «американские налогоплательщики вынуждены отдуваться за своих европейских собратьев» [535] . Таким образом, Каддафи всеми возможными способами пытался посеять рознь в западной коалиции. И, как писала газета The Huffington Post, «семена его падали на хорошо взрыхленную почву. Ведь ливийская военная кампания постепенно становилась для трансатлантических союзников настоящим яблоком раздора» [536] . Очень показательной в этом смысле стала прощальная речь Роберта Гейтса, которую он произнес в Брюсселе 10 июня 2011 года за три недели до того, как покинуть пост главы Пентагона. «Вы надеетесь отсидеться в сторонке, – обрушился он на представителей европейской военной элиты, – переложив всю ответственность на Соединенные Штаты. И хотя операция в Ливии проводится в европейских интересах, доля США в военных расходах НАТО возросла сейчас до 75 %. И если так будет продолжаться, новые американские лидеры, которые уже плохо помнят эпоху холодной войны, махнут рукой на союзнические обязательства перед Европой» [537] .
Каддафи, конечно, рассчитывал, что те политики на Западе, которые охотятся за его скальпом, окажутся в меньшинстве, Америка прекратит бомбардировки накануне президентских выборов, а европейские союзники ничего не смогут сделать в одиночку. И тогда правительственным войскам не составит труда разгромить повстанцев. Ведь позиции Каддафи в Ливии по-прежнему были сильны. И хотя отдельных чиновников Западу удавалось склонить к измене, вожди бедуинских племен сохраняли верность создателю Джамахирии. «Кодекс чести бедуина, – писал The Economist, – запрещает ему предавать человека, которому он служит. И Каддафи вполне может рассчитывать на западные ливийские племена» [538] . «Люди сжигают себя, чтобы свергнуть режим, а мы готовы сжечь мир, чтобы защитить нашего лидера», – говорили его сторонники.
Однако политологи были убеждены, что на востоке Ливии Каддафи уже вряд ли когда-нибудь восстановит свою власть. Ведь именно ради того, чтобы отбить у него восточные нефтеносные провинции, США и ЕС ввязались в ливийскую авантюру (неслучайно нефтеналивные порты Брега и Рас-Лануф стали главным яблоком раздора: они трижды переходили из рук в руки). «Сотрудники ЦРУ финансировали повстанцев, многие из которых были связаны с «Аль-Каидой», – говорил влиятельный республиканец Пол Крейг Робертс, – поскольку понимали, что в противном случае Америка может проиграть в схватке с Китаем за Черный континент. Поддерживая «свободолюбивых жителей Бенгази», США надеются замедлить создание Chinafrica, и на востоке Ливии они наверняка создадут независимое государственное образование, которое разорвет все сделки с Пекином» [539] .
Что же касается остальной территории страны, ястребы считали, что сохранение Каддафи у власти, пусть и в усеченной Ливии, будет воспринято как поражение Запада. «Главное, – писал The American Thinker, – чтобы Обама не пошел у них на поводу и вовремя остановился. В конце концов, многие американские президенты завершали военную миссию, добившись лишь промежуточных целей. Здесь можно вспомнить и операцию Кеннеди в Заливе Свиней, и действия Рейгана в Ливане» [540] .
