Пассивность высших военных руководителей, немногих из тех, кто обладал в стране реальной силой, в отношении судьбы полумиллиона немецких евреев развязывала Гитлеру руки для ужесточения их социальной и экономической дискриминации, апогеем которой стала «имперская хрустальная ночь» — еврейский погром в ночь с 9 на 10 ноября 1938 года. После него ОКВ достигла критика в адрес «еврейских чисток». Военно-экономическая инспекция XVII военного округа (Вена) сообщала, что очень большое число австрийцев не согласно с методами «удаления евреев». Хотя они не чувствовали особого сострадания «к этому еврею» и хотели лучше избавиться от него сегодня, чем завтра, все же «сожжение святилищ и избиение евреев было для них совершенно непонятным».[64]
Однако вермахт безмолвствовал. Из воспоминаний командующего военно-морским флотом гросс-адмирала Редера известно, что в его адрес поступили протесты от адмирала Конрада Патцига, капитанов первого ранга Гюнтера Лютьенса и Карла Дёница. Известно и то, что расправа с евреями вызвала негативную реакцию командующего 1-й группой армий генерал-полковника Федора фон Бока.[65] Но ни ОКВ во главе с Вильгельмом Кейтелем и Альфредом Йодлем, ни новый командующий сухопутными войсками Вальтер фон Браухич своего неодобрения не выразили.
Депортация мужчин-евреев из Регенсбурга в концлагерь Дахау, 1938
Пассивными остались и военные заговорщики, всего полтора месяца назад готовившие свержение Гитлера. Более того, на фазе непосредственной подготовки к развязыванию войны активизировалась антисемитская пропаганда в вермахте. По распоряжению ОКВ 1 декабря 1938 года была напечатана статья «Борьба еврея за мировое господство», в которой говорилось, что другие страны не имеют права «возмущаться оборонительной борьбой немцев против вековой воли еврейства к уничтожению… Только когда еврей будет отстранен от власти и в других странах, возникнет возможность взаимопонимания между народами, основанная на принципе справедливых претензий и свободы».[66]
30 января 1939 года в речи в рейхстаге Гитлер публично провозгласил одной из главных целей будущей войны уничтожение «мирового еврейства»: «Европа не сможет успокоиться, пока не будет решен еврейский вопрос… Если международному финансовому еврейству в Европе и вне ее удастся еще раз ввергнуть народы в мировую войну, результатом такой войны будет не большевизация мира и победа еврейства, а уничтожение еврейской расы в Европе!»[67]
Военное командование послушно последовало за фюрером. Вскоре после его выступления ОКВ издало директивы с комментариями речи рейхсканцлера. В специальное пособие для солдат и офицеров по национал-социалистическому воспитанию была включена статья «Еврей в немецкой истории», в которой утверждалось, что рейх ведет «борьбу против мирового еврейства, которое стремится натравить все народы мира на Германию», что борьба против евреев будет продолжаться, даже если последний из них покинет Германию. В этом случае Третий рейх будет решать две задачи: «искоренение всех последствий еврейского влияния, прежде всего в экономике и духовной жизни» и «борьба против мирового еврейства, которое пытается настроить все народы мира против Германии». В отличие от соперничества с другими европейскими народами, с которыми Германия ведет «рыцарский спор», с евреями борьба ведется как с «ядовитыми паразитами».[68] Столь же откровенно звучало и выступление Редера по поводу Дня памяти павших героев 12 марта 1939 года, в котором был брошен «недвусмысленный и безжалостный вызов большевизму и международному еврейству… деяния которого мы достаточно почувствовали на собственном народном теле. Отсюда вытекает необходимость объединения со всеми нациями-единомышленницами, которые, как и Германия, не хотят позволить антинародным идеологиям и чужеродным паразитам разрушить силу, посвященную строительству и внутренней мирной работе».[69]
Пожалуй, настроение тех офицеров, которые позднее командовали корпусами и армиями, отражают письма и дневниковые записи Готтгарда Хейнрици, в 1933–1939 гг. продвинувшегося по службе от подполковника до генерал-лейтенанта. В марте 1933 года он сожалел о злоупотреблениях по отношению к знакомым с ним «честным» евреям, но одновременно оправдывал их указанием на 1919 год, «когда мы вернулись домой, а управляли матросы с красными повязками». Увольнение еврейских чиновников, служащих и врачей он приветствовал: «Я никогда не проклинал евреев всех вместе, но очень хорошо, если они займут подобающее им место. Кажется, в школах уже проветривается». Бойкот еврейских гешефтов 1 апреля 1933 года Хейнрици поначалу оценил как «очень несчастливое мероприятие, которое должно привести к многим несправедливостям и обидам… Было необходимо вытеснить евреев из их очень большой сферы влияния. Но средство для этого выбрано неверно». Однако через несколько дней он опять поставил «великое» на передний план, показал понимание «необходимых» принудительных мероприятий, «некоторой жесткости» и похвалил Гитлера и Геббельса за ловкость, с которой они «все же провернули еврейский бойкот». Затем высказывания Хейнрици о политике по отношению к евреям становятся все реже и сдержаннее. «В Берлине, как и во всех остальных городах, разрушены еврейские гешефты и синагоги… Повсюду слышны сугубо отрицательные оценки всего того, что произошло», — писал он об «имперской хрустальной ночи». Но при этом лишение евреев их прав и преследование никогда не были для него решающим критерием оценки нацистского режима. Какое направление грозил принять нацистский антисемитизм, ему должно было стать известно из выступления идеолога гитлеровской партии рейхсляйтера Альфреда Розенберга, на котором Хейнрици присутствовал в январе 1939 года. Розенберг «говорил о мерзких евреях в течение часа. Еврейский вопрос будет решен, когда в Германии не останется ни одного еврея, и они полны решимости добиться этого. Лучше всего было бы вообще, если бы во всей Европе не было больше евреев».[70]
Так в период становления и укрепления нацистской диктатуры германские вооруженные силы поддержали все антисемитские мероприятия гитлеровского режима, руководствуясь не только своими собственными взглядами на «еврейский вопрос», но и стремлением сохранить и по возможности упрочить исключительное положение прусско-германского офицерского корпуса в новом государстве. Однако тоталитарное господство принципиально исключает существование любого автономного фактора власти, поэтому нацистские власть имущие успешно использовали податливость военных в этом и других вопросах для превращения армии в инструмент своей политики. Путь к полной политической и моральной деградации вермахта лежал от изгнания из своих рядов «неарийских» сослуживцев, изменения принципов кадрового отбора военнослужащих, молчаливой поддержки дискриминации евреев внутри Германии до публичного одобрения гитлеровских целей войны против «мирового еврейства».
1.2. «Трусливый зритель»: Вермахт и польские евреи на первом этапе войны (1939–1941 гг.)
С началом Второй мировой войны антисемитская политика нацистской Германии вступила в новую фазу, продолжавшуюся до капитуляции Франции в июне 1940 года. В это время руководители Третьего рейха рассчитывали на быстрое окончание войны и опасались того, что она примет затяжной характер и, значит, надолго ограничит подвластную им территорию Центральной Европой. Нацисты еще рассчитывали «окончательно решить еврейский вопрос в Европе» путем выселения евреев из Германии в Польшу, где проживали 3,1 миллиона евреев, составлявших 10 % населения страны. Еще во время боевых действий около 60 тысяч евреев бежали из западной части Польши в восточную, а после разгрома польской армии части вермахта и СС насильственно изгнали десятки тысяч евреев в области, оккупированные СССР.[71]
Национал-социалисты присоединили к рейху Данциг и Западную Пруссию, Познань и значительную часть Силезии, создав два новых рейхсгау Данциг — Западная Пруссия и Вартегау. В оставшейся части Польши 12 октября было образовано генерал-губернаторство. Генерал-губернатор Ганс Франк, находившийся в Кракове, подчинялся непосредственно Гитлеру. Территория генерал-губернаторства была разделена на дистрикты Краков, Люблин, Радом и Варшава, по 10 округов в каждом. В августе 1941 года к генерал-губернаторству был присоединен пятый дистрикт — Галиция. Именно здесь, на территории, подконтрольной Франку, проживала каждая третья жертва Холокоста.[72]
21 сентября 1939 года шеф полиции безопасности и СД Рейнхард Гейдрих приказал сгонять евреев в специально созданные гетто в Варшаве, Лодзи, Кракове, Люблине и Радоме, что с самого начала было задумано как этап подготовки к их физическому уничтожению. Копия приказа в начале октября была направлена в Верховное командование сухопутных войск (ОКХ) и оттуда — в группу армий «Юг». В области группы армий «Юг» еврейское население перегоняли через реку Сан, по которой проходила советско-германская демаркационная линия. По распоряжению ОКХ части вермахта стремились помешать польским беженцам вернуться в родные места. Начальник штаба командующего на Востоке генерал Манштейн дополнил этот приказ собственной метафорой о «потоке», который вот-вот прорвется в Германию. Войска должны были «всеми средствами воспрепятствовать возвращению еврейских беженцев в восточную часть Верхней Силезии».[73]
