В ходе беседы Н. С. Хрущев заметил, что присутствующий на беседе негр Дж. Уивер (из профсоюза электриков) несколько раз порывался задать вопрос, но Рейтер почему-то упорно «не замечал» его.
— Вы не демократически ведете беседу, — указал Н. С. Хрущев, — дайте черному сказать. Ведь это позор. У вас до сих пор есть такие места, куда негр зайти не может! — И Никита Сергеевич, внимательно выслушав Уивера, ответил на заданные им вопросы.
Вот так и вел Никита Сергеевич беседу — остро, наступательно и в то же время терпеливо, с большой выдержкой, находя к каждому из собеседников особый подход. Кто вытаскивал из старых помоек антисоветской пропаганды провокационные вопросы, тот получал молниеносный сокрушительный отпор. Кто проявлял живой интерес к советской действительности, хотя бы и заблуждаясь и высказывая превратные суждения о ней, тому Н. С. Хрущев давал обстоятельные разъяснения в самых дружественных тонах…
Поскольку Рейтеру так и не удалось ни поставить гостя в положение обороны, ни спровоцировать его на уход из зала Аргонавтов, где происходила встреча, на выручку поспешил более дипломатичный вице-председатель АФТ — КПП Кэри. Он начал сглаживать остроту беседы, вести дело к мирному концу. Бросилось в глаза и другое: несколько участников беседы искренне заинтересовались высказываниями главы Советского правительства и ясно дали понять, что им хотелось бы продолжить контакты с советскими деятелями. Н. С. Хрущев поддержал эту идею.
— Приезжайте к нам, — сказал он, — посмотрите, как живут и трудятся советские рабочие, как проводят свою работу профсоюзы в нашей стране, как защищают они интересы рабочих. У нас с вами разный подход к явлениям; мы идем своим путем к коммунизму, вы же хотите укреплять капитализм. Таким образом мы стоим на разных позициях. Давайте признаем этот неоспоримый факт. Однако нельзя ли нам попытаться найти почву для делового сотрудничества? Мы думаем, что можно. Такое сотрудничество необходимо всему рабочему классу в борьбе за его коренные интересы, в борьбе за мир.
Был уже поздний час, когда участники этого необычного «обеда» поднялись из-за стола. Дж. Кэри благодарил Н. С. Хрущева за встречу. — Спасибо, — сказал он, — за то, что Вы так щедро уделили нам время. Счастливого Вам пути. Давайте сотрудничать на благо мира, на благо человека.
И даже Рейтер мило улыбался…
Пресс-конференция «закончилась хаосом»
Н. С. Хрущев поднялся на лифте на самый верхний этаж гостиницы, возвышающейся, словно утес, на высоком холме Ноб.
Там, на вершине, расположен большой квадратный зал со стеклянными стенами. За столиками, на которых едва теплятся стеариновые свечи, сидят состоятельные горожане, любующиеся панорамой ночного Сан-Франциско. От горизонта до горизонта, словно раздуваемые ветром уголья догорающих костров, мерцают белые, желтые, красные огни. По мостам, повисшим над морским заливом, мчатся тысячи огненных точек: движение автомобилей не утихает всю ночь.
Внизу, у подножья Нобхилла, раскинулся китайский квартал со своими бесчисленными фонариками. Здесь с давних пор живут выходцы из стран Азии — китайцы, японцы, малайцы. В Латинском квартале живут итальянцы, французы. Сан-Франциско многонациональный город: из 813 тысяч жителей здесь около 44 тысяч негров, более 25 тысяч китайцев, свыше 20 тысяч итальянцев, около 11 тысяч ирландцев и шотландцев, пять тысяч японцев, четыре тысячи шведов. Кого только нет!..
А вот залитая огнями реклам торговая магистраль Маркет-стрит. Черными бархатными провалами выделяются городские парки. Дальше, на холмах, — скупо освещенные жилые кварталы, в ложбинах — промышленные районы города.
Сан-Франциско сравнительно молодой город. 29 июня 1776 года испанцы учредили здесь свою миссию имени святого Франциска Ассизского, обещая распространить «свет христовой веры» среди индейцев, которым принадлежала эта земля. Индейцы тепло встретили гостей, принеся им продовольствие и другие подношения. Но вскоре рядом с миссией святого Франциска появилась крепость, куда прибыли войска, и вот финал: неподалеку от сохранившегося до наших дней здания католической миссии раскинулось кладбище, где находятся могилы тысяч индейцев. На кресте из ветвей тысячелетней секвойи начертана выразительная надпись: «Забытым людям, которые здесь покоятся».
Потом Калифорния стала частью Мексики. Прошло еще немного времени, и эту богатую землю захватили американцы в результате войны США против Мексики, которая длилась с перерывами около столетия. Когда Калифорния была включена в состав Соединенных Штатов, в Сан-Франциско было всего сто жителей. Но открытие золотых россыпей все изменило, здесь, как нигде, начала бушевать поистине хищная, ничем не сдерживаемая борьба за наживу.
«Нигде еще переворот, вызванный капиталистической централизацией, не совершался так беззастенчиво, как там», — писал Маркс о Калифорнии тридцать лет спустя после того, как американцы отняли ее у Мексики. Сан-Франциско бурно разрастался, превращаясь в большой современный город.
Американский публицист Джон Гантер в книге «В Соединенных Штатах Америки» пишет, что уже в пятидесятых годах прошлого века Сан-Франциско стал «самым ярким и шумным городом в мире». Шума там действительно было много: в период между 1849 и 1856 годами в городе произошло более тысячи убийств, причем только в одном случае преступник был наказан. «Коррупция насквозь пронизала городскую администрацию, — пишет Гантер, — закон был предметом насмешек; в городе распоряжалась банда по кличке «лягавые»».
В 1851 году разгневанные горожане создали «Комитет бдительности» и учредили свою собственную полицию, вооруженную, в частности, артиллерией. Комитет приговорил четверых бандитов к повешению. Казни были публичными и осуществлялись под звон колоколов.
Организация «лягавых» была сломлена. Однако позднее снова начался разгул бандитизма. «Главные бандиты, — указывает Гантер, — пользовались защитой крупных капиталистов и политических деятелей, точно так же как 70 лет спустя это имело место в Чикаго в дни Капонэ». Единственным голосом протеста против того, что происходило в Сан-Франциско, был голос издателя Джеймса Кинга. В результате сам Кинг был убит. Его убийцей был политический деятель по фамилии Кэзи, против которого Кинг выступил в печати.
Вновь был создан «Комитет бдительности». На этот раз в него вступило восемь тысяч возмущенных горожан. Комитет заседал в течение четырех месяцев. Пренебрегая возражениями судов и других органов власти, деятели из «Комитета бдительности» повесили Кэзи под колокольный звон и расправились с двадцатью пятью гангстерами.
Так наконец был наведен элементарный порядок в городе…
Такова история. Она невольно приходит на ум, когда смотришь на сегодняшний Сан-Франциско с вершины Нобхилла. В американском путеводителе сказано, что это название происходит от слова «Набоб», — в те времена, о которых писал Маркс, здесь селилась аристократия денежного мешка…
Увидев Н. С. Хрущева, люди вскочили из-за столиков, утратив свою степенность, начали аплодировать, дружески столпились вокруг гостя. Вместе с ними Никита Сергеевич в течение нескольких минут любовался видом на город, переходя от одной стеклянной стены к другой. «Хороша страна Америка, а Сан-Франциско лучше всех американских городов», — сказал он на прощанье американцам, и все снова горячо зааплодировали.
А в это время в другом зале той же гостиницы триста американских журналистов, переминаясь с ноги на ногу и нетерпеливо поглядывая на часы, ждали встречи с профсоюзными лидерами: их вызвали сюда заранее, чтобы вооружить сенсацией о «тяжелых снарядах» Рейтера. Время было уже позднее, и надо было успеть передать новости в типографию.
У мистера Рейтера был довольно-таки помятый вид, когда он предстал перед журналистами. Он, видимо, хорошо понимал, что рассказать правду о том, что произошло в зале Аргонавтов, значило бы серьезно испортить себе карьеру. И он избрал другой путь, — призвав на помощь тень Мюнхаузена, пустился врать во все тяжкие. Чтобы представить себе, до какой низости способны опускаться деятели такого типа, мы приведем здесь один образчик этой удивительной импровизации Рейтера:
«Хрущев вдруг спросил Пола Филиппса: Что Вы любите есть? — Ростбиф! — ответил Филиппс. — А я люблю борщ, — сказал Хрущев, — Вы можете иметь на обед ростбиф, но в Советском Союзе рабочие будут иметь борщ. — И, ударив кулаком по столу с удвоенной силой, Хрущев заявил: Я диктатор рабочего класса, и именно я решаю, что будут есть рабочие».
— Простите, г-н Рейтер, — недоверчиво переспрашивали корреспонденты, — неужели г-н Хрущев так сказал?
— Да, он сказал именно так!
Корреспонденты пожимали плечами и записывали, добавляя от себя: «Как утверждает У. Рейтер, г-н Хрущев сказал…»
