А.Н. Яковлев в 2001 году оправдывался (и тоже задним числом): «Если взять статистику, какова была обстановка перед перестройкой, — мы же стояли перед катастрофой. Прежде всего экономической. Она непременно случилась бы через год-два».29
21 апреля 2004 года подобные откровения высказал в ходе публичной лекции член одной из трех групп «теоретиков реформы» В. Найшуль: «Реформа — это всегда какой-то умственный продукт, и реформы 90-х годов, по крайней мере, в их экономической части — это умственный продукт группы, членом которой я был.
В конце 1970-х годов не только наша группа, но и еще несколько толковых человек в Госплане знали, что страна находится в смертельном экономическом кризисе… Точка, в которой чувствуются все проблемы плановой экономики, — это Госплан. Госплан лихорадило, лихорадило не как организацию, а как схему работы — Госплан все время пересчитывал собственные планы. Итак, в конце 1970-х годов в Госплане ощущалось, что система находится в кризисе, из которого у нее, по всей видимости, нет выхода…
Выход был в децентрализации. Децентрализация — все с этим соглашались, но дальше надо было додумать. Может быть, потому что мы были математиками, людьми со свободной головой для логического анализа, ясно было, что отсюда следуют свободные цены. Если у нас свободные цены, то возникает вопрос о собственности… Мы получаем, что необходима частная собственность, а необходимость частной собственности предполагает приватизацию».
Разберем аргументы Найшуля.
— «Несколько толковых человек» считают, что «страна находится в смертельном экономическом кризисе».
Это мнение нетривиальное, однако видимых симптомов смертельной болезни Найшуль не называет. Рациональных доводов нет, хотя они необходимы, ибо множество других толковых людей вовсе не считали, что «страна находится в смертельном экономическом кризисе». Общепринятые показатели (динамика капиталовложений, рост производства, потребления и даже производительности труда) не предвещали не только смерти, но даже и тяжелого кризиса. Попробуйте сегодня найти тексты тех лет, в которых была бы внятно обоснована неминуемая гибель советской экономики.
— «Госплан лихорадило». Причем лихорадило не как организацию, а как схему работы (?). Это заключалось в том, что «Госплан все время пересчитывал собственные планы».
Ну и что? В факте пересчета планов не видно признаков гибели. В меняющемся мире всегда приходится «пересчитывать собственные планы», и было бы странно, если бы Госплан этого не делал. Конечно, если прежние методы планирования не отвечали сложности объекта, можно предположить, что возникли симптомы кризиса метода, который разрешается посредством создания нового инструментария. Как из этого следует, что «по всей видимости, нет выхода»? Никак не следует, это просто глупое утверждение. И уж никак из сказанного не следует, что «эта система не выживает». Скорее всего, Найшуль придумал это задним числом — почитайте сегодня все статьи этих теоретиков, относящиеся к концу 70-х годов (включая статьи редактора журнала «Коммунист» Е. Гайдара).
— Допустим, «несколько толковых человек» прозрели признак кризиса. Что делают в таком случае разумные люди? Ставят диагноз, составляют перечень альтернативных подходов к лечению, вырабатывают критерии выбора лучшего варианта и доказывают его преимущества. Но Найшуль пропускает все необходимые стадии работы и изрекает: «Выход в децентрализации!». Почему, откуда это следует? Ниоткуда, никакой логики в этом нет.
Что понимает Найшуль под «децентрализацией»? Вовсе не сокращение плановых воздействий на периферийную часть хозяйства с сосредоточением усилий планирования на ядре экономики (ключевых отраслях и предприятий). Напротив, по его понятиям децентрализация — это уничтожение именно ядра экономической системы, а затем и приватизация. Это не реформа, а революционное уничтожение системы. Сначала без всяких оснований утверждают, что человеку грозит смертельная болезнь, а потом на этом основании его убивают.
А.Д. Сахаров, который в среде демократической интеллигенции считался «очень толковым человеком», писал в 1987 году: «Нет никаких шансов, что гонка вооружений может истощить советские материальные и интеллектуальные резервы и СССР политически и экономически развалится — весь исторический опыт свидетельствует об обратном».
Допустим, А.Д. Сахаров был неискушен в экономике. Но отсутствие кризиса было зафиксировано не только в докладах ЦРУ, опубликованных позже, но и в открытых работах американских экономистов. М. Эллман и В. Конторович, специализирующиеся на анализе советского хозяйства, во вступительной статье к книге «Дезинтеграция советской экономической системы» (1992) пишут: «В начале 80-х годов как по мировым стандартам, так и в сравнении с советским прошлым дела… были не столь уж плохи». Этот вывод они подтверждают фактами.
Ухудшаться дела стали именно под воздействием изменений. Никакого экономического кризиса в советском хозяйстве не было до тех пор, пока не была начата реформа, означавшая отход от принципов плановой экономики. С 1987 года экономика СССР шаг за шагом переставала быть советской. Здесь мы в эту историю вдаваться не будем, нас интересует миф как явление методологии.
В 1990-1991 годы, когда был запущен этот миф, я лично делал попытки выяснить у его приверженцев, каковы эмпирические индикаторы и критерии, которые позволяют им сделать такой важный вывод. Думаю, такие попытки предпринимали и многие другие люди. Но разумных и вообще связных ответов на этот вопрос не было. В лучшем случае мне по-дружески говорили: «Брось! Какие тебе еще индикаторы! Ты, что ли, сам не видишь?». Я искренне отвечал, что именно не вижу, хотя налицо ряд признаков кризиса иного рода. Но мне не верили — люди охотно приняли миф, который освобождал от необходимости задуматься о «кризисах иного рода». Поэтому и сомнений не возникало, и никаких эмпирических подтверждений никто не искал и разговаривать на эту тему не желал.
Тогда это вызывало тревогу: что происходит с людьми? Но круговорот событий не оставил времени, чтобы заняться методологической проблемой. Однако она носит фундаментальный характер, и если в ней не разобраться, российское общество так и останется слепым, без рациональных инструментов оценки состояния народного хозяйства. Тогда слишком большая часть общества, особенно интеллигенции и, что еще важнее, правящего слоя, искренне поверили в миф. Но это недопустимо! Если слепой ведет слепого — оба упадут в яму.
На конференции в Давосе (январь 2009 г.) В.В. Путин высказался против усиления роли государства в экономике и так сослался на опыт СССР: «В Советском Союзе в прошлом веке роль государства была доведена до абсолюта. Что, в конце концов, привело к тотальной неконкурентоспособности нашей экономики, мы за это дорого заплатили. Этот урок нам дорого обошелся».
Это — клише, которым оправдывает свой провал Горбачев. Что значит «роль государства была доведена до абсолюта»? Как это измерено? Во многих отношениях роль государства замечалась гражданами до перестройки гораздо меньше, чем сегодня — все системы и институты работали «как бы сами собой». А сейчас месяца не проходит, чтобы государство не огорошило нас какой-нибудь странной инициативой или программой. То лампочки накаливания запретить, то милицию назвать полицией… А чего стоит идея «построить русскую Силиконовую долину».
И что значит «тотальная неконкурентоспособность нашей экономики»? Эта формула вызывает недоумение. Неужели советники В.В. Путина не рассказали ему, что в Советском Союзе была плановая экономика, т. е. нечто вроде натурального хозяйства в масштабе страны? Этот тип экономики предназначен не для извлечения прибыли на рынке, а для удовлетворения потребностей страны и народа. Другими словами, конкуренция на мировом рынке не играет в этой экономике существенной роли, а значит категория конкурентоспособности, присущая рыночной экономике, к советскому хозяйству просто неприложима.
В качестве абстракции можно представить себе, как бы выглядели многие продукты советской экономики на гипотетическом свободном рынке. Оказывается, они были бы в высшей степени конкурентоспособны. Возьмем хотя бы автомат Калашникова, ракетно-ядерное оружие, космическую технику, нефть и газ, электрическую энергию, алюминий и минеральные удобрения, услуги транспорта. Не будем вспоминать о Великой Отечественной войне, которая была именно абсолютным экзаменом для только-только поднимающейся советской экономики (сравните ее мысленно с нынешней экономикой Вексельберга и Дерипаски в условиях аналогичной войны). Но мы помним, какая драка поднялась между теневыми и преступными кликами за то, чтобы урвать куски советской «неконкурентоспособной» экономики при ее дележе в 90-е годы. Надо спросить Абрамовича, доволен ли он своим куском, не подвел ли он его в конкуренции на мировом рынке?
