И Ленка опять хохотала как сумасшедшая. Признав, что там этим документам и место. Зато потом, когда вышел мой текст про визит Немцова, пресс-секратарь СПС смеяться уже перестала. А позвонила мне и заявила, что все ее коллеги требуют, чтобы Трегубову больше на порог никогда не пускали.
– Ну зачем было выносить сор из избы?! Есть такие вещи, о которых писать нельзя, неужели ты этого не понимаешь?! – заявила Дикун.
Упс… Еще одна выпала из гнезда кукушки…– с тоской подумала я.
Но дня через два Дикун сама перезвонила и с какой-то особенной, диггерской радостью в голосе призналась:
– Ладно, Трегубова, по-журналистски-то я ведь прекрасно понимаю, что репортаж у тебя -классный… Я всем своим тут уже строго-настрого сказала: Я тут вам не позволю второй Кремль устроить! Руки прочь от Трегубовой!
* * *
Кстати, вторая журналистка, которая в момент начала в Кремле репрессий против СМИ не побоялась заступиться за меня, Татьяна Нетреба из Аргументов и Фактов – тоже недавно приняла решение прекратить поездки с Путиным: Нервы -дороже – говорит она.
* * *
Недавно встретила Лешку Венедиктова с Эха Москвы и пожаловалась ему, что из-за терпкого путинского духа, который с быстротой и неотвратимостью радиации распространяется по всей стране, я даже уже и в газете чувствую себя пенсионером:
– Я вот тут призналась коллегам в Коммерсанте, что точно знаю, чем буду под старость деньги зарабатывать, если доживу: помнишь, были такие сумасшедшие старушки, про которых говорили: Она ЛЕНИНА видела! А я точно так же буду ходить по школам и рассказывать, как я ЕЛЬЦИНА видела. А коллеги мне в ответ, знаешь, что отвечают: Во-во! К тому времени, как ты станешь старушкой, как раз скоропостижно оборвется десятое президентство Владимира Владимировича Путина…
– С ума можно сойти! Если уж Трегубова у нас о пенсии думает, – куда катится мир! – засмеялся Венедиктов, вспомнив, как еще совсем недавно покровительственно называл меня комсомолом.
Кстати, Алексей Алексеевич Венедиктов по-прежнему при встрече то и дело поддергивает меня за нос, как учитель – ученицу. А я каждый раз радуюсь, и хожу потом весь день рот до ушей: приятно ведь себя хоть иногда ребенком почувствовать.
* * *
Мой кремлевский Вергилий – Волин, по какой-то прямо-таки изысканной шутке судьбы, умудрился ровно в тот день, когда я сдавала эту рукопись в издательство, уволиться с поста главного пиарщика Белого дома. Так что, как плоско шутят в кремлевской тусовке, Волин – уволен. Думаю, теперь и ему забавно будет вспомнить, как он водил меня по кремлевским лабиринтам.
* * *
А что касается Владимира Владимировича Путина, то его до недавнего времени я каждый день видела у себя дома в туалете. Вернее, если использовать сленг, который более симпатичен нашему президенту, – в сортире. Коллеги из Коммерсанта подарили мне матрешку, где сверху – Путин, потом снимаешь его голову, а внутри – Ельцин, а дальше – Горби, а еще глубже – Брежнев. И так до самого Сталина.
– Это тебе, – чтобы у тебя в сортире террористы не завелись! – пояснили коллеги.
Да у меня там террористов и до этого-то как-то не было…
Одного высокопоставленного правительственного чиновника, заглянувшего как-то раз по какой-то нужде в мой туалет, чуть кондратий не хватил.
Он немедленно выскочил оттуда, почтительно декламируя:
– Двое в комнате – я и Путин…
А моя подруга-лингвистка, в совершенстве знающая немецкий, вывела даже четкое научное этимологическое обоснование пребывания Путина именно в этом месте:
– В Германии ведь, чтобы избежать грубого оборота пошел в туалет, употребляют иногда эвфемизм Zum Keiser gehen – то есть пойду-ка я схожу в гости к Кайзеру… Так что, с учетом отечественных политических реалий, – это полная калька с немецкого – пойду-ка я к Путину!
В общем, паломничество по путинским местам было отдельным аттракционом в моей квартире. И никого из гостей равнодушным не оставляло, неизменно рождая самые живые аллюзии.
Но после того как я дописала книгу, мне почему-то вдруг захотелось убрать матрешку с глаз долой. В смысле – прочь с бачка.
Я засунула ее в ящик на антресолях. И на этом эпоха Путина закончилась. По крайней мере – в моем личном сортире.
На самом деле никакого Путина в реальности и нет. Как не было и никакого Связьинвеста, никакого Примакова, никакого разворота над океаном, никакого Лужкова (то проклинавшего ельцинскую Семью, то присягающего на верность ее наследнику Путину) и никаких Гусинского с Березовским (то поддерживающих Кремль, то воюющих с ним – и, соответственно, то мешающих свободе СМИ, а то, наоборот, подкармливающих независимую от государства журналистику), и даже никакой кремлевской пресс-хаты. Все это – лишь соблазны, которые эфемерны, когда мы не обращаем на них внимания, но которые сразу же приобретают кровь, плоть и когти, как только мы принимаем их всерьез. Наша Московская Хартия журналистов, к примеру, не собирается у Маши Слоним уже почти два года. Из-за Путина? Да ну, глупости какие!
Ну разве что только один из прежних гостей наших посиделок может оправдаться Путиным: Алик Гольдфарб – тот самый, который, прилетая в Москву из Нью-Йорка, сразу же заявлялся к Машке с бутылкой прекрасного дорогого вина и банкой дешевых несъедобных шпрот. Будучи потомственным авантюристом, Гольдфарб ввязался в очередную историю: спас полковника Литвиненко, обвинившего ФСБ в причастности ко взрывам жилых домов в Москве, – попросту выкрал его из Стамбула и нелегально привез в Лондон, и из-за этого теперь, как в добрые советские времена, стал не въездным.
* * *
Не знаю, может, мои коллеги ушли в подполье и затихли, потому что вновь надеются спасти свои СМИ ценой добровольного молчания? Ну что ж: очень логично – спасти от закрытия газету, телеканал, журнал или радиостанцию, введя жесткую самоцензуру, – то есть, по сути, собственноручно их самоликвидируя. Правильно – тогда Путину даже и закрывать их не придется.
А может быть, нам теперь так страшно снова встретиться вместе потому, что не хочется мучить себя воспоминаниями о том неуловимом духе вольного диггерского братства, который едва успел пригрезиться нам в ельцинскую эпоху и который мы сами так по-глупому спугнули, впустив в нашу жизнь эфемерных чудовищ?
Так что не надо ля-ля: никакого Путина нет. Есть только мы сами.
Я вот, тоже, видите, в предисловии пообещала ответить как мы дошли до жизни такой – да так и не смогла. Ну не знаю я! Почему я все должна знать?!
* * *
Пока я несколько месяцев тщетно искала в родной стране издателя, который бы не побоялся опубликовать мою книгу, Московская Хартия журналистов все-таки наконец встретилась.
Мы собрались в апреле 2003 года – по сути, в первый раз с момента прихода Путина к власти. Встреча проходила на нейтральной территории, ничем не напоминающей о былых ельцинских посиделках в квартире у Слоним – но зато стилистически напоминающей о позавчерашних, брежневских диссидентских посиделках: в квартире у корреспондента Радио Свобода. Пришли не все: Владимир Корсунский (который издает теперь собственную интернет-газету Грани.ру – одно из последних неподцензурных СМИ в России), Алексей Зуйченко (который после краха нескольких печатных изданий нашел прибежище в виртуальном ковчеге Корсунского на Гранях.ру), Сергей Пархоменко (который после захвата журнала Итоги государственным концерном Газпром-Медиа и перестановок в Еженедельном журнале оказался временно безработным, зато родил еще одного наследника – Матвея), Алексей Венедиктов (который по-прежнему руководит радиостанцией Эхо Москвы и буквально стонет, что настали такие времена, когда ради сохранения единственной независимой от Кремля радиостанции приходится идти на компромиссы с Кремлем же. Алексей Алексеевич Венедиктов тоже, кстати, занялся подготовкой себе профессиональной смены – растит сына, которого, как нетрудно догадаться, тоже зовут Алексеем Алексеевичем), Сергей Бунтман и Ольга Бычкова (трудящиеся под десницей Венедиктова на Эхе Москвы), Владимир Тодрес (ушедший не только из политической журналистики, но и из русской журналистики вообще, и руководящий теперь московским корпунктом агентства Блумберг), Михаил Соколов и Анна Качкаева (работающие в московском бюро Радио Свободы), Ирина Антоновна Иновели (думский корреспондент официозного агентства Интерфакс, всегда проявляющая необъяснимое мужество, связываясь с нашей компрометирующей компанией), Наталия Геворкян (уехавшая в Париж обживать корпункт Коммерсанта), Вероника Куцылло (давно уже ушедшая с беспокойной должности начальника отдела политики Коммерсанта на пост заместителя главного редактора журнала Власть и тоже недавно родившая себе по этому случаю наследника – красавца-сына Филиппа) и, конечно же, Маша Слоним (документальный фильм которой о нашей Хартии и драматической истории постсоветской журналистики Это тяжкое бремя свободы не решился, разумеется, продемонстрировать ни один российский телеканал). Вот и все диггеры. Из почти трех десятков журналистов, которые прежде были в списке Хартии.
