Как ни иронично, но не исключено, что разодранный войной Афганистан может оказаться показательным примером того, существует ли возможность освободить региональный порядок от влияния отличных друг от друга интересов безопасности и исторических перспектив. Без жизнеспособной международной программы относительно безопасности Афганистана каждый его крупный сосед будет поддерживать какую-то из сторон-соперниц, разделенных древними этническими и религиозными барьерами. Вероятным исходом подобной ситуации станет фактический раздел страны: Пакистан будет контролировать пуштунский юг, а Индия, Россия и, возможно, Китай станут оказывать поддержку этнически разнородному северу. Чтобы избежать вакуума власти, необходимо приложить существенные дипломатические усилия, но определить региональный порядок на тот случай, если Афганистан вновь возродится как центр джихадизма. В девятнадцатом веке великие державы выступили гарантами бельгийского нейтралитета, и данные гарантии действовали, как-никак, сто лет. Возможен ли некий эквивалент этого, с соответствующими переопределениями, в случае Афганистана? Если не удастся сформулировать такую – или аналогичную – концепцию, то Афганистан, вероятно, утянет мир обратно, в вечную войну.
После террористических атак 11 сентября 2001 года президент Джордж У. Буш сформулировал глобальную стратегию противодействия джихадистскому экстремизму и укрепления сложившегося международного порядка, включив в нее обязательство проведения демократических преобразований. «Великие битвы двадцатого века», утверждала «Стратегия национальной безопасности», подготовленная Белым домом в 2002 году, продемонстрировали, что существует «единственная устойчивая модель успешного развития нации, основанная на принципах свободы, демократии и свободного предпринимательства».
В настоящее время, указывала «Стратегия национальной безопасности», мы стали свидетелями того, как мир потрясен беспрецедентным злодеянием террористов, и великие мировые державы стоят «по одну сторону – объединенные общими опасностями порождаемых террористами насилия и хаоса». Содействие распространению институтов свободы и основанные на сотрудничестве взаимоотношения между ведущими странами предлагают «наилучшие шансы, после возвышения национальных государств в семнадцатом веке, для построения мира, где великие державы мирно конкурируют вместо того, чтобы постоянно готовиться к войне». Центральным элементом того, что стали называть «Повесткой дня о распространении свободы» или «Программой свободы», должна стать трансформация Ирака, являвшегося одним из самых репрессивных государств Ближнего Востока, в многопартийную демократическую страну, что, в свою очередь, подтолкнет весь регион к демократическим преобразованиям: «Иракская демократия победит – и об этом ее успехе от Дамаска до Тегерана разнесется весть, что свобода может стать будущим каждой нации».
«Повестка дня о распространении свободы» не была, как позднее утверждали, произвольным измышлением одного отдельно взятого президента и его окружения. Ее основная предпосылка явилась развитием типично американской тематики. Документ «Стратегия национальной безопасности 2002 года» – который впервые объявил об этом политическом курсе – повторял положения меморандума СНБ-68, которые еще в 1950 году определили миссию Америки в холодной войне, впрочем, с одним решающим отличием. В 1950 году этот документ ставил американские моральные ценности на защиту свободного мира. Стратегия же 2002 года выдвигала задачу ликвидации тирании во всем мире, опираясь на универсальные ценности свободы.
Резолюция Совета Безопасности ООН № 687 от 1991 года[124] потребовала от Ирака уничтожить все запасы оружия массового уничтожения и обязала прекратить все программы по разработке подобного вида вооружений. С тех пор десять резолюций Совета Безопасности уличили Ирак в существенных нарушениях.
В том, что касается военных усилий в Ираке, характерным – и традиционным для Америки – стало решение о проведении полицейской, в сущности, акции как реализации одного из аспектов проекта по распространению свободы и демократии. На растущую волну радикального исламского универсализма Америка отвечала новым подтверждением универсальности своих моральных ценностей и концепции мирового порядка.
Основным условием выступала существенная общественно-политическая поддержка, особенно в том, что касалось отстранения от власти Саддама Хусейна. В 1998 году конгресс США принял закон об освобождении Ирака с подавляющей двухпартийной поддержкой (в палате представителей за законопроект голосовало 360 конгрессменов, а против – всего 38, в сенате же его одобрили единогласно). Было заявлено, что «это должна быть политика Соединенных Штатов Америки в поддержку усилий по отстранению от власти в Ираке режима, который возглавляет Саддам Хусейн, и по содействию появлению вместо этого режима демократического правительства». Подписав данный закон 31 октября, в тот же день, когда он был принят в сенате, президент Клинтон выразил согласие с обеими партиями:
«Соединенные Штаты хотят, чтобы Ирак присоединился к семье наций в качестве свободолюбивого и законопослушного члена. Это в наших интересах и в интересах наших союзников в регионе… Соединенные Штаты оказывают поддержку оппозиционным группам из всех секторов иракского общества, которые могли бы войти в поддерживаемое народом правительство».
Так как в Ираке не были разрешены никакие политические партии, кроме правящей партии Баас, которой Саддам Хусейн правил железной рукой, и, следовательно, никаких формальных оппозиционных партий не существовало, то фраза президента должна была означать, что Соединенные Штаты намерены выработать секретную программу по свержению иракского диктатора.
После военной интервенции в Ирак Буш развил идею о более широком участии, заявив об этом в ноябре 2003 года в речи, которую он произнес по случаю двадцатой годовщины Национального фонда в поддержку демократии. Буш осудил прошлую политику США в регионе за то, что она добивалась стабильности ценой свободы:
«Шестьдесят лет западные страны, находя оправдания отсутствию свободы на Ближнем Востоке и мирясь с таким положением, не сделали ничего ради нашей безопасности – потому что, в конечном счете, стабильность нельзя купить за счет свободы».
В изменившихся условиях двадцать первого века подходы традиционной политики сулят неприемлемые риски. Поэтому администрация переходила от политики стабильности к «наступательной стратегии распространения свободы на Ближнем Востоке». Американский опыт в Европе и Азии показал, что «продвижение свободы приводит к миру».
Я поддерживал решение осуществить смену режима в Ираке. У меня имелись сомнения в том, что относилось к распространению данного решения на государственное строительство и приданию ему столь всеобъемлющего характера, и о них я говорил на общественных и правительственных форумах. Но перед тем как изложить свои замечания, хочу выразить здесь свое неизменное уважение и личную симпатию президенту Джорджу Бушу-младшему, который в неспокойные времена руководил Америкой с мужеством, достоинством и твердой верой. Поставленные им цели и преданность делали честь стране, даже когда в ряде случаев они оказались недостижимыми в пределах американского политического цикла. Это символ его преданности «Программе свободы», которой Буш, покинув президентский пост, отдает теперь силы и время, и именно ее он сделал ключевой тематикой своей президентской библиотеки в Далласе.
По собственным детским годам я знаю, что испытывает член дискриминируемого меньшинства в тоталитарной системе, затем я был в США иммигрантом, поэтому мне не понаслышке известны те аспекты американских ценностей, которые связаны с освобождением от различного рода социальных ограничений. Распространение этих ценностей на основе примеров и при гражданской поддержке, как в случаях плана Маршалла и программ экономической помощи, является благородной и важной частью американской традиции. Но насаждать подобные ценности с помощью военной оккупации в той части света, где у них не было никаких исторических корней, и ожидать фундаментальных перемен за политически значимый отрезок времени – стандарты, устанавливаемые многими сторонниками и критиками усилий в Ираке, нередко очень схожи, – это задача, которая, как выяснилось, выходит за пределы того, что готова поддерживать американская общественность и к чему может приспособиться иракское общество.
Если принять во внимание этнические противоречия в Ираке и тысячелетний конфликт между суннитами и шиитами, разделительную линию, которая проходила через центр Багдада, то попытка трансформировать историческое наследие в условиях ведения боевых действий, да еще тогда, когда внутриполитические дебаты лишь вызывают разногласия, придает американским усилиям в Ираке некоторое сходство с сизифовым трудом. Трудности усугубляет решительное неприятие преобразований со стороны режимов в соседних странах. Не достигая успеха, усилия в итоге обречены оставаться бесконечными.
